Диссидент

Виола притушила папироску. Это был не Беломор или Ленинград, а Кэмел, верблюд на кремовой бумажной пачке. Она соблазнительно подносила его к губам и затягивалась, пуская в воздух дымок. После бросила в сторону. Постучала костяшками пальцев по столу и задала вопрос, что так долго вертелся на языке: - Ты прибыл ко мне в гости? Или решил навестить просто так бывшую девушку, желая узнать лишь ее здоровье? Быть может тебе что-то нужно? Надеюсь я смогу выполнить просьбу, ибо если твой поход был предпринят зря, значит, тебе придется возвращаться ни с чем. А лететь в Москву из США в условиях войны было трудно, я это знаю. Даже Холодной войны, верно, милый? Мужчина молчал. Оба сидели в широком кабинете, довольно просторном для убежища чиновника, но маленьком для американского служащего. Окна закрыты занавесками. На стене портрет Брежнева, о чем говорили его густые брови, а рядом текст присяги. Да, без сомнений, место советское. Даже белоснежный бюст Ленина на шкафу. Можно было хоть сейчас подойти и понюхать запах свежего гипса, только с завода. - За сигареты тебе спасибо. Я не могу курить этот чертов табак, наш, русский. У меня голова кружится от него. Ты ведь помнил это, верно? Очень хитрый и коварный шаг, подлиза, прийти с презентом. Даже таким. А что интересно в сумке? – она намотала на палец длинный черный локон, - еще сигареты? Или быть может коньяк? Считаешь, что ради выпивки я раздвину перед тобой ноги и сдам всю нужную информацию? Форма КГБ ей не шла. Виола была красивой, высокой женщиной, с тонкой осиной талией и бледной кожей, словно выточена из мрамора. Длинные черные волосы сбивались в непослушную копну. Под одним углом темнее вороного крыла, под другим синие, словно море. Женщина их расчесывала довольно часто, однако те вились в стороны, что говорило частично о ее темпераменте. Пышная грудь. Огромная, выпирала из-под зеленоватой формы. С каждым движением она подпрыгивала. Это напоминало шары с водой, однако, довольно соблазнительные шары. Больше всего ей шел белый халат, простой врачебный, который женщина одевала во время операций. Она часто ходила под прикрытием, и в службе это знали. Белая гладкая ткань, шелковый пояс, огромный вырез оголявший бюст, и каблуки. Подчеркивал все взгляд: два огромных глаза, один синий, другой красный, со слегка янтарным оттенком. Когда женщина на тебя смотрела, земля уходила из-под ног. Взгляд будто впивался в череп, рвал его и кромсал на куски, дабы добраться в мозг и высосать всю информацию. Отказать ей так же было трудно. Но не сейчас. Не здесь. Не ему. Мужчина выдвинулся из тени. - Я пришел предупредить. - Меня? Главу разведки СССР? -Да, ТЕБЯ и твое командование. Женщина заёрзала на кресле. - И что же у тебя есть ко мне? - Разведка и точка. Только то, что ко мне доносит наша сеть по всему миру. Даже в СССР. - Не новость, что американские шпионы действуют в России, Украине, Белоруссии и других странах Варшавского договора. Ты хотел рассказать об этом? Значит зря, ибо мы каждый день ловим ваших псов и гоним по тюрьмам и больницам. В этом ничего нового, милый, и ты опоздал. - Я серьезно Виола, - голос оставался спокойным, однако пальцы сжались в кулак, - есть опасность, сильная и злобная, угроза, которая может принести проблемы как моей стране, так и твоей. - Твоя страна Сибирская республика, и я это помню. Мужчина не ответил. - Моя страна меня предала. Бывшая страна. Отправила как пушечное мясо, вычеркнула, а когда я вернулся, то сослала в лагерь. - Ты сам предал свою страну, - закачала головой Виола, - ты и твой рискованный план. - Я мог закончить войну на год раньше! - Ты мог убить четыре миллиона людей! Они перешли на крик и резко заткнулись. Оба. Виола снова начала ерзать на стуле. ,,До чего же он не удобный, -проскочило в голове, - стоит поменять на мебель получше, когда он пойдет прочь. Возможно, с кожаным сидением. Да, я возьму кресло, оббитое кожей. А с ним и широкий дубовый стол, ибо этот мне приелся. Многовато старых воспоминаний.,, - Я не прошу у тебя помощь или чего еще. Не прошу одолжение. Прошу лишь выслушать. - Что-же, - она стукнула ладонью по краю стола, - это я тебе могу позволить. Но если ты отойдешь от своего плана, просто рассказать мне все и свалить, то я нажму на красную кнопку и сюда заскочит три амбала с пистолетами и обратят тебя в решето. Человек улыбнулся. Виола не видела его лица, но заметила блеск зубов, ровных и белоснежных, от чего ее передернуло. - Я ведь тоже не пальцем деланый и тоже знал, что ты так можешь сказать. И на будущее, заправляй провода в прочную проводку из резины. Твои я легко вскрыл. Крышечкой с под кока-колы. Он положил на стол маленький металлический кружочек с острыми краями, на верхушке которого красовалась надпись. Кола. Лицо Виолы побелело. - Говори и живо. Мужчина снова улыбнулся. В этот раз на стуле он поерзал сам, а тогда хрустнул костяшками пальцев. Откашлялся. Для показухи. Символизировал победу и взятие инициативы в разговоре. - Пол года назад в наше бюро просочилась информация, что в Советском Союзе производят некое новое секретное оружие под кодовым названием Закат. Мы решили это изучить. После того, как Хрущев взорвал Царь-Бомбу, командование очень серьезно относилось ко всем разработкам стран Варшавского договора, и к Закату в том числе. Мы выслали своего агента. Он был довольно крепким, но старым человеком, и как оказалось коварным. Сам он уроженец Украины. Еврей по национальности. Он украл чертежи Заката и пробную партию оружия, только для известных ему целей. - Ага, как ты все драматизируешь. Чертов жид спер атомную бомбу и захотел ее продать, дабы не работать на ваше правительство. А жид еще из СССР. Тут то одни мрази и предатели живут, верно? А ты хотел, что? Что бы он вам оружие приносил? Как верный пес? Но не волнуйся, Закат скорее всего продается на черном рынке, вы сможете его там тоже купить за пару десятков миллионов. Или нет? Информация действительно секретная мой милый, это так, и делом заняты агенты службы, КГБ, ГРУ и СМЕРШ. Что-то еще? Виола вырвала инициативу. Мужчина сделал кивок. - Агент не выехал из СССР. Он остался здесь, с партией Заката. И как говорят, собирается его активировать. Виола молчала. Минуту женщина смотрела на стол перед собой перебирая пальцами, стучала ногтями по дереву и глубоко дышала поднимая бюст. В кабинете было темно. Она не видела собеседника, но ей казалось, что он побледнел. - Вот значит как? - Да. Она снова молчала. - Виола, - мужчина встал, положил руку на стол, - что это за Закат? Что особенного в этом оружии? Что секретного и опасного? Женщина подняла глаза. Один красный, другой синий. Она секунд тридцать вглядывалась в лицо собеседника, которое скрывала тень, а тогда ответила, просто, но четко. - Закат это целая автоматическая система, владеющая довольно широким спектром особенностей. Это ядерная ракета в сундуке, которая измеряет вокруг себя колебание воздуха, количество изотопов, температуру, радиацию, звуки и прочее. Закат ловит любую перемену магнитного поля Земли. Он полностью