Декабрь в этом году выдался на удивление снежным для Лондона. Уже почти неделю отметка термометров не поднималась выше нулевой, а за окном красовались ровные белые дорожки, навевающие мысли о приближающемся празднике. Жизнь приобрела какой — то умиротворяющий оттенок, все шло своим чередом: не торопясь, покойно и мирно.
Для Джона Ватсона наступили долгожданные дни отпуска и отдыха, если, конечно, таковой возможен при соседстве с гением дедукции, по — прежнему шокирующей доктора самыми немыслимыми экспериментами. Но, несмотря на атмосферу зимней сказки за окном, бывшего военного не отпускало предчувствие, будто что — то должно произойти в скором времени, что — то, выходящее за рамки обычного ритма жизни обитателей квартиры 221В.
И он не ошибся. Все началось с того, что однажды утром за завтраком, попивая кофе с, по обыкновению, ничего не выражающим лицом, Шерлок сообщила новость, от которой Ватсон едва не поперхнулся чаем, любезно налитым миссис Хадсон и оставленным на столе. Шерлок, та самая Шерлок, которая во время каждой встречи со старшей сестрой демонстративно закатывала глаза, не забывая подколоть ту насчет часто посещаемого спортзала; та самая Шерлок, которая после нечаянного знакомства Джона с ее родителями лишь небрежно бросила, что ее мать «неважно соображает», эта самая Шерлок спокойно объявила о намерении посетить рождественское застолье в кругу семьи и, более того, сообщила, что «дорогого доктора Ватсона» там тоже ожидают в качестве гостя. Чему удивился Джон больше — столь лояльному отношению детектива к самой затее (с ее — то пренебрежением к подобного рода мероприятиям) или приглашению — он сам не понял, однако, посчитал невежливым, да и глупым отказываться от предложение четы Холмс. Тем более, в свой последний визит на Бейкер — стрит родители Шерлока произвели на него впечатление людей исключительно добропорядочных.
Утром двадцать пятого декабря знаменитая пара села в машину и вскоре прибыла в семейное гнездышко Холмсов. На пороге их с теплой улыбкой встретила мать Шерлока, сообщившая, что она чрезвычайно рада видеть свою младшую дочь и «дорогого Джона». Гости прошли внутрь, и миссис Холмс тут же позвала девушку помочь с какими — то приготовлениями на кухне, мимоходом предупредив о том, что Мэделин приедет чуть позже, так как задержалась на очередном совещании.
— И это в канун Рождества! — неодобрительно вздохнула хозяйка, на что Шерлок не преминула тут же закатить глаза, продемонстрировав, как она огорчена отсутствием сестры.
Тем временем Джон отправился, с разрешения хозяев, осматривать внутреннее устройство дома. Он не смог не признать отменное чувство стиля, свойственное родителям подруги: интерьер основных комнат был выполнен в теплых тонах, создавая атмосферу уюта. Взгляд гостя привлек стоявший в гостиной рояль, удивительно аккуратный на вид — на нем не было ни единой пылинки. Кроме того, в доме имелась небольшая, но светлая, с удобными мягкими креслами, библиотека, в которой, как впоследствии оказалось, хранились и сочинения отца Шерлока — бывшего ученого. От рассматривания очередного стеллажа Ватсона отвлек звук открывающейся входной двери.
В дом вошла фигура в дорогом пальто, на ходу закрывая неизменный черный зонтик и отряхивая от снега небольшую папку, очевидно, содержащую что — то чрезвычайно важное. На лице Мэделин Холмс при виде Джона возникла знакомая холодная улыбка.
—Добрый день, мистер Ватсон, — поздоровалась «Мисс Британское Правительство», сняв верхнюю одежду, под которой обнаружился знакомый костюм, разве что на этот раз светло - кремового цвета, и пройдя в зал. Ее тут же перехватила миссис Холмс, явно неудовлетворенная помощью младшей дочери, и вскоре стол был накрыт.
В гостиной собрались все, пребывавшие в этот момент в доме и, несмотря на периодический обмен ироническими комментариями сестер, создалась довольно приятная, почти праздничная атмосфера.
Внезапно во время разговора о музыкальных пристрастиях, в котором, к слову, раскрылась тайна рояля — на нем играла старшая сестра, миссис Холмс обратилась к ней:
-Дорогая, мы так редко собираемся всей семьей, тем более, сегодня Рождество, порадуй нас с отцом, спой наш любимый романс.
