Королевна

Жил на свете молодец, и звали его Зейн. Бродил по свету он и пел песню свою, а песня эта была о далёкой стране ледяной, и жила в стране этой Королевна. Королевна эта хозяйкой Луны была, да колдуньей всесильной. Да была она красива, как не была княжна всего Ниндзяго. Многие пытались найти путь к Королевне, но никто до сих пор не нашел её. А Зейн пел свою песню и всё также бродил по белу свету. А с ним летал Сокол всегда. Крыльями махнёт он и взлетит к звёздам, что отражались в очах его ярких. Посмотрит он ими и увидит, что ждёт друга его впереди, да защитит его, когтями сверкая. Ударят когти и ранен враг давний будет. Полетит стрела и добьёт душу врага страшного, душу грешную. Улетал иногда Сокол, но возвращался всегда к другу своему, но однажды пропал на целый год. Искал его Зейн по пустыням жарким, по болотам топким и по лесам дремучем, в одном из них повстречал он молодца ночью тёмную, ночью лунную. Ехал этот молодец в кольчуге, на которую глянешь, и клубится всё перед глазами, серебром сверкает, будто туча грозовая. Глаза его горят голубизной небесной, а волосы растрёпанны от скорой езды коня его. Поскачет конь, молнией летит. Заржёт, будто гром ударит. А рядом Волк бежит, как уголь чёрный, а глаза его карие горят не Солнцем ярким, не льдом колким, горят они яростью неистовой, да разумом человечьим. Из-под лап его земля вздымается, от воя его горы трясутся. Остановились они возли Зейна и коня его белоснежного, да спрашивает молодец: — Здравствуй, добрый человек! Я, Джей молнией рождённый, богатырь, а ты кем будешь и куда путь держишь? — Меня зовут Зейн и я певец странствующей. Ищу я Сокола, друга своего, брата названного. А куда ты путь держишь? — Я еду на помощь другу моему, Каю огнём хранимому. Князь-чародей Гармадон распоясался, вот мы и едем с другом на помощь. Это Коул земли дух, обманут он ночью пьяною, судьбою шутницей, вот и бежит сейчас волком*. Не хочешь помочь нам? А я тебя смогу отвести к мудрецу нашему, он всё знает! — А почему бы не помочь? Едь вперёд, а я за тобой сразу. И поскакали они горами высокими, дебрями дремучими и приехали только к ночи глубокой. Остановились они возле терема высокого, в гору вросшего, шпилем вершину значащего. А возле терема этого бой шел великий, богатырь в кольчуге, золотом сверкавшей, да в сапогах алых войско тёмное бил. Войско тёмное, да не целое, как тени опадали они. Рубил их Кай огнём хранимый мечём с узорами, а узоры те Солнцем красным светятся. Стоит возле терема фигура изумрудная. Стоит молодец, мечём замахивается. Натянул Зейн тетеву у лука тугого, достал Джей копьё серебряное, оскалил Коул клыки свои острые, и помчались они на бой знатный, на дело ратное. Долго бились они, а как Солнце красное взашло, загорелся мечь у Кая ярким пламенем, скинул шкуру волчью Коул и стал богатырём могучим. Победили они души войнов грешные, пригрозили князю Гармадону, да расколдовал он княжеча Ллойда и улетел за горы высокие, драконом тёмным обратившись. Поблагодарили богарыри Зейна за помощь и пригласили в терем их гостем званным. Стоял этот терем посреди леса, не высок он был, да светел и просторен. Ворота его окружают высокие, Море Великое рядом плещется, окружают его деревья старые, дубы вековые. Выбежала из терема девица красная, богатырём навстречу. Платье её красное синей лентой подпоясано, очи цвета неба ночного огнём страстным пылают, босы ноги травы колкой не боятся. Подбежала и обняла Кая и Джея, спешившихся. Объяснил Зейну Коул кратким шёпотом, что это Ния Морем Любима. Кай брат её старший, а Джей жених. В тереме встретили их Ву Просветлённый и