В Пустыне Древних Богов

Сколько времени Милли жила в Пустыне Древних Богов, она и сама не подсчитывала и не запоминала. Если бы она попыталась считать время — хотя зачем бы считать то, что не имеет ни деления, ни конца, ни начала — то небо говорило бы одно, земля — совершенно другое, а то, что между ними, убеждало бы и вовсе каждый раз в чем-нибудь новом. Солнце гуляло по небу, время от времени уставало от зрелища земли и принималось созерцать Иные Места, поворачиваясь к земным жителям темной спиной. Тогда, чтобы никто не замерз и не испугался в темноте, приходили Луны из Лунного Пояса: иногда две или три, а иногда десятки этих добрых существ заполняли чашу неба до краев, переплетаясь прозрачными крыльями. А когда лень Солнца совпадала со спячкой Лун и по удивленной земле растекалась необыкновенная тьма, бесчисленные стаи звезд появлялись из Иных Мест. Медленным сияющим дождем сходя вниз, они прихватывали с собой шерстинки облаков, которых всегда в достатке бродило над Пустыней, и каждая звезда являлась на землю облаченной в белое кружевное платьице. Внизу Пустыня Древних Богов полнилась цветами, с нетерпением ждавшими краткого, но чудесного союза. Цветы устремляли вверх раскрытые бутоны и соцветия, и звезды, спускаясь, входили в них, от наслаждения сияя намного ярче, чем у себя дома. Свет, разбегаясь через грани лепестков, окрашивался в тысячи ярких оттенков и наполнял воздух вокруг облаками мерцающих искр. Начиная таинство любви, звезды сбрасывали свои облачные платья. Те сливались бледной узорной дымкой, в которой искры света наполнялись собственной жизнью и семенами погружались в радостную землю. Каждая искра, каждое семечко — дитя цветка, звезды, облака и земли, новая чудесная жизнь, среди бесчисленности которых никогда не будет двух одинаковых. Из одного вырастет цветок, из другого — звезда, из третьего — облако, а может, и вовсе что-нибудь другое… Сама Милли тоже когда-то появилась из такого вот маленького семечка. Иногда ей мечталось, что после очередной любви из какого-нибудь семечка родится кто-нибудь, кто будет разговаривать, думать и слышать, летать и меняться… Кто-нибудь, кто захочет жить не просто на земле под небом, а в самом настоящем доме — не зря ведь дом Милли, прелестный чайничек, расписанный замысловатым узором, был для нее великоват… Однажды из семечка неподалеку даже вырос кувшинчик с похожим узором, и Милли сначала сочла это знамением от Древних Богов. Однако время шло, кувшинчик подрос, но так и оставался пустым. А вскоре Ветер, пролетая над Пустыней, ухватил ничейный дом и утащил его неведомо куда, сказав Милли, что отнесет его тем, кому жилище действительно нужно. И все же Милли по-прежнему иногда мечтала, что у нее появится друг. Конечно, через пустыню проходили путники из других земель, каждый со своей дорогой и своей целью. Бывали тут серебряные рыцари из Моря, травники и девы-ивы с Древесных Гор, торговцы и звероводы из бесчисленных городков, имевших номера вместо названий… Все они приходили, оставались ненадолго в гостях, делились историями, продуктами и вещами, но вскоре уходили и никогда не возвращались тем же путем. А Милли оставалась на месте, в своем домике-чайнике посреди цветущей Пустыни, и ее товарищами были лишь цветы, звезды, облака, иногда прилетающий Ветер да Древние Боги. Последние, впрочем, на глаза показывались редко. Только в то время, когда усталое солнце, поворачиваясь другой стороной, еще не успевало совершить полный оборот, и земля тонула в потоках красноватого полусвета, от одного края неба до другого протягивались гигантские мерно шагающие тени. Широкие полосы резкой темноты рассекали разлитый солнечный полусвет, создавали плавно скользящие коридоры среди клонящихся косых лучей, перекрестки становились островами, водоворотами и ветвями, и уже не получалось угадать, где начало одной тени и окончание другой… Это Древние Боги устраивали свои вечеринки и водили хороводы на далекой Границе Мира. Иногда, когда делать было совсем уж нечего, Милли даже пробовала считать Богов по их теням и видимым очертаниям, не похожим ни на что из существующего на земле, однако всякий раз сбивалась и бросала это бесполезное занятие. Ведь всем известно, что число Древних Богов — бесконечно. Еще больше, чем Боги, Милли занимали и радовали облака, всякий день путешествовавшие над Пустыней. Созданные из мягкого невесомого пуха, переливающегося бесчисленными оттенками белого, серебристого, золотого и синего цвета, облака не стремились долго удерживать какое-то одно обличье. Красуясь и