В зеркальном саду

Пестро разрисованный «микрик» неспешно бежал по неровной раздолбанной дороге. Из слабенького динамика радиоприемника доносилось что-то вроде бы ирландское, старинное, но в весьма приятном исполнении, причем — вот забавно! — тоже на тему далекого пути куда-то там. Невысокие лесистые холмы сменялись полями вокруг деревень, в низинах извивались обмелевшие по летнему времени речки, которые дорога часто пересекала то по ненадежным мостикам, то просто вброд. Пару раз пришлось останавливаться, чтобы пропустить стада коров. Глупые животные, не соображая, брели прямо по дороге, мешая движению и норовя заглянуть в окна попавшихся автомобилей. Одно безмозглое копытное, заинтересовавшись яркой машиной, влезло носом и рогами в незакрытое заднее окно… Но унюхало весьма специфический запах и в ужасе сбежало, обиженно мымыкая. Внутри пестрого «микрика» женщина копалась в увесистой потрепанной сумке, вылавливая то самосшитое цветастое платье, то драные джинсы, то кислотно раскрашенную широкую футболку с символом мира, то еще какую-нибудь вещь совершенно не из тех, что прилично было бы надеть на придворное сборище. Не заморачиваясь прикрытием, женщина переодевалась то в одно, то в другое, и каждый раз, за неимением нормального зеркала, обращалась за объективной оценкой своего вида к находящемуся за рулем мужчине. Тот, отвлекаясь от дороги, добросовестно оценивал: по его мнению, любимая была хороша в любой одежде, а совсем без одежды — еще лучше. В задней части машины, за латанной-перелатанной занавеской из старой простыни, царила своя атмосфера: оттуда время от времени доносились вдохновенное ржание, шокированное кудахтание, страстное мурчание и повизгивание и крепкий запах скуриваемой травки. Постепенно коров на дороге становилось все меньше, приличных машин — все больше, деревни постепенно сменились разросшимися пригородами, а асфальт даже стал немного походить именно на асфальт, а не на укатанную грунтовку. Приближался город… А также встреча с теми, кто очень ждал прибытия блудных путешественников. *** Сад юной Принцессы был полон зеркал. Самых лучших, чистейших, без единого темного пятна или иного изъяна. Они были установлены на подставках, на низких решетчатых оградах клумб, привешены на прочных веревках на ветви старого дуба — единственного большого дерева здесь… В некоторые зеркала удобно было посмотреться, чтобы оценить свой внешний вид и при необходимости привести в порядок одежду или прическу. Однако была у всего этого хрупкого множества и другая, неизмеримо более причудливая и важная цель. Зеркала были установлены так, что, многократно перекидываясь отражениями, они могли мгновенно донести в центр сада весть о том, что кто-то вошел или просто приблизился к одному из нескольких входов. Таким образом, Принцесса, любившая проводить погожие теплые дни в беседке на берегу пруда, оказывалась сразу осведомлена о каждом госте. Идея такой хитрой системы принадлежала ей самой, а воплотить задумку в жизнь помогли наставница, любящий дед-Король, придворные зеркальщики и неожиданно подключившийся Сыщик. Последний, как выяснилось, несколько раз имел дело с похожими системами зеркал, которые можно было использовать и для скрытого шпионажа. В последние летние недели в саду Принцессы перебывало больше разных гостей, чем за все время до этого. То главный королевский портной являлся согласовывать фасон и отделку будущего свадебного платья, то ювелир приносил образцы украшений для выбора, то учитель танцев проверял, идеально ли его ученица запомнила фигуры обязательных танцев, точно ли может выдерживать заданный ритм, гибко ли подстраивается под движения кавалера… Дни стояли теплые и ясные, проводить по полдня в комнатах не хотелось, поэтому Принцесса попросила деда и наставницу, чтобы ей позволили хотя бы часть назначенных встреч проводить в любимом саду. Старшие, посомневавшись, все же согласились. До намеченной и тщательно спланированной свадьбы оставалось чуть меньше трех недель. Принцесса выходила замуж за юного Маркиза, единственного наследника могущественного и богатого Герцога. Конечно, если бы любимая внучка стала отказываться от выбранного дедом жениха, Король не стал бы приневоливать ее… Однако Принцесса, познакомившись с Маркизом, осталась им вполне довольна и без лишних споров