автономный от человека, и если запрограммировать его сейчас, то потом, можно просто швырнуть куда-угодно, и забыть на века. Хочешь, в Марианскую впадину? Хочешь, в Ледовитый Океан? Ты можешь запустить сундук в космос и когда наступит пора, он выпустит мощную боеголовку и устроит ядерный обстрел. - То есть… - То есть это бомба с часовым механизмом. Представь, что я пропишу выстрел ровно через пять лет на день рождение вашего президента. И ровно в это время, без вникания нашей администрации, ракета шмальнет. Вылетит со дна океана и долбанет по Вашингтону. А вы не сможете ничего сделать, потому что стрельба будет идти не с нашей территории, а с берегов Калифорнии. Да, этот сундук будет плавать у вас под боком до момента взрыва. Если ваша оборона увидит выстрел, то сможет его лишь обезвредить ответным взрывом. И куда? По Тихому Океану? Но самое интересное не это. Самое главное то, что обезвредить Закат невозможно. Если его завести, то он выстрелит. Его нельзя отключить. Нельзя разобрать или он взорвется. А силы для взрыва столько, что хватит накрыть две Мексики с хвостом. Человек молчал. - У нас действительно пропал один такой сундук. И мы бросили все силы на его поиск. - Если этот человек сделает что хочет, если он его активирует, то выстрелит по США. А США выстрелит в ответ по вам. По вашей территории. Туда, откуда вылетит ракета. И тогда начнется ядерная война. - Да, -кивнула Виола, - это действительно стоящая информация. - Я хотел что бы ты это знала. - Именно я? - Да. Наше правительство удумало скрыть сей факт. Не знаю зачем, однако выстрел ракеты был бы выгоден кому-то из бюро. Миллионы смертей. Пустоши. Я не понимаю, кому это могло бы быть нужно. - Ты знаешь где ваш агент сейчас? - Где-то на юге СССР. Крым может, может Кавказ, может рядом с Каспийским или Аральским морем. Да где угодно. Только сейчас Виола заметила у него акцент. Акцент человека, прожившего двадцать лет за границей. - Что-же, я благодарю тебя от граждан всего Советского Союза, и считаю, что ты возможно, спас мир и предотвратил войну. Спасибо. - Виола, - человек провел пальцем по краю стола, - я хотел поговорить про нас. - Нет никаких нас. - Есть. Иначе, ты бы меня не слушала. - Я слушала только из чувства старой дружбы и выгоды. Только потому что, я прагматик. И потому что, я пользуюсь людьми. Не больше. Мужчина молчал. - Ты врешь. - Почему так считаешь? - Потому что ты не бросилась проверять, резал ли я провод крышкой или нет. А я не резал. И ты не выхватила пистолет. Ты знала, что только я могу пройти в твой кабинет и не привлечь внимания, и знала, что только я, могу так же уйти. Ты не обновляла сигнализацию, не ставила решетку. Значит одно: ты меня ждала. Двадцать лет. Теперь молчала женщина. - Я понимаю, что не могу вернутся домой. Я хотел бы. Я не гражданин Союза, не советский человек как ты. Но мой дом… Он рядом с тобой. Был всегда и есть. Я вспоминал двадцать лет тебя, и все что было с тобой связанно. И еще это… Он вытащил из куртки фотографию. Старую, потрескавшуюся картинку, на которой была она. Виола. Но моложе. Гораздо моложе и улыбалась как дурочка, одета в легкую майку и шорты. - Просто хотел что бы ты знала. Ничего больше. Просто помнила. Женщина думала, что-сказать. Перебирала в голове мысли, но ничего не приходило на ум. Словно, системный блок не желал копировать в оперативную память информацию. Что? Как? Зачем? Они лишь спокойно закрыла глаза, подержала их минуту, и распахнула вновь, махнув огромными ресницами. Его и след простыл. Как и всегда, любая весна подходила к концу, а с ней и май, что заканчивался последним сладким днем и наступлением лета. Пробил звонок. Колокол ударил дважды, и школьники ринулись во двор крича, галдя и ликуя окончанием учебного года. Кто-то носил длинные ленты. Кто-то цветы. Родители плакали, видя своих маленьких детей, а одноклассники признавались в любви. Типичный последний звонок. Семен решил не мелочиться на тусовку с друзьями и одноклассниками, а пойти сразу домой. Товарищей у него особо не было. Может звезды так сошлись, может солнце светит, но за десять лет обучения, парень не смог стать частью коллектива. Он не вступал в комсомол, не носил красный галстук и значок с лицом Ленина. Он даже с учителями пререкался и посылал их на три буквы, желая, чтобы от него все отстали. Самая дальняя парта ,,Камчатка,, была его родным местом, в столовой он забирал всю еду у старшеклассников и обожал физкультуру. Единственный урок, где мог не слушать учителей. Можно решить, что он типичный раздолбай. Да, в какой-то мере так. В десять лет мальчиком он смог разбить школьное окно, в одиннадцать открыть глазом пиво, а в пятнадцать угнать милицейский бобик, который его и арестовал. К Семену старались относиться хорошо. Но иногда применяли силу. Заканчивалось это плохо всегда, но лишь для тех, кто на него нападал. А вы бы смогли побороть двухметрового подростка, с бицепсами в сорок сантиметров? Да, этот парень регулярно занимался боксом, качался в спорт зале и бегал по утрам десять километров от дома в лес и назад. Его мускулы проступали под кожей словно из стали, вены плавно бугрились, а кровь пульсировала сквозь мощное сердце. Только бороды не хватало в семнадцать лет, но и это было легко исправить. Лицо крепкое, квадратное. Могучая челюсть и подбородок, коренастая шея словно у чеченца и каштановые волосы, обычно растрепанные в сторону. Взгляд он имел холодный. Спокойный, по волчьему даже. Но и это не должно вводить в заблуждение. Перед вами был настоящий хищник, чемпион области по боксу, агрессор и с тем же умнейший парень, что стоял на первом месте в школьном учебном рейтинге. Такое асоциальное поведение объяснялось просто. Отсутствие патриотизма. Если дети привыкли носить красные ленты, а подростки мечтали побывать в Кремле, то Семен ненавидел это все и желал сгореть в пламени. Он ненавидел СССР. Он не играл со сверстниками и на уроках истории пел гимн Белой Армии, чем вызывал нагревание заднего места у учителей. Типичный диссидент. Даже в такой чудный праздник как Последний Звонок Семен Персунов показал директору средний палец и пошел домой, неся с собой сумку, кеды и футбольный мяч. Погода была прекрасной. Птички пели на улице, по асфальту бегали скворцы. По подъездам бабушки кормили голубей хлебом, а коты мяукали у разлитой лужи с валерьянкой. Солнышко пригревало затылок. По всей аллее росли массивные елки и дубы, а ветви диковинных сосен прижимались к земле и строили тень. Семен сел в своем любимом закоулке- маленький дворик, где росло некогда огромное дерево. Древо спилил два года назад и от него остался пень. Теперь Персунов мог развалиться, вытащить ноги на своем природном столе и попить пивка. Он отдыхал. Мысли роились самые разные. Сеня фантазировал уже как будет летом работать, копить деньги и тусоваться с парнями. Он думал, что сможет наконец то обворовать гараж своего соседа, сдать на металлолом старый капот от его волги и купить себе шведскую стенку, о которой так давно мечтал. Мысли простые, наивные. Но действенные. Он действительно