Мисако Премудрая. Накормили они войнов и стали Зейна спеть просить, и спел он песню свою печальную. — Я пел о богах и пел о героях, О звоне клинков и кровавых битвах. Покуда сокол мой был со мною, Мне клёкот его заменял молитвы… Допел он, и взошла Луна на небо тёмное. Вышел Коул из терема и медведем в лес ушёл. Разбежалась Ния и прыгнула в море синее с берега, только хвост сине-красный махнул. Подошёл Зейн к краю берега и стал горизонт разглядывать. Видилось ему море буйное глазами птичьими. Открыл он их и увидел старца Ву рядом. — Знаю я, где друг твой. Забрала его Королевна к себе. — Как мне найти её? — Живёт она в краях далёких, где холодные фьёрды, где море льдом покрыто. Палаты её льдом скованы, ветром хранимы. Ударься о земь и соколом ясным лети над морем. Сама Королева нагонит метель и заберёт тебя в края свои, только сыграй ей сначала. Ведь платит она не золотом. — Спасибо. Я всё сделаю. Передавайте слова тёплые от меня богатырям. Прощайте! Закинул он гитару на спину и ударился о земь. Полетел над морем сокол белоснежный. Молвил в след ему старец: — До встречи, Зейн Льдами манимый. До встречи…

***

Говаривали люди будто ходит по земле певец ослепший. Чист голос его и звонок, как лёд горный. Не просит ночлега он, а поёт только песнь свою. Прошло уж три года, как улетел он от богатырей. Круглые ночи летает он под луной, да всё ждёт зов своей Королевны, а утром теряет зрение. Только забыл он, что спеть должен, вот и наказывает его Луна слепотой за зрение соколиное. Долго бы летал он так, если бы не сел на берегу с гитарой и не запел от тоски. —… Уж год, как он улетел, Его унесла колдовская метель. Милого друга похитила вьюга, Пришедшая из далёких земель. И сам не свой я с этих пор, И плачут плачут в небе чайки… Засияли звёзды ярче, забурлила вода в море, а Луна желтизной налилась. —… Ах видеть бы мне глазами Сокола, В воздух бы мне на крыльях Сокола, В той чужой соколиной земле, Да не восне, а где-то около. Стань моей душою, птица, Дай нам время, ветер в крыльях. Каждую ночь полёт мне снится… Завыл ветер с ним, мороз ударил, да сковал море синее. Допел Зейн и ударился о земь. Распутил крылья кречет белоснежный, сверкнули голубизной ледянной очи соколиные. Взмыл в небо он и полетел, куда ветер прикажет. Три дня и три ночи летел он без отдыха, на четвёртый увидел наконец, что бело всё вокруг. Море покрывалом белым покрыто, по берегу вереска голые деревья стоят, а среди фьёрдов стоит замок, льдами скованный. Летают вокруг замка того соколы. Все разные птицы, нет ни одной похожей на другую. Влетел Зейн в замок, в полаты белокаменные. Посреди зала главного стояло дерево огромное. Серебром его листья светятся, инеем белым все ветки и ствол покрыты. Сел он на ветку и увидел хозяйку страны ледяной. Белоснежка кожа её, да узоры на ней аметистов цвета. Луны цвета волосы длинные, венцом покрытые. Смотрят очи её горичавки цвета*, мороз в объятья сковывает. Шёлком её рукава, ясным вереском вышитые. И падает плащ со спины, а на плаще том оперение чудесное. Сидит она и Сокола Зейна, брата его названного, друга верного, в клетке держит, просит кушаний отведать. Отворачивается птица, слеза по клюву хрустальная катится. Разозлился Зейн и крикнул, что есть сил птичьих, замохал крыльями, засверкал глазами. Обернулась Королевна и улыбнулась устало. — Есть у меня царство снежное, есть Луна ночная, а друзья только сокололы ясные. Знаю я, что не сокол ты, а певец с голосом чистым и сладким. Прошу, спой мне. Устала я от клёкота пустого, устала от ветров завывания, только песни твои и могу слушать. Хрусталём чист и звонок голосок