и промедлений согласилась на будущую свадьбу, чем основательно порадовала Короля, Герцога и прочих взрослых и мудрых людей. Общение с Маркизом Принцессе разрешили продолжить, так что нареченные постепенно сделались если не друзьями, то добрыми приятелями уж точно. Маркиз, являясь в гости, оценил по достоинству выдумку с зеркалами и даже хотел было завести нечто подобное у себя, однако, поразмыслив и обсудив этот вопрос с невестой, все же решил не совершать поспешного шага. В конце концов, если Принцесса в познании мира и узнавании разных секретов должна была больше всего полагаться только на зрение, то Маркиза часто очень выручал совершенно не по-человечески острый нюх. Сегодня Маркиз заявился снова, как обычно, попытавшись как можно дольше не попадаться взорам вездесущих зеркал и, как обычно, «засветившись» менее чем на половине пути. Принцесса, довольная игрой, чуть улыбнулась подошедшему жениху. Маркиз, вежливо стараясь держаться в поле зрения своей невесты, чтобы ей не приходилось извертывать шею при беседе, поздоровался с присутствовавшей тут же наставницей, потом любопытно заглянул в творимую Принцессой вышивку… «Твоя матушка получилась похоже, — прокомментировал он. — Но сейчас она, думаю, выглядит уже постарше». «Я брала за пример ее портрет, который висит в моей гостиной, — ответила Принцесса. — Его я помню намного лучше, чем ее настоящую внешность». «Ничего, у нас еще будет возможность сравнить», — улыбнулся Маркиз. «Причем, как мне сказали, она появится уже завтра, — немного посомневавшись, сообщила ему Принцесса. — Если, конечно, мои родители еще не совсем забыли о моем существовании». «Вряд ли они додумались бы пропустить такое важное событие», — обнадежил Маркиз. В небольшом садовом пруду, всего в нескольких шагах от беседки, золотые карпы кои сплылись к каменному берегу и сквозь спокойную гладь воды глядели на этот разговор, понимая иной раз гораздо больше, чем люди. Рыбы обитали в этом пруду уже не первый год, зимой спали на глубине, а в теплое время едва ли не всякий день наблюдали за находящимися рядом людьми. Если бы местным карпам довелось когда-нибудь встретиться и побеседовать с рыбами из других водоемов, то они могли бы рассказать много занимательного о жизни Принцессы, Короля, наставников, слуг и других дворцовых обитателей. Однако здешние рыбы жили своим закрытым, почти аристократическим обществом, и потому возможности стать «находкой для шпиона» у них не было. Очередных гостей зеркального сада Маркиз унюхал даже раньше, чем их смогли увидеть зеркала. *** Госпожа Миллер, наблюдая за разговором Маркиза и Принцессы, не спешила вмешиваться. Эти встречи, хоть и не совсем желательные с точки зрения самых строгих приличий, были одобрены Королем, а значит, делом наставницы было лишь приглядывать, чтобы молодые люди не переходили границ дозволенного. Впрочем, у Маркиза хватало ума не разрушать оказанное ему доверие, да и Принцесса, к счастью, не унаследовала бунтарского духа своей неразумной матушки. Так что молодые люди мило беседовали на множество самых разных тем, которые приходили им в головы, и, если было подходящее время, кормили обитавших в пруду рыбок. Карпы сплывались на кормежку, толкались, высовывали из воды свои озадаченные мордочки, смешно разевали круглые холодные рты… Маркиз, развеселившись, передразнивал рыбок, принцесса беззвучно смеялась над его рожицами, потом и сама присоединялась… Иногда шуточные кривляния доходили до таких изощренных гримас, что сами чешуйчатые виновники людского веселья отвлекались от еды и в некотором шоке таращились на хозяйку и ее друга. Однако такие «приступы веселья» никогда не затягивались чрезмерно и уж тем более никогда не выносились за пределы этого личного садового уголка. Перед слугами, придворными и дедом юная Принцесса всегда выглядела достойно своего титула, что даже удивляло кое-кого из тех, кто был знаком с ее матерью. Однако Принцесса-старшая уж который год моталась по свету вместе со своим супругом, а отца и дочку навещала хорошо если раз в пару лет. Так что вспоминали ее при дворе все реже и реже, и Принцесса-младшая постепенно освобождалась от навязчивых сравнений с непутевой родительницей. Госпожа Миллер уже тридцать лет зарабатывала на жизнь тем, что учила знатных молодых девиц манерам и этикету, так