верил, что проведет лето лучше всего на свете, и когда только приголубил бутылку, все его надежды развеялись. Послышался кашель. Персунов открыл глаза. Перед ним стояла довольна молодая девушка, красивая, и слегка стесненная в движениях. Яркий белый сарафан, белоснежная рубашка с выпирающей грудью и красный галстук на тонкой шее. В руках чемодан. Да, он узнал ее сразу. По взгляду. На белом лице мерцали глаза, огромные, изумрудного цвета. Они словно впивались в Семена, пытаясь полностью его поглотить. Небольшие фиолетовые косы, улыбка. Пурсунов откашлялся в ответ. - Чего тебе надо, Тихонова? - Можно присесть? Лавочка была одна и узкая, и ей бы пришлось сидеть с ним вплотную. Парень встал. Махнул ей. - Конечно, садись сюда. Девушка немного подавленно подошла, словно ожидала совсем не этого и присела. Он же оперся спиной о пень. Сделал глоток пива. Оба молчали, пока девушка смотрела в пол. - Ты туфли мои изучаешь или что, Тихонова? Она подняла глаза. - Вообще-то меня зовут Лена, между прочим. - Точно. Ты туфли мои изучаешь, Лена? - Я… - она сглотнула слюну, -нет. Просто неловко как-то. - Есть такое. Я думал ты со всеми тусуешься. С одноклассниками. -Да хотела вот, но смотрю, тебя нигде нет. Решила проверить, пойти следом. Без тебя все не торт совсем. - Не торт? А какой это торт должен быть со мной? Я всегда помню Лена, мы почти не общались с тобой. Да, здороваешься ты по утрам и не более. Она посмотрела на него своими огромными, изумрудными глазами. В них явно что-то было. Нет, они не просто здоровались. В глазах была грусть, а на языке вертелось грубое слово. Лена всегда помогала Семену с домашкой если тот не успевал. Он ее защищал от одноклассников и даже научил бить хук с права в прошлом году, а потом дал на себе опробовать. Ссадина осталась до теперь. Взгляд ее глаз напоминал грустного щенка, которого только что предали. Она смотрела на Семена, молчала и… Попыталась что-то сказать. - Персунов… Сеня… Семен, я… Я хочу кое что сказать. Я хочу, чтобы ты знал это. В моей душе это очень-очень давно, понимаешь? Это чувство… Он смотрел на нее без единой эмоции. Не понимал, к чему клонит девушка. - Просто знаешь… Это так трудно… Мне стоило набраться храбрости в течении целой неделе что бы высказаться тебе и… Сеня, я тебя… - Что это такое? - Что? О чем ты?- удивилась девушка, когда ее прервали. - У тебя в руках. Книга? - Ну… Да. Вот, можешь посмотреть. Семен удивленно взял ее и взвесил. Рассмотрел обложку. Провел пальцем по шершавому корешку и открыл первую страницу. На кремовой бумаге красовалась надпись: Унесенные ветром. - Не знал что ты читаешь, - сказал спокойно парень отдавая книгу, - вернее думал, ты вообще не читаешь. Знаешь, у нас в классе на удивление мало книголюбов, и еще меньше тех, кто определяет хорошую литературу. Лена опустила глаза. Она правда казалась очень грустной, словно слабый и побитый щенок. Что-то хотела сказать. Что-то важное. Что-то, ради чего она целую неделю пыталась перебороть стеснительность и страх. - А я вот тоже люблю книги, - улыбнулся Сеня заметив ее выражение лица. Достал из сумки фантастику- Беляев, Человек-амфибия. - Ого, - Лена улыбнулась, - тоже не ожидала. Вернее, я знала, что ты читаешь ее. Но не ожидала, что она у тебя с собой. Семен сделал еще глоток. - Знала? Следишь за мной что ли? Он звонко рассмеялся. Лицо Лены покраснело. ,,Да что с ней такое?,, проскакивало в голове парня. - Слушай, с тобой все нормально? Ты самая не своя. Будто… Заплачешь сейчас. - Семен… Сеня. Мне трудно было набраться храбрости… Быть может мы некогда не встретимся, и лето нас разлучит, но… Я тебя… Он так и не узнал, что она хотела сказать. Признание прервали. - Вон он! Персунов! Выродок проклятый! Семен обернулся. - Тебе что, жить надоело? Перед ними стояло пятеро человек. Четверо из них явно спортсмены: огромные, высокие и жилистые. Ростом чуть ниже Сени. Перебитые носы, злой, черствый взгляд, и глаза, налитые кровью. На каждом сидел спортивный костюм. Пятый же, и видимо главарь, походил на типичного комсомольца. Багровый значок, красная тряпка на шее и рубаха белоснежная, будто только вышитая людскими руками. Он странно улыбался. В его ухмылке было нечто мерзкое, хитрое. Словно морда гиены, сошедшая с атласа по зоологии. Смуглая кожа, черные как смоль глаза и волосы, тонкие, жидкие, покрытые слоем лосьона. Комсомолец улыбнулся. - Жить мне не надоело, но надоели твои выходки. Я уже заносил тебя Персунов пару раз в журнал отчисления. Но вот что с того? За тобой мамочка жопу заносит, и дед. Не вышвыривают тебя со школы, не хотят выродка такого убрать. Персунов оскалился. При слове про мамочку, он сжал бутылку пива с такой силой, что та лопнула и стекло посыпалось в стороны. - Ууу, - комсомолец присвистнул, - он злиться видимо. Гнев, да? Ты безнаказанно разбивал окно и посылал учителей, ты бранил всех в классе и толкал на лестничной клетке. Думаешь, можешь вести себя безнаказанно? - Артем, не надо, прошу! Лена подскочила к комсомльцу. - Он не сделал никому ничего плохого! - Рот закрой дура, я сам решаю, кто сделал, а кто нет! - Тогда если ты тронешь его, - Тихонова стала между двумя парнями, - то тронешь и меня. Он улыбнулся. Довольно гадко и мерзко. - Тогда придется действовать силой. Он махнул рукой и прописал девушке пощечину. Та упала. Кожа загорелась болью, а из глаз брызнули слезы. Комсомолец лишь засмеялся, чем вызвал негодование шайки. - Что стали как столбы? Бейте его! Персунов молчал. Он не обращал внимание на струи крови, что стекали с его раненой ладони. Не обращал внимание на боль. Он ощущал, как острые куски стекла распороли кожу и вошли прямо в мясо, рассекая красные волокна и пробиваясь до кости. Но он не чувствовал это. Ему было плевать. Все естество парня нацелилось на комсомольца, его мерзкую улыбку и Лену, с чьих изумрудных глаз брызнули слезы. - Мы изобьем тебя за все, что ты сделал и… Он не успел договорить. Мощный кулак засвистел. Персунов разрезал воздух и со всей львиной дури ударил Артема в челюсть. ВСПЫШКА! Тот лишь вскрикнул. Прозвучал отвратительный хруст, после нечто вроде шлепка. Худое тело комсомольца полетело назад и плюхнулось прямо на асфальт, рызбрызгивая вокруг себя кровь с соплями. Тот завопил: - БЕЙТЕ ЕГО! Амбалы ринулись вперед. Ловкий рывок, кувырок в сторону и Персунов выскочил на дорогу, подальше от плачущей Лены. Он не желал ей зла. Парню хотелось увести врагов в сторону, убрать эпицентр от хрупкой девушки и тогда дать жару, яростно и агрессивно. И он сделал это. Начался мордобой. Первого урода Персунов уложил быстро. Взмах кулаком, удар в ухо и второй прямо по животу. Человек скорчился. Воздух вылетел из его легких, а когда он открыл рот и принялся жадно искать остатки кислорода, то принял в подбородок, быстрый и сильный пинок. Упал. Явно без сознания. Кулаки летали агрессивно и быстро. Лица людей искажались. Семен Персунов ощутил дикий прилив адреналина, сердце, что забилось с бешенной скоростью и пульсирующие жили. Тестостерон выплескивался в кровь. Пальцы напряглись, глаза стали ловить даже