у Королевны. Делать нечего, ударился Зейн об пол и снял гитару свою со спины. — Есть у меня тоже просьба. — Чего хочешь ты? Я всё сделаю! — Отпусти брата моего. Дай волю другу верному. — Хорошо, так тому и быть. Открыла она дверцу серебряную. Стрелой вылетел Сокол и на плечо Зейна сел, о щеку потёрся и на ветку сел. — Я пел о богах и пел о героях, О звоне клинков и кровавых битвах… Вздохнула счастливо Королевна и опустилась в кресло высокое. Тёплый ветер вокруг дерева несмело прошёлся, а затем тихонько дуть стал всё время, пока пел Зейн. Изумрудным цветом листья налились, горичавка у корней расцвела, а на ветках цвет вересковый. —… В тумане различат мой взор Лишь очи цвета горичавки… Раскрылись широко глаза Королевны, но были они уже цвета другого. Листва весенняя билась в них. —… Шёлком твои рукава, Королевна, Белым вереском вереском вышиты горы. Знаешь, что там никогда я не был, А если был, то себе на горе… Допел он песню свою. Сменился морозом ветер тёплый, покрылась инеем листва, под снегом спряталась горичавка. Стали опять холодными глаза Королевны, но не сошла улыбка счастливая с уст её. Взяла она перо с плаща своего и отпустила. Опустилось перо на руку Зейна. — Махни три раза пером этим и придут на помощь к тебе слуги мои, а сейчас ступай за ним в покои. Отдохни, долго летал ты. Ушёл Зейн и спал сном крепким до утра следующего, а там вновь вызвала его Королевна и спеть попросила. —… Ты платишь за песню Луною, Как иные платят звонкой монетой. В дальней стране укрыта зимою, Ты краше весны, ты краше весны, Ты краше весны… И пьянее лета! Каждый день пел он, а потом летал над страною её снежной. Вылетела однажды и Королева с ним. Плащ её оперение стал. Летели в небе тогда два Сокола белоснежных, у одного пятно на спине, как гитара у музыканта, очи его льдом смотрят голубым, а у второго узоры на перьях аметистовые, да глаза изумрудные. —…Просыпайся, Королевна, Надевай-ка оперенье. Полетим с тобой в ненастье, То на клёт твоих запястий! Шёлком твои рукава, Королева, Ясным золотом вышиты перья, Я смеюсь и взмываю в небо! Я и сам в себя не верю… Иногда просто сидели они и разговаривали под деревом вересковым в саду Королевны. Раскидывала она плащ, и любовался Зейн оперением прекрасным. —… Подойди ко мне поближе, Дай коснуться оперенья. Каждую ночь я горы вижу, Каждое утро теряю зренье!.. Теплее становилось в стране с каждым днём. То оттаивало сердце у Королевны. Полюбила она Зейна. Влюбился и сам Зейн, но знал, что придется улетать вскоре. Любовался оперением он её соколиным, да нравилось ему смотреть и на девушку прекрасную, что теплее становилась с днём каждым. Не переставал взор её изумрудами пылать. Весь день летали они однажды, а ночь в последний раз запел голос певца в замке Королевны. —… О тебе, моя радость, Я мечтал ночами, Но ты печали плащом одета. Я конечно ещё спою на прощанье, Но покину твой дом, но покину твой дом, Я с лучем рассвета!.. Скатилась одинокая слеза по щеке её, стёр её Зейн, поцеловал в щёку Королевну, ударился о земь и улетели два Сокола из страны далёкой. Не сковывали больше льды королевство северное, падал даже зимою снег пушистый, а не лёд холодный. Стал жить Зейн вместе с богатырями и помогать им. Доставал иногда он перо белое с аметистом и прикасался губами к нему. Королевна тогда чувствовала поцелуй этот, и сияла Луна ещё ярче для Зейна льдом манимого, и играла ещё громче гитара для Королевны. Годы спустя говаривали люди, что если спеть песню певца слепого и посмотреть на небо, увидеть можно соколов двух белых. Кружить будут птицы, да клёкот их подпевать песне будет печальной.