Лицо сестры Шерлока выразило явное неудовольствие ее от просьбы матери — женщина слегка поджала губы и, стараясь придать голосу обычное равнодушие, ответила:
— Ты же знаешь, я давно оставила эту глупую затею.
— Ради меня, Мэдди, — умоляюще посмотрела на нее та.
— Мэделин, - с нажимом произнесла старшая Холмс, — изволь произносить до конца данное тобой же имя.
Ее собеседница лишь бросила на дочь укоризненный взгляд, после чего та, закатив глаза, без лишних слов поднялась и подошла к роялю, откинув крышку.
Джон, впавший, не больше ни меньше, в стадию совершенного удивления от мысли, что подчеркнуто — строгая, вечно холодная Мэделин способна петь, внимательно следил за каждым ее действием, ожидая новых открытий.
И они не заставили себя долго ждать. Расположившись на мягкой банкетке, старшая сестра слегка заметно вздохнула и коснулась клавиш. Полилась легкая, слегка грустная, но полная очарования мелодия. Нескольких секунд, во время которых, очевидно, шло вступление, было достаточно, чтобы понять — играет мисс Холмс бесподобно. Каждая нота была на своем месте, но, что больше поразило Джона, не создавалось ощущения механической правильности игры — музыка словно дышала, становилась с каждой нотой более живой. И тут впервые зазвучал голос Мэделин.
I only wanted to have fun
Learning to fly, learning to run
I let my heart decide the way
When I was young…*
Этот голос являл собой полную противоположность тому, которым она говорила обычно. Молодой, звучный, завораживающий своей глубиной и красотой тембра, заставляющий, замерев, ловить каждое слово. От звуков его из головы тут же исчезали прочь всякие мысли, и на душе становилось невыразимо легко, свободно, будто слушатель оказывался среди простора небес, а с неземной высоты, сквозь воздух, лился этот голос.
Ватсон невольно прикрыл глаза, забыв о том, где он находится и полностью погрузившись в атмосферу легкой тоски, создаваемой романсом. Ему казалось, что в эти минуты в его сознании воскресали самые светлые, теплые воспоминания детства и юности. А мелодия лилась дальше, подобно потоку горной реки набирая силу и становясь звучнее, глубже.
I know I'm not the only one
Who regrets the things they've done
Sometimes I just feel it's only me
Who can spend the reflection that they see…**
Если бы в этот момент можно было видеть лицо Мэделин, слушатели не смогли бы узнать мисс Холмс - настолько преобразилось его выражение. В глазах отражалась глубокая, но светлая печаль, сожаление о проступках прошедшего, совершенных ошибках, действиях; тонкие губы украсила не привычная официальная, а искренняя, полная чувства улыбка. Она вся была погружена в то, что играла и о чем пела, явно вкладывая в это занятие душу.
Наконец, мелодия романса достигла своей кульминации:
I miss the air, I miss my friends
I miss my mother; I miss it when
Life was a party to be thrown
But that was a million years ago…***
Эти строчки, пропетые с особой отдачей, надолго закрепились в памяти доктора Ватсона. Они слились с образом Мэделин, столь необычным и столь сердечным в эти мгновения.В следующие минуты каждый, видимо, погрузился в свои собственные мысли и воспоминания: на лицах мистера и миссис Холмс, переглянувшихся между собой в тот самый момент, когда их старшая дочь начала петь, сияли добрые улыбки; Джон так и сидел с прикрытыми глазами, очевидно, с головой ушедший в атмосферу, созданную музыкой и словами романса; даже Шерлок бросила на сестру неожиданно теплый взгляд, впрочем, тут же отвернувшись к окну.
Последние ноты повисли в воздухе, голос стих, и все будто очнулись от наваждения.
— Это было потрясающе, мисс Холмс, — выдохнул Ватсон, устремив удивленно - восхищенный взгляд на успевшую занять свое прежнее место в кресле Мэделин.
— Ты превзошла себя, Мэдди, — счастливо улыбнулась миссис Холмс.
Ее старшая дочь промолчала, лишь слегка поведя плечом, мол «спасибо, не стоит». На ее лицо уже вернулось привычное спокойно — строгое выражение, и только Шерлок заметила, что она не стала поправлять мать, как обычно, требуя называть себя полным именем.
А за окном сначала пошел легкий снежок, а затем и вовсе стали падать большие пушистые хлопья, быстро закрывая белой пеленой все вокруг. Наступило самое необычное Рождество — праздник, благодаря которому собравшиеся в небольшом домике на окраине Лондона стали лучше понимать и ценить друг друга…