самые мелкие движения и частицы, а рывки поражали своей быстротой. Он дрался. Он освобождал себя целиком, отскакивал от вражеских ударов и давал им в десятки раз больше боли, наносил травмы и увечил. Второго парень избил так же ловко. Пинок по лицу. Он ловко крутнулся боком, избегая попадание соседней ноги, и зарядил ладонью в висок. Тот обомлел. Персунов поднял жирную тушу над головой, используя обычный борцовский прием и швырнул его в сторону, прямо на своих дружков. Те замялись. Они поглядывали то на избитых амбалов, то на Артема, что болезненно орал, закрывал нос рукавов и взмахивал пальцами. Наступил страх. Задний из них отошел. Первый же, более-менее крепкий, выхватил из кармана нож. Персунов не проронил и слова. Он увидел, как заблестело лезвие, а тогда скакнул назад, наклонился, ощутив как острие коснулся его груди и схватил врага за руку. Уцепился в запястье. Ловкий удар по локтю и оружие вылетело из онемевших пальцев. Второй залп, и кисть гопника треснула как сухой бамбук, и болезненно повисла на коже. Он заорал. Боль впивалась клыками в каждый нерв, разрезала плоть и искромсала ее на куски. Персунов видел победу. Но все же… Врагов лучше добивать до конца. Он совершил молниеносный разворот вокруг своей оси и врезал противнику в лицо, припечатав кулаком и без того разбитый нос. Амбал упал. Тело обмякло, а кровь забрызгала губы. Человек ели двигался. Он ощущал, как фигура Персунова стала над ним, плюнула и отошла. А тогда приблизилась к Комсомольцу. Он схватил юнца за шиворот. Поволок к лавке и кинул рядом, оставляя алые пятна на асфальте. Тот ели двигался. Персунов сел, поставив ногу на грудь паренька, и начал курить. Тонкая струйка дыма вылетела из сигареты. Он сделал одну затяжку, вторую, третью. А тогда сказал: - Я разбивал окно и платил за него, а когда толкал других, то всегда извинялся чувствуя свою вину. А ты- вонючая крыса. Он сплюнул. - Знаешь, я тебе расскажу одну притчу. Мне ее поведал добрый дядя милиционер, когда проводил со мной работы. Хочешь ее услышать? Нет? Или да? Артем что-то шипел. Семен сделал новую затяжку, а тогда схватил за волосы комсомольца и приподнял, заставив смотреть в глаза. - Жил был волк, зубами щелк, и шел как то по лесу. Вышел из зарослей на опушку, и видит хижину, а на ней- баран. Волк мимо проходит, а баран его начинает посылать бранью и дерьмом обливать. Тот смотрит- баран на крыше, его хер достанешь. Волк молчит. Мораль какая, знаешь? А такая, что всякая шваль берет себе высокую должность и унижает других, по сути ничего не стоя и никем не являясь. Как ты. Комсомолец рычал. Семен ткнул пальцем в значок на груди, надавил. А тогда просто сорвал и кинул в сторону. - Но баран и правда был туп. Он то не знал, вернее, не думал, что трава не растет на крыше хижины, и ему захочется спустится и поесть. А волк там его и! Он хлопнул в ладоши. - Ты меня понял, Темочка. Но это не все. Ты ударил Лену, и получил в челюсть. А еще оскорбил меня. Так что… Око за око. Персунов докурил сигарету, а тогда сжал волосы парня покрепче. Притащил к себе. Резко, с размаха он всадил ему сигаретку в рот обратной стороной, и услышал отвратительный крик, а после шипение. - Больно? Горячо? О… Я мог ее об твой глаз потушить, но было бы больнее. Кстати, где твои друзья? Он обернулся. Амбалов и след простыл. Как и простыл след, желающей в чем-то признаться Лены. - Ты совсем мозги потерял?! Тебе на твоем боксе их отбили, и ты стал калекой?! Крик был как и всегда обескураживающим. Семен не мог его долго слушать. Он закрыл голову руками, но получил подзатыльник. А тогда поток грязных слов. - Боже, почему ты такой дурак! ТЫ понимаешь, кого побил?! Это был сын директора школы! А с ним четыре чемпиона области по каратэ! - Ну… - Персунов улыбнулся, - видимо уже и не такие чемпионы. Снова подзатыльник. Из глаз брызнули искры. - Ты меня совсем не слушаешь?! Мать была зла как никогда. Она ругалась, ударяла по столу и кричала во все горло, что пугало парня больше всего. - Мам, они ударили девушку, я заступился. Плюс, этот Артем сам меня собирался избить вместе со своими друзьями. Тем более, их было пятеро. Ты считаешь, я могу покалечить сразу пятерых? - После того как ты опустил головой в унитаз вашего физрука, я ничего больше не считаю! Она стукнула скалкой по столу. Синие глаза замерцали. В них не было гнева. Она пыталась создать нечто вроде гнева, но выглядело это иначе. Скорее, как… Актерская игра. Семен знал, что мать не способна на агрессию. - Ма… Что ты начинаешь? - Семен…. – она сменила тон на более тихий, - эти люди которых ты побил, собирались пойти в милицию. И пошли. Но благодаря моей сестре из Москвы мы все замяли. Она работает в МВД, и только благодаря связям, мы смогли все уладить. Тебя могли посадить в тюрьму. - В ГУЛАГ? Веки женщины опустились. - Прошу, Сеня, не начинай опять. Парень вспылил. - Что не начинай? Что?! Туда, куда посадили нашего отца?! В лагерь для отморозков и тварей?! Мать подошла молча к окну. Разговор уже происходил сотни раз. Быть может тысячи. Один и тот же разговор. Она жутко устала от подобного рода объяснений, но рискнула начать снова. В тысячу первый раз. - Твой отец был предателем. Диссидент, что продал родную страну и перешел на сторону Белой Армии во время Великой Отечественной Войны. - Чего?! Семен вскочил и стукнул кулаком по столу. Жила на лбу стала пульсировать, а веки расширились. - Какая Белая Армия?! Какая война?! Не было никакой Белой Армии во время войны! Все что ты говоришь- ложь! - Я образно, - оправдалась мать, - имею ввиду, что вместо того, что бы защищать родину от захватчиков, отец стал в ряды предателей, многие из которых когда то были в Белой Армии. Он бросил меня, деда, тебя в конце концов. Он на всю плюнул и ушел, ради немецких сосисок и бумажных марок. Женщина говорила все со спокойный каменным лицом, от чего Семена шатало все больше. Как она могла говорить такое о муже?! О том, кто ее любил! Кого любила она, ради кого она могла отдать жизнь! Как?! - Понимаю твою реакцию. Те письма, что приходили домой… Все таки, Сеня, стоит нам их сжечь. Они на тебя дурно влияют. Это стало последней каплей. Стопка писем, что хранилась у него в столе была единственной ниткой, связывающей Персунова с отцом. Его письма. Его почерк. Его история и переживания. Он читал со слезами на глазах и хотел, как можно скорее увидеть предка. В живую. Хоть раз на всем свете. - А тебя мы должны отправить на время из города. В лагерь. Местный комитет по делам преступников решил, что так будет лучше, и за счет города приобрел тебе путевку на море. Это конечно не Артек, но… Со всей львиной дури он врезал кулаком по столу. - СЛУШАЙ МЕНЯ СЮДА! МАТЬ! Я РАЗБИЛ ЭТОЙ ТВАРИ ЕГО ПАРШИВЫЙ НОС ЗА ТО, ЧТО ОН УДАРИЛ ДЕВОЧКУ, И МНЕ ПЛЕВАТЬ КТО ЕГО ПАПАША! ПУСТЬ ХОТЬ САМ ЛЕНИН ЧЕРТ БЫ ЕГО ПОБРАЛ БЛЯТЬ! Я БЫ С УДОВОЛЬСТВИЕМ СЕЛ ЗА РЕШЕТКУ, ЕСЛИ БЫ БЫЛ УВЕРЕН, ЧТО ОН БОЛЬШЕ НИКОГО НЕ ТРОНЕТ! Я СРАЛ НА ВАШ КОММИТЕТ! Я СРАЛ НА ШКОЛУ! Я СРАЛ НА ЧЕРТОВ СССР И НА ВСЕ ВАШИ ПРАВИЛА! СПРАВЕДЛИВОСТЬ ОДНА НА ВСЕХ, И ЕСЛИ ТЫ НЕ ИМЕЕШЬ МОЗГОВ, ЧТО