что считалась признанным специалистом в этой области. Однако случай юной Принцессы оказался в практике почтенной наставницы исключительным и поначалу довольно тревожащим. Нет, подопечная не отличалась пакостливостью и непокорностью, привыкла слушаться старших и не доставляла проблем в обычном смысле слова… Однако некоторые ее особенности все же невозможно было оставлять без внимания, и госпожа Миллер, приняв этот профессиональный вызов (за повышенную плату, разумеется) со всем старанием взялась обучать Принцессу и манерам, и многим хитростям для лучшего выживания в этом мире. Чтобы девочка не привыкала к праздности и бесполезной трате времени, наставница с самого начала стала приучать ее к тому рукоделию, которое знала сама: к вышивке — для красоты и по традиции, к вязанию и шитью — для настоящей пользы, хоть последнее и не было необходимым. Однако, по соображению госпожи Миллер, лучше уж юной девице занимать свое время приличествующим хозяйственным занятием, чем чтением легкомысленных романов или пустыми мечтами о «свободе», путешествиях и прочей ерунде. Девочка, с малолетства росшая без матери, нуждалась в женском воспитании, в хорошем жизненном примере. Именно от госпожи Миллер юная Принцесса узнавала такие вещи, которые в нормальных семьях девочки узнавали от матерей и бабушек. Об одежде и белье, о домашнем хозяйстве, о помолвке, свадьбе и о том, что за этим следует, о целебных средствах, как аптечных, так и изготовляемых на домашней кухне, о надежных приметах, природных и телесных, о приличиях и незаметных намеках, о том, что следует скрывать от посторонних глаз, и о том, когда надо обязательно обратиться за помощью, о тех случаях, когда от правил этикета нельзя отступить, и о тех, когда ими нужно пренебречь… Может быть, кто-нибудь особенно придирчивый и был бы недоволен, что Принцессу учит жизни женщина, рожденная в низшем сословии, однако наставнический опыт госпожи Миллер был настолько велик, что об ее происхождении уже мало кто вспоминал. Госпожа Миллер оставалась с Принцессой дольше, чем с любой другой ученицей до этого. Однако приближалась свадьба королевской внучки, и после этого знаменательного события наставница и ученица должны были расстаться. Поэтому перед грядущей неизбежной разлукой они проводили время вместе на привычном любимом месте в саду, стараясь поговорить о том, о чем могли не вспомнить за предыдущие годы, о том, что тогда казалось неважным, но теперь вдруг стало значительным и тревожащим… Юный Маркиз во время своих визитов иногда заставал такие разговоры, но деликатно не приглядывался, понимая, что даже ему не нужно знать все. *** — Карандаш не забыл? — обеспокоенно спросила Принцесса-старшая, кажется, в четвертый или пятый раз. Трубадур, слегка задолбанный, но понимавший тревогу жены, очередной раз показательно обхлопал свои многочисленные карманы… Потом для надежности обшарил… Но в итоге обнаружил лишь мятую сигаретную пачку (полупустую), пять цветных прищепок, одну диковинную иностранную монетку, засушенную веточку полыни, две бутылочные пробки, три дырки… и ни одного карандаша. — Вот так и знала! — выдохнула Принцесса, под сбивчивые извинения мужа обшаривая карманы своего платья. В итоге отыскались целых три карандашных огрызка, пригодных для письма, и свернутый остаток какой-то старой школьной тетради. — Живем! — обрадовалась женщина. — А то у этой медведихи просить — она еще, блин, так посмотрит… — Да наплюй, — посоветовал Трубадур. — Кто она там, бюргерша какая-то, не хватало еще бояться ее. Их ждали только завтра — так сообщил Принцессе знакомый старый слуга, помнивший ее еще маленькой девочкой. Король был занят последними проверками свадебных расходов вместе с главным казначеем, так что прибывшие попросили, если можно, хотя бы устроить им сегодня встречу с юной Принцессой. Слуга глядел на Принцессу-старшую с непонятной жалостью, а на Трубадура — с вполне понятной неприязнью, не изжитой за прошедшие годы, однако все же согласился провести парочку в зеркальный сад. Осла, Петуха, Пса и Кота во дворец с собой не потащили: должен же кто-то был сторожить машину, да и отходняк после той новой травки был долгий. *** Зеркала глядели молчаливыми холодными просветами среди аккуратно подстриженной садовой зелени. Каждое движение отражалось в них как-то