забавляясь, они изменялись в своем бесконечном движении: становились немыслимо огромными животными, чьи ноги едва касались земли, а головы на длинных шеях доставали до самого Солнца; улыбались загадочными лицами, глядя на Милли и кивая ей, как давние друзья; выстраивались вереницами круглых башен и флотилиями треугольных кораблей, складывались в узоры и строки древних неразгаданных алфавитов… Однако туман, принесенный за землю звездными дождями, так и оставался туманом, как ни упрашивала его Милли показать что-нибудь интересное. Много раз Милли пыталась узнать, как же облака меняют форму, как выбирают, во что превратиться, и кто помогает им в этом занятии. Много раз она расправляла крылья, отталкивалась от земли и взмывала все выше и выше, так высоко, что ее дом-чайник совершенно терялся среди бескрайней пестроты цветов внизу, а облака наоборот, двигались вокруг, вблизи еще более огромные и многоцветные, чем виделось снизу. Тело Милли, подстраиваясь под окружение, окрашивалось в те же переливы серебряного, белого, синего и золотого, так что сама Милли иногда терялась — где же заканчивается ближнее облако и начинается она сама? Бесшумной невидимкой парила она среди облачных громад, то в тепле близкого солнечного сияния, то в свежей прохладе теней, в пустоте воздуха или в пуховой мягкости облачных тел. Иной раз ей даже чудилось чужое присутствие рядом, чьи-то любопытные взгляды то с одной стороны, то с другой, словно кто-то скрывался в облачной шерсти совсем рядом, наблюдал, но отчего-то не решался показаться. Она звала, спрашивала, уговаривала не стесняться, охваченная любопытством и одиночеством… Но ответом ей было лишь легкое эхо, порождаемое облачными шерстинками. *** В этот день Милли поднялась к облакам в неведомо который уже раз — то ли все еще в поисках тех неведомо кого, то ли просто по привычке. Обогнула с десяток башен, попетляла среди них, влетая и вылетая в бесчисленные окна, скользнула вдоль парусов корабля — или это были крылья самолета? Улыбнулась в ответ улыбающимся бледным драконам, бросилась было за мелькнувшей тенью — но в последний миг отвлеклась. Там, невероятно далеко внизу, знакомое место отличилось незнакомым, новым движением. Гоняясь за таинственными обитателями облаков, Милли сама не заметила, насколько отдалилась от своего дома. Сейчас прямо под ней внизу замечалась тонкая прямая белая линия, рассекающая Пустыню и уходящая в обе стороны куда-то за горизонт. Древние дороги, называемые Рельсами и созданные неведомо кем, пересекали землю еще задолго до того, как появились Пустыня, облака и Древние Боги. Рельсы тянулись в разные уголки мира, однако никто из живущих не знал, где они заканчиваются и существует ли у них вообще какое-нибудь окончание. Милли знала в Пустыне четыре линии Рельсов, однако до каждой из них по земле от ее дома добираться было довольно далеко. Путники, решившие пересечь Пустыню Древних Богов, часто шли именно по Рельсам, если направление было для них подходящим. В этом случае, правда, Милли не удавалось встретиться и познакомиться с ними, так что она молила Богов почаще посылать ей гостей и отводить путешественников от Рельсов. На Рельсах, укрывая белой пеной черные шпалы, росли ромашки. За что этим бледным земным звездам так полюбилась древняя дорога — было уж не узнать, однако ромашки неизменно прорастали из всех семян, упавших здесь в землю, и словно говорили всем другим существам: «Не надо тут расти! У вас вся Пустыня для этого есть, а тут место небольшое, но только наше!». Ветер, прилетая, в шутку причесывал ромашковые заросли, и под его прикосновениями в них поднимались волны с гребнями белой пены цветов. А когда прилетали Луны, Рельсы напитывались их светом и начинали, подрагивая, напевать песни на забытом древнем языке, и ромашки, вторя им, наполняли воздух своим целебным ароматом. Сейчас, в свете Солнца и отблесках облаков, Рельсы посверкивали жемчужным ожерельем, а ромашки напоминали чуть шевелящееся кружево, чисто-белое, словно только что хорошенько постиранное. Настолько же безупречно белы были волосы человека, неспешно шедшего по Рельсам через заросли ромашек, которые скрывали его по самую макушку. Не помня себя от волнения, Милли рванулась вниз, едва удерживаясь, чтобы ее полет не перешел в падение. Земля двигалась внизу, быстро приближаясь, и единственное, чего Милли сейчас боялась — потерять Рельсы и путника из виду. «Радуйся! — прошептал нежданно налетевший Ветер. Подхватил бережно под крылья, выравнивая полет и вместе с тем придавая скорости и уверенности. — Твои