БЫ ЭТО ОСОЗНАТЬ, ТО МНЕ СТЫДНО, ЧТО Я ТВОЙ СЫН! В этот момент что-то упало в соседней комнате. Это был дед. И видимо злой. Мать молча смотрела сыну прямо в глаза. Она ничего не говорила. После, спокойно вышла в коридор. Лицо Семена исказила волна злобы, он покраснел, руки его тряслись и сжимались в конвульсиях. - Чертов огрызок! Как ты с матерью разговариваешь?! Голос принадлежал деду. Два янтарных глаза выглянули из-за двери, а с ними седая шевелюра, и лысина, блестящая под солнцем. Человек был крепким, довольно высоким. Если мать казалась очень хрупкой, то дед выглядел как настоящий воин, и такой же предок Семена- густая белая борода, широкие плечи, мускулы, достойные истинного Мистера Олимпии и шляпа из соломы. Заканчивали картину пышные усы. Видимо, качковость, семейное Дело Персуновых. - Не вмешивайся старик, - выдавил парень более спокойно, - у меня нет к тебе претензий. - АХ нет претензий?! Так у меня к тебе они есть! Твоя мама работает с утра до ночи, заносит за тобой жопу, ходить убирать в твою чертову школу и вымаливает у директора прощение, дабы его сынок не накатал на тебя заяву! Твоя мать ели выбила эту путевку, а ты! Что ты?! Что ты сделал?! Нагрубил?! - Да не нужна мне твоя путевка! Семен подошел к старику. - Вы меня спрашивали, что я сам хочу?! - Сам?! Дед начал активно махать руками. - В мое время я не то что не мечтал поехать на море, я из села в город не мог выехать! А у тебя такие возможности! Перспектива! У тебя есть школа, наука! У тебя есть спорт! Еда! Крыша над головой! Я ничего из этого не имел! А ты живешь как сыр в масле и чем-то не доволен! - Сыр в масле? Персунов приглушил голос. - Но какой ценой? У тебя был отец, брат, все живые и здоровые. А мой отец гниет в лагере на Колыме. Кругом эти чертовы совки, коммунисты и что с того? Я все равно один. Один! Он обернулся, резко пошагал к столу и присел, глянув на деда хитрым взглядом. - И что мне та твоя путевка? Ничего не измениться. Мы как живем при тирании, так и будем жить, что тут, что в лагере. - Ой дурак же ты, внучок. Дед так же сел. Взял со стола рогалик и начал его грызть. - Не ценишь то, что имеешь. Я, когда был молод, при цари жил еще, так вместо школы топал каждое утро к попу во двор на подработку. Как тебе такое? А поп был той еще гнидой. Что не дело, так розгами бил. У меня на жопе до сих шрамы остались. Мать моя торговала молоком на базаре. Отец, то бишь твой прадед был работником станции где поезда ездили. Пролетарий кажется сейчас это называется? Семен кивнул. Даже он запомнил это словно с уроков научного коммунизма. - Жили мы относительно нормально по тем меркам, даже корова была. А когда наступил холод, это вроде зима 1902 года, так все! Облом! Продали и корову, и пол хозяйства! Какой-то кризис наступил, революция была в стране. В общем, жопа. Что мне не нравится в коммунистах, так это их отношение к революции. Не живут лучше после нее. Никто не живет. Живут шикарно после десяти-двадцати лет, как свергают старый режим, но явно не сразу. Ну и в целом, отец подался в армию. И брат пошел. Деньги платили, но не много. На жизнь хватало. Отец мне собрал сумму и думал отдать учиться на священника. Меня! Что бы я слово божье учил и молитвы читал на субботам! Дед засмеялся. Отгрыз кусок рогалика и глотнул. - Надо бы чай сделать, а то рогалик как камень. Зубы уже не те. Семен кивнул. Он быстро поставил самовар и опять сел, уставившись в глаза деда. - Цены были низкие, сразу скажу, но жили паршиво. Что общежития конченные, что дома. Может только офицеры хорошо проживали и русское дворянство. Школ было мало. Больниц еще меньше. В семье рождалось под десять детей, и парочка из них так точно умирала в первые года жизни. Если говорить о нас, то отец умер в 1905 во время войны с японцами. Опять же, тупая империалистическая война, которая нам была по сути не особо нужна и скорее навязана царем. Брат был покалечен. Я начал работать очень рано и думаю сдох бы просто, как в семнадцатом году царя прикончили, и землю начали раздавать. Братья были у меня, и начали что-то мутить. Жить стали чуток лучше. Но чуток! А потом война, голод, разруха, интервенция! Один хрен понимаешь? То те пришли, то те. Все забирают твою еду и тебя на войну. Дел то было много, а людей все время не хватает. Но начали строить школы и детские сады. Это уже потом конечно. Меня тогда научили писать и читать, и считать, как прирожденный математик. Да, твой дед этого не умел. Он в школу не ходил, потому что в селе ее и не было. Ближайшая школа была в сорока верстах от дома, да и ходили в нее дети богачей. - Тем не менее, - Семен разлил чай по стаканам, - тогда не проводили репрессии. - Что значит репрессии? Он удивился. - Расстрелы! Карательные отряды НКВД и лагеря для заключенных! Этого то не было! Дед засмеялся. - Было Сеня, все было! Моего соседа жандармы закрыли и увезли в Сибирь за политику. Продавца в лавке тоже увезли. Было все и тогда, только тогда тебя везли не в лагерь. Называлось это каторгой. А и вернутся из каторги- вот это уже было целое дело. Сбежать можно, но сложно. Плюс, поймают, так пришьют целиком. Дед снова засмеялся. Отпил глоток чая и закурил. - А мать ты зря бранил. У нее судьба сложная. Отец твой правда был предателем. Перешел на сторону немцев и сдал свою группу. Потом вернулся назад. Не понравилось ему. За это и кинули его в лагерь. Честно тебе скажу Сеня, я не верил в это, но письма приходили, и он все подтверждал. Сам сказал, чтобы мы не приезжали. Умолял даже не делать этого. Говорил, что он дезертир, предатель и так далее. Но что странно? Знаешь? Нет фотографий его из Колымы. Ни одной. Он пустил струйку дыма. - Будешь сигарету? Персунов молчал. - Да ладно, я знаю что ты уже куришь давно. Беломор? Тот кивнул. Дед вытащил пачку Беломора и положил на стол. А рядом зажигалку. - Одна -твоя мать долгое время. К ней сначала плохо относились, но потом сестра ее, твоя тетя, Виола, стала главой МВД в Москве. То бишь милиции. А если твоя сестра глава милиции, то и отношение к тебе другое. Врет анекдот старый. Знаешь его? Анекдот? Общается брат с братом. Один богат, но бывший предатель родины, а второй бедный, но герой советского союза. Общаются они, и бедный спрашивает богатого, в чем же дело. А тот ему: понимаешь, у нас в НКВД дела не читает особо. Открывают первую страницу и все. У меня на первой странице написано: брат героя советского союза, а у тебя: брат предателя родины. Все те выходки Сеня что ты делал, их прощали по блату. Семен вытащил сигаретку и закурил. - Но я разве просил меня прощать? Умолял? Нет. Все почему-то считают, что мне нужна помощь какая-то и друзья. А мне то и одному хорошо, знаешь? - Но ты не можешь всю жизнь быть один, -признался старик, - и тем более, один в поле не воин. - Воин, и еще какой. Я то побил этих гопарей. А был один и не больше не меньше. Лену защитил, честь матери отстоял. - Верно, но если бы у него был вместо ножа пистолет, отстоял бы ты пулю в лоб? А если бы ты их покалечил? Да, ты их конечно и так покалечил, но если бы что-то смертельное