неправильно, не в ту сторону, и от этого Принцессе-старшей вдруг стало жутко. Во времена ее жизни во дворце этого сада еще не было, а был лишь редко посещаемый внутренний дворик с парой позабытых клумб и старым дубом, которому, наверно, было столько же лет, сколько и окружающим строениям. Это крыло дворца, которое до того не было жилым уже лет сорок, обустроили и обновили как раз для новой Принцессы-наследницы, чтобы она жила и подрастала здесь под присмотром проверенных слуг и учителей, оберегаемая от большого мира, вдали от его искушений. Чтобы никогда не узнала, каков мир за крепкими стенами, окружающими дворец, чтобы никогда не увидела, как длинны бесконечные дороги, ведущие за горизонт, как зелен лес и ярок цветущий луг, как сверкает извилистая река… Чтобы не вздумала сбежать вслед за родителями. Хотя неужели кто-нибудь всерьез думал, что такая девочка смогла бы выжить в опасном большом мире? Выход из незатейливого кустарного лабиринта — невыносимо аккуратного — показался, как обычно, совершенно неожиданно. Последнее из зеркал, отловив отражение пришедших, чуть под другим углом показало и хозяйку сада, и Трубадур с Принцессой-старшей еще успели заметить, как их дочь старается скрыть улыбку и принять обычный невозмутимый вид. Она встала им навстречу, отложив вышивание — сильно выросшая со времени их последней встречи два года назад. Уже почти взрослая, уже невеста. Темно-рыжие волосы (удалась в прабабку с материнской стороны) уложены в аккуратную косу, из которой каким-то немыслимым образом не выбивается ни одной прядки. Бледное лицо, не искусанное солнечными лучами, спокойно, хотя во взгляде зеленоватых глаз таится сдержанное доброе любопытство. Скромное серо-коричневое платье делает Принцессу похожей на какую-нибудь воспитанницу монастыря. Посмотришь — и даже засомневаешься, твое ли дитя. Рядом, видно, тот самый Маркиз, завидный женишок. Белокожий, беловолосый, то самое, что в умных книжках зовется «альбинос». А глаза карие, темные, какие-то странные, сумасшедшие. Принюхивается, морщится, как заморский зверь енот. Унюхал, наверно, почти выветрившийся запах курева с одежды. Оценивает, стоит ли тут быть вежливым, оглядывается на невесту, спрашивает что-то без слов, одним только взглядом. Тут же и та самая «бюргерша», «медведиха» — наставница, госпожа Миллер. Вторую кличку заслужила не зря: размеры подходящие, но двигается тихо и ловко, хоть и старая уже. Про нее говорят, что она и самого Сыщика, если придется, голыми руками заломает и в калач скрутит. Глядит на незваных гостей так, словно готова их тут же грязной метлой прогнать. На долгие мгновения взгляды встречаются в вязкой тишине и краткой неподвижности. Кажется, что не выйдет доброй встречи, не ко времени гости, да и вовсе не рады им тут, не место бродячим «детям цветов» в королевском дворце, а уж тем более — на королевской свадьбе. Уголки тонких губ Принцессы чуть приподнимаются, прячут улыбку. Вздрагивают изящные руки. «Добрый день, мама, папа, — беззвучно говорят бледные пальцы, привычные к шитью и вязанию. — Очень хорошо, что вы прибыли пораньше». Принцесса-старшая, вытащив потрепанную тетрадку и карандаш, уже принялась поспешно строчить что-то на измятой бумаге, и Трубадур заглянул ей через плечо, подсказывая, что прибавить к написанным словам. Двенадцать лет назад в их вольную бродячую семью пришла беда. Малышка-дочка тяжело заболела, а лекарств и тем более врача среди деревень и проселочных дорог не нашлось бы. От усталости и тревоги за судьбу дочери Принцесса-старшая, тогда беременная второй раз, потеряла нерожденного ребенка. Принцесса-младшая тогда все же выжила и смогла оправиться от болезни, однако не без последствий — девочка, еще не научившаяся как следует разговаривать, полностью лишилась слуха. Не смогли помочь даже опытные столичные врачи, когда отчаявшаяся Принцесса-старшая обратилась за помощью к своему отцу. После этого глухую девочку решили оставить во дворце, в безопасности и довольстве. Дед и наставница стали для маленькой Принцессы ближе родителей, а звучащую речь ей заменяли язык жестов и написанные слова. Но даже этими несовершенными способами можно было сейчас поведать очень многое. Клонившееся на закат солнце, отражаясь под разными углами в бесчисленных зеркалах, наполняло сад рыжеватым светом.