молитвы услышаны!» Потоки солнечного сияния сменялись голубоватыми тенями облаков. Земля приближалась, Милли своим острым зрением уже могла различить среди белых волн даже отдельные крохотные ромашковые цветки… Различила она и то, что белые волосы путника были короткие и взлохмаченные — не иначе, тот же Ветер постарался. «Ага, по головке погладил», — согласился Ветер. Поддерживаемая им под крылья, Милли скользнула над самыми цветами, чуть впереди идущего путника. На краткий миг заполз в нос ромашковый аромат, придав решимости. «Мальчишка, что ли?» — мельком подумала она, разглядев на путешественнике линяло-голубую куртку. В этот момент стремительная тень летящей скользнула прямо перед идущим, и тот поднял голову, с любопытством поглядев вверх. «Девочка, ну надо же!» — удивилась Милли, глядя в лицо этой пока-еще-незнакомки. Прелестное личико, нежное и белое, как ромашки вокруг. Ветер, поцеловав на прощание Милли, отпустил ее и пошел вверх — наблюдать за продолжением этой истории с самых облаков. Широкими кругами, осторожно, стараясь не терять белую девочку из виду, Милли снижалась, и девочка, сойдя со своей прежней дороги, шла к предполагаемому месту приземления — альбиносово-белая среди пестроты обычных цветов и трав. Приземлиться получилось мягко — даже слишком мягко для такой поспешности, словно что-то невидимое и тут поддержало и не дало ошибиться. Девочка, уже совсем близко, приветственно махала тонкой белой рукой, с восхищением глядя на еще расправленные широкие крылья Милли, пока сохранившие расцветку неба и облаков. На ромашково-белом лице странно выделялись темно-карие глаза — ласковые, очаровывающие и чуть безумные. — Привет, — скорее прочиталось по движениям губ, чем услышалось среди шума и шепота счастливых цветов. *** Альберта — так звали девочку — странствовала по миру, однако в своем бесконечном пути не имела ни цели, ни определенного направления. Больше всего на свете ей нравилось узнавать новое, учиться и учить других, рассказывать и слушать истории и просто дружить. Про Пустыню и Милли ей когда-то рассказал вездесущий Ветер, так что сегодня, увидев мелькнувшую в небе летунью, Альберта сразу поняла, кого встретила, и поэтому так легко свернула в сторону со своего пути. — Меня выгнали из магической школы, — рассказывала она. — Не из-за проступков, а просто из-за какого-то черного мага, который был моим дальним предком. Подарили амулет на счастье, пожелали самого удачного странствия и попросили никогда не возвращаться… — Предком? — слегка озадачилась Милли. — То есть, я, конечно, слышала про такое, но… Ты правда не выросла из семечка, а появилась от другого существа? А то — еще от кого-то раньше? — Именно так, — улыбнулась Альберта, откинув сползшую на лицо белую прядь. — Не самый совершенный способ, но все же он еще действует в некоторых частях этого мира. — Как же много странного бывает на свете, а мы слишком малы, чтобы узнать все… — вздохнула Милли, подумав, что сама в жизни не видела ничего, кроме родной Пустыни. — Но для этого и существуют истории, — ободрила ее Альберта. *** Облака плыли над Пустыней Древних Богов, улыбаясь загадочными гигантскими лицами, глядя на пестроту цветов, жемчужные ожерелья Рельсов и маленький домик-чайник посреди этого бескрайнего пространства. Солнце бродило по небу, раздумывая, не пора ли снова полюбоваться Иными Местами. Цветы радовались, ожидая любви звездного дождя. За гранью мира прогуливались неспешно и чинно Древние Боги. А среди облачных гор незаметной тенью скользил Небесный Вязальщик, и лучи Солнца остро поблескивали, пойманные сверкающими спицами в его бесчисленных тонких и хрупких руках. Никто не видел Вязальщика: ни Солнце, ни Боги, ни Ветер, ни — уж тем более — те две, что сейчас пили чай в домике-чайнике. Вязальщик уже очень давно наблюдал за Милли, зная всю ее жизнь и сочувствуя ее одиночеству. Однако сам он был слишком хрупок и застенчив, чтобы показаться хоть кому-то. Поэтому он старался забавлять ее, как умел: связывал из облачного пуха причудливые прекрасные образы, а еще — связывал судьбы земных существ таким образом, чтобы самые приятные путники не проходили мимо дома Милли, а заходили к ней в гости и хоть ненадолго составляли ей компанию. Судьба белой темноглазой волшебницы Альберты связалась удачнее прочих: ее дружба с Милли обещала стать крепкой и долгой, состоящей из множества встреч, намеренных и случайных. В домике-чайнике теперь жили двое. И Небесный Вязальщик, ощущая своими хрупкими руками их живые многоцветные судьбы, был счастлив.