вычудил? Мы не смогли бы тебя прикрыть. Там тюрьма, зона и блатные. Знаешь, как нары ломают людей? Человек идет туда здоровым и сильным, а возвращается слабаком, хилым, без психики и гордости. По сути зомби, если так уже честно говорить. Мог бы ты там стать и авторитетом. Но когда вернешься на свободу, то все, работать не сможешь, все тебя будут шарахаться. Да и характер твой станет не самым лучшим. Ты сейчас на все реагируешь агрессивно, а тогда что? Как ни слово, так ножом в печень и никто не вечен. А письма те… Брось все, Сеня. Не нужны они тебе. Заведи девочку, вступи в Комсомол и живи себе спокойно. А там работа, дом себе купишь и будешь счастливым отцом двоих детей. - И забыть про отца? - Да, и забыть про отца. Поверь, он сам бы этого хотел и просил у тебя. И много бы просил. И очень сильно. Персунов сделал затяжку. Тогда убрал сигарету в сторону и сложил руки на груди. Казался спокойным. Даже слегка холодным к деду. - Знаешь, все таки я не буду слушать твои советы. Почему? Нет, не потому что я такой раздолбай, которым меня считают, и не потому, что я ненавижу СССР, всю эту коммунистическую идею и систему. Я не буду просто ложиться под чужое мнение. Я не хочу этого, понимаешь? Я не буду слушать этого урода с бровями из телевизора, не буду слушать дом культуры и учителей. Я сам хочу быть своим хозяином, и сам все решать за себя. - Но ты живешь на шеи матери и деда. Старик стал жестче. - Как ты можешь решать все сам? - Я уже собрался на подработку устроиться летом, а там и съеду смотри в общагу. А потом… Просто уеду из страны. Что-то придумаю. А про отца я не забуду. Даже не просите. - Семен… - старик сжал кулаки, - ты делаешь большую ошибку. Всю жизнь с малых лет ты никого не слышал и поступал только по-своему и что с того? Ты один, без друзей, близких ты оскорбляешь. Отца твоего не вернуть, я пытался сам. Сам искал его, хотел скосить срок. А знаешь, что узнал после? Либо пожизненное у него, либо расстрел. За то, что он сделал, у нас не прощают нигде и никогда. - Знаю. Спрашивал. Тоже узнавал. Но это не суть. Школу я, наверное, брошу. Пойду у знакомого работать в цеху, чинить машины. Там и заработаю денег. - Семен, - дед сжал зубы, - не губи свою жизнь. Не делай таких шагов. - Нет дед, я уже все решил. - Решил?! Решил?! Каждым своим движением, каждым своим поступком и словом ты делаешь близким больно! Ты ничего не решаешь сам! Ты только паразитируешь на их помощи! Ты разбил окно в школе, и мы решали все за тебя деньгами! Мама и я! Ты избил парня того, и мы за тебя все решали, что бы ты не сел в колонию или хуже того, тюрьму! Твои ненавидимые коммунисты за тебя решили проблему с поступлением в институт, которые ты собираешься отвергнуть! За тебя все решили! Целиком и полностью! Но каждым своим действием ты всех отвергаешь! Нет Семен, молчи, дай договорить! Каждым словом ты делаешь кому-то больно! Ты! Не НКВД в форме, не твоей отец, нет! А ты сам! Ты о матери думал?! Кто будет о ней заботиться если не ты!?! А может вообще никто?! Лучше никакой сын в конце концов, чем тот, что в упор игнорирует ее самые малейшие просьбы и вытирает о нее ноги, что бы в конце концов уехать и забыть! Ты делаешь больно всем! Абсолютно всем! Но потом Сеня, ты останешься один, ибо поймешь, что обидел каждого кто пытался принести в твою жизнь хоть немного ласки, заботы и защиты. Ты отвергнешь всех, кто дает тебе любовь! А все ради чего?! Ради ненависти?! Ты готов променять семью на ненависть к системе, которую предал твой отец?! Дед замолчал. Сделал глоток чая, встал, и пошел в коридор. Перед самой дверью остановился. Заговорил голосом более тихим и хриплым, стараясь не поворачивать голову. - Смотри Семен, что бы эта ненависть не превратилась в злобу к самому себе. Если мать или школу ты можешь отвергнуть, то от себя не уйти. От себя не сбежать. Единственный путь из ненависти к самому себе это влажная могила, полная червей, гнили и сырой земли. В этот вечер Семен молчал. Он ни с кем не говорил, и казалось, дома никого не было. Дед куда то ушел, а мать вела себя очень тихо и мелькала словно бесплотная тень. Он так и не извинился перед ней, и потому сидел в своей комнате у окна. Обычная комната обычного подростка СССР. Широкий письменный стол, пачка тетрадей и книг. Рядом большая книжная полка. Тумбочка, где он хранил свои ключи, шкаф для одежды и жесткая кровать. Завершал комнатный пейзаж старый черно-белый телевизор, что кажись давно не работал и показывал лишь белые шумы. На дверной ручке фотоаппарат в кожаном чехле. Под столом стеклянная бутылка пива и пачка Беломора, которую Семену дал дед. Пачка оказалась на удивление свежей. Выкурили все две сигареты. Окно было закрыто, потому в комнате царила страшная духота. Персунов полазил в столе. Открыл нижний ящик и извлек пачку писем, многие из которых были довольно старыми. Некоторые конверты пожелтели. Марки начали отклеиваться, отходить в сторону, но содержимое оставалось все таким же целым и невредимым. Адреса негде не видно. Лишь письмо, и имя, от кого и кому оно идет. ,,Семену Персунову. Моему сыну.,, Семен пролистал пару страниц письма. Это он читал. А вот это… Свежее. Пришло в прошлую зиму. ,,Дорогой сын, ты уже взрослый. Мама слала твое фото, и я скажу, что ты стал настоящим мужчиной. Мне жаль, что я не могу видеть как ты взрослеешь. Это больнее всего. Но еще больнее осознавать твои проблемы в школе и то, что они идут по моей вине. Прошу, забудь меня. Не делай глупости и не иди против тех, кто хочет тебе добра. Мама и дед о тебе позаботятся. Они знают все гораздо лучше, чем я, ибо я не в курсе дел и мало могу посоветовать. Я тебя очень люблю. Будь сильным и мужественным и проявляй заботу, чти старших и выполняй свой долг. Осознание приходит в тени. Так было всегда. Так осознай все под солнцем, когда твоя жизнь цела и не сломлена, и не дай ее сломать.,, С глаз брызнули слезы. Это было последнее письмо отца, и он написал дальше, что перестанет их присылать. Переписка всегда шла в одну сторону, и лишь раз мать смогла отослать ему ответ, где говорила про учебу сына и приложила пару фотографий. Этого хватило на долго. Почерк он заучил на память, знал каждую черточку, шрифт, каждую букву и прочее. Даже то, что точка была похожа на запятую, а запятая на точку. Этот размашистый почерк и темные словно уголь чернила. Даже их запах он отчеканил в памяти. Но отец сказал, что не будет больше писем. Не будет общения с ним. С ним! Единственный человек, кто понимал его полностью! Кто по мнению Семена пострадал от горе-системы и заслуживал свободы. И его тоже не будет. Парень выругался. Со злости сжал бумажку и смял. После подпрыгнул. Начал ее бешено расправлять, приводить в порядок и гладить, словно старался реанимировать труп. Тогда закурил. Опять. В последнее время Персунов курил достаточно много, но благо это не мешало спорту. Из коридора послышался свист. После звон колокольчика. ,,Кто-то пришел,, выскочила в голове мысль. Мать откроет. Точно. Она всегда открывает даже в самые грустные дни и принимает всех. Но зачем? Сегодня должен кто-то прийти? А может это милиция пришла за мной? Парень улыбнулся. Представил свою кличку на зоне. - Сеня, к тебе гости! Персунов удивился. - Ко мне? Странно. И кто же это мог быть? Парень свел брови и вышел из комнаты. Нет, ее он точно не желал здесь застать. - Алиса? - Да, а ты кого хотел видеть? Директора школы, которому ты средний палец показал и отвесил курдюк? - Курдюк? – Семен улыбнулся, - а утром он говорил лишь о пальце. Видимо пенсионер решил не упоминать проблему полностью, дабы сохранить хоть чуть-чуть авторитет. - Ты конечно Семен тот еще кадр, - сказала девушка серьезно, - и между прочим забыл об одной важной дате. О да, дата. Последний звонок скорее всего. Алиса Двачевская всегда помнила все важные даты и всегда звала Семена их отмечать. Что Девятое Мая, когда он кидал зигу, что День Труда, когда он парадировал тунеядца, что даже Новый Год, когда Персунов нарядился Санта Клаусом и угрожал залезть в дымоход Кремля. Такие даты он точно не забывал. - Да помню я все даты. День Космонавта, День Взятия Бастилии. Один хрен мы их не отмечаем. А тут еще это… Звонок. - Слышала я что утром, на тебя напали. - Да. Я бы и не дрался, но там Лена была. На миг, показалась, что после имени Лена, лицо Алисы побледнело. Она без спросу подошла к столу. Вытащила пачку Беломора и взяла сигарету. - Не против? - Не, бери сколько надо. Семен уже привык к такому поведению. Девушка поднесла сигаретку к губам, а Семен подкурил. А тогда получил струю дыма в лицо. - Был бы это кто-то другой, я бы ему в рожу дал. - Знаю, - Алиса победоносно улыбнулась, - но мне ты в рожу дашь. Мы с тобой с детства знакомы. В этом и была вся Двачевская. Молодая, красивая девушка, но бунтарка по характеру. Она рушила все возможные нормы и этику, ломала мораль целиком и вела себя так, как хотела, не взирая ни на народ, ни на общественное мнение. Подкреплялся характер внешностью. Огненно-рыжие волосы, заплетенные в две короткие косы, голый плоский животик, и глаза, ясного, янтарного оттенка. Взгляд был всегда игрив к Семену. Он знал ее с самого детства, и помнил, что девочка отличалась особыми принципами и устоями, что так сильно нравились и ему самому. Общаться с кем попало не будет. Живет с бабушкой, сирота. И добиться ее расположения уже целое дело. Так же поражало Семена умение играть на гитаре. Это он жутко обожал, хоть и добиться выступления от Алисы было трудно. - Персунов, так что случилось то? Ты пошел из школы, ни с кем не попрощался. Со мной тоже кстати! Гулял с Леной, подрался еще. С матерью поссорился. Ты думал я не слышала крики? Мы живем то этажом ниже от тебя. Девушка села на стул, выпячивая перед другом бюст. Он был, стоит признать, крупным. Рубаха ели сдерживала ее крепкие, спелые дыни, что так и угрожала порвать ткань. Один треск нитки, пуговица бы отлетела в сторону и… Бум! Вся красота перед лицом. - Да не так все было, честно, - начал он словно оправдываться, - парней было пятеро, напали сами. Этот пид… Гм-гм… Редиска Артем ударил Лену по щеке, вот я и заступился. С матерью поссорился тоже. В лагерь хочет отправить. В гребанный детский лагерь и причем на весь июнь. - А что за лагерь то? - Черт его знает. Соловки какие-нибудь. Я так и не спросил. Но все равно разницы нет, я не хочу никуда ехать, мне и дома хорошо. Плюс… Сказала, что надо переставать читать письма отца. Отец тоже так писал в своем конверте. Мол… Плохо на меня влияет. Девушка молчала. Ее глаза казалось, хотели влезть в Семена, погрузиться в его душу целиком. Большие, медовые. С золотыми прожилками. Словно они что-то говорили. - Каждый раз когда к тебе приходит письмо, ты жутко грустный и злой. Бросаешься на всех. Агрессивен и хмур. Учеба твоя катиться в этот месяц вниз, а количество приводов в милицию повышается. Разве она не права? Парень глянул на нее удивленный. - И ты туда же? - Сеня, слушай… Она коснулась его руки. - Ты правда страдаешь из-за отца, я понимаю. Но стоит отпустить прошлое. Стоит… В будущее смотреть в конце концов. У тебя нет отца, а у меня и матери тоже. А если ты будешь так вести, то ее лишишься. - Но она даже не сожалеет о папе! Она тоже считает его предателем! Как и дед! Ты хочешь, чтобы я тоже таким стал?! Такой мразью?! Он выдернул руку прочь, и казалось, задел Алису. - Я никогда не слушал других и выходило так как выходило. Я знаю, иногда был не прав. Но почему?! Потому что ответственность ложилась лишь на меня! - На тебя?! Она засмеялась. - Ты косячил всегда как мог, а жопу за тобой заносила мать! Ты всех обижал! Да, ты и хорошие вещи делал. Ты как-то заступился за меня, принес выпить когда я просила, гулял со мной и общался, но ты все время косячишь! И ответственности у тебя нет! Тебе сложно поехать в лагерь?! Тебе сложно сделать матери приятно?! ДА ПОЧЕМУ ТЫ ТАКОЙ ТУПОЙ, УЗКОЛОБЫЙ И НЕ ПОНИМАЕШЬ НАМЕКИ?! Почему тебе так трудно понять, что мы любим тебя! И что все это ради ТЕБЯ! В комнату вошел дед. Алиса спрятала грудь за спинкой стула и закрылась, словно настоящая паинька. - У вас все хорошо? Семен кивнул. - Вы тут ссоритесь? - Нет… Не совсем, - Алиса встала, прикрывая бюст книжкой, - хотела просто одолжить. - Вот как… Ну ладно… Там ты принесла, взять можно? - Конечно, - сказала она прохладным тоном старику, сверля Персунова взглядом, - оставите только Семену, хорошо? Дед не ответил и вышел. Делиться он явно не любил. - Что ты принесла там? – удивился парень. - Ты зациклен на отце. Нет, не перебивай, дай скажу все до конца, накипело у меня уже. Ты очень зациклен на отце. Ты сын предателя, ты ведешь себя как диссидент, но к тебе все относятся очень хорошо. Ты не ценишь это. Да, ты говоришь, что и не нужно такое отношение. Возможно. Но ты плюешь на любовь других. Ты плюешь на жертвы других ради тебя и прочие вещи. Ты говоришь, что ты ответственный? Ты знаешь, как твоя мама унижалась, что бы тебя не выгнали из школы? А как твой дед пашет в ночную смену, хотя уже на пенсии, чтобы починить чертово окно? Как Лена пишет тебе домашку, ожидая лишь спасибо, а я ради беседы с тобой готова отменить одну из самых важных дат в своей жизни. Причем, про которую ты забыл. Она молча вышла. Книгу оставила, а сигареты взяла с собой. Персунов молча сидел минуты три, а тогда метнулся следом за ней. Девушки нигде не было. Дед молча сидел на кухне и ел праздничный торт, причем, видимо, очень большой кусок. - Она ушла в слезах, - сказал старик. - Откуда торт? - Алиса принесла. Только сейчас Персунов понял, о чем она имела ввиду. На торте красовалась фраза: ,,С днем рождения Алиса! 16 лет!,, - У нее сегодня было день варенья? Юноша молчал. Теперь вспомнил все. И как его пригласили пол года назад, как предупредили в прошлом месяце и на прошлой неделе, и вчера уточнили после звонка, будет он или нет. - Знаешь Сеня, то, что девушка принесла тебе торт на собственный праздник, на который ты даже не пришел… Это зашквар. Причем полный. Персунов кивнул. Держал в руках последнюю сигарету. Выкурил. Тогда пустил в воздух струйку дыма, думая над ее словами. Икарус 410 был как всегда набит. Огромная, выкрашенная в красное машина. Автобус с широкими стеклами, креслами, что обтягивала кожа и две круглые фары. Спереди водила. Он слушал новенький шансон и абстрагировался от детей, их криков, ора и галдежа. Рядом была вожатая. Семен лишь знал, что ее зовут Ольга Дмитриевна и она из Украины. Кажется, молодой педагог на практике. Девушка если честно довольно красивая, лет двадцати, с яркими, словно весенняя трава глазами. Но вот как педагог… Никуда. Ни крикнуть, ни голоса поднять. Только играла с детьми да улыбалась в белоснежные зубы. Персунов сел в самом конце у окна. Когда заходил, видел знакомые лица. Славя- староста его класса, Мику, девочка по обмену из Японии, Лена и Алиса. Лена была жутко грустная, когда увидела Семена, и казалось, что она просто расплачется. А Алиса злая. Безумно и яростно злая, с красным от злобы лицом. Она посматривала на Семена как хищник, что напасть. Сидела возле какой-то девочки с рыжими волосами. Ее Семен приметил сразу. Футболка с надписью СССР и косы как сопла ракеты. Сразу же пошутил про Гагарина и Армстронга на Луне. Малышка не поняла, а Алиса не одобрила. Сидел Семен один. Однако на остановке к нему подсел некий парень, Костя, и начал вести беседу. Персунов злился еще больше. Жара, галдеж и какой-то лох под ухом. - Так ты спортом занимаешься? - Да, - кивнул Семен. Старался не выражать интерес к разговору. - А я тоже кстати. - Да ну? - Да, теннис люблю. - Ха. - Что смешного? - Теннис это не спорт. - Позволь с тобой не согласиться. Семен повернул голову. Перед ним сидел молодой, красивый юноша, возможно ровесник, может немного младше. Отличался от остальных двумя чертами: яркие, молочно-белые волосы и глаза светлее полуденных облаков. Он такие нигде не видел. Тело было крепким, поджарым. Вены на руках, рельефный пресс, большие бицепсы и скулы. Видимо, он занимался чем-то кроме тенниса. На шее татуировка. Пробитое стрелой сердце. - Интересный у тебя рисунок на коже. - Да? Нравится? Сделал месяц назад в Орле. Там татуировки годные шмаляют, всем советую местного мастера. - Ты из Орла? - Из Тагила. А ты? Семен молчал. - Москва. Тут почти все из Москвы. - Да ну? Не, ерунду говоришь. Видишь воспиталку? Она из Киева. А вон девочка милая, смуглая. Улан-Батор. Монголия! Есть две казашки, их знойные лица я сразу узнаю. А вон та красотка, валькирия, ум… Типичная жительница Архангельска. Я таких много повидал. - Ты решил угадать кто и откуда в этом автобусе? - А почему бы и нет?- Костя улыбнулся разводя руками, - ехать то долго! Глянь в окно! За окном было поле. Широкое, золотое поле колхоза, много маленьких ферм и ЛЭП, что тянулся на много верст по трассе. Сверху-голубое небо. Погода просто отличная, и ни намека на тучи. - Думаешь мы быстро приедем? До Скадовска то еще ехать и ехать! - Скадовск? – Семен задумался, - это где? - Так в Украине! Возле Крыма, Херсонская область. Там лагерь, Совенок звется. - Не Соловки? Парень подавил смешок. Костя шутку не понял, и спокойно ответил: - Нет, не Соловки. Ты как вижу раздраженный, да? - Типа того. Дай, наверное, я посплю. Парень ничего не ответил. Вытащил из сумки(что бы вы подумали?) большую жестяную флягу и начал жадно пить. Фляга военная. Обтянутая зеленой армейской тканью. - Ты что, носишь это с собой все время? - Да, а что тут такого? Между-прочим удобнее чем стеклянная бутылка. И кстати… Тут не вода. Знаешь, что это? М? Вино с собой везу. Костя широко улыбнулся. - Будешь? Семен ничего не ответил. Повернул голову к окну и заснул. Снились ему самые разные вещи. Алиса, что танцевала на огромном шесте, Лена, с длинным острым ножом, много мешков сахара и Сталин. Почему-то ему приснился Сталин. Этот хитрый усатый грузин сидел на кресле и готовил шашлык, параллельно заставляя председателя Хрущева варить кукурузу и посыпать солью. ,,Может я есть хочу?,, Позже ему приснился мрачный мир далекого будущего. Огромные, генно-модифицированные люди, что давали люлей демонам и оркам. Среди них увидел комиссаршу, с большим шрамом на лице. Она что-то кричала. Некому Юргену оторвало ногу, и она вопила о помощи. Все вокруг столпились и ждали, когда злобный демон добьет смертного и пожрет его душу. Семен открыл глаза. Автобус приехал. Небольшая группа столпилась у входа, а рядом с ней- драка. Алиса выжимала с себя злобный оскал и держала крепко кулаки. Рядом была та девочка в футболке СССР. Футболка не нравилась Семену сразу, но вот то, что с ней было… Она лежала на полу автобуса с забитой коленкой и плакала. Громко, сильно плакала. Была явно младше всех. Перед Алисой стоял амбал. Он походил на тех парней, которых избивал Семен пару дней назад. Квадратная челюсть, перебитый нос и злые глаза. В зубах сигарета. Одет он был по-простому. По-сельски. - Извинись перед ней, живо! Алиса указала на малышку. Та корчилась от боли. - А то что? Толкнул ее, и тебя толкну. Мне та какой фиг? Водила вмешиваться не собирался. Ольга Дмитриевна встала между двумя, и замахала рукой: - Молодой человек, так нельзя! Вы вломились в школьный автобус и ударили маленькую девочку! Поднимите ее и попросите прощения! Мужик громко засмеялся. Вместо прощения, он залепил пощечину и ей, а тогда кивнул к водителю. - Едешь в Агаповку? Подвезешь верзила? Его лицо стало бледным. - Да… Конечно… Только дети выйдут… - А ну все на выход, живо! Он попытался схватить Ольгу Дмитриевну за волосы, но получил ловкий хук в челюсть. Дала его Алиса. Человек отошел, потирая подбородок. Тогда махнул рукой. - Сеня, может заступимся? Осознав, что происходит, Персунов вскочил, и со всей скорости бросился вперед. Амбал его заметил. Он отошел от Алисы и направил взгляд на приближающегося врага. Семен крепил кулаки. Готовился дать противнику прямо по плавающему ребру и выкинуть из автобуса за минуту. Не получилось. Острая боль поразила его горло. Амбал выхватил обломок бутылки, розочку, как говорят, и полоснул Семена по шее. Кровь брызнула на рубаху. Белоснежная ткань стала красной, а тогда и вовсе прилипла к телу, пока гопник заносил руку для второго удара. Жестокая боль. Персунов ощущал, как теряет сознание и валиться в сон. Увидел Костю. Увидел напуганное лицо Алисы, потекшую тушь Лены и Ольгу Дмитриевну, что безумно кричала. Тогда заметил амбала. Тот тоже упал. Костя поцелил в его висок. Очень четко и тонко. ,,Надо было и мне так сделать. Что же…. Видимо пришел мой конец. Отец и мать пережили сына, и дед переживет внука. Удачи.,, Он плавно закрывал глаза. Ощутив вкус крови на языке. Такой знакомый. Странный. Металлический. Ощутил чью-то теплую руку на горле. На ладони. А тогда укол. И целиком впал в царство Морфея. Глаза открылись сами собой. Персунов ощутил мерзкий, отвратительный запах спирта. Поморщился. - Это тебе не водку пить, верно, Семен? Голос принадлежал женщине. Он с трудом пытался ее разглядеть. Белоснежный халат, черно-синие волосы, и глаза… Их скрывали очки. Но он четко видел, что один был синим, как и ее локоны, а второй янтарно-красный. Глаза напоминали деда. И мать. -В… Виола? - Да дурак, а кто еще? Он удивился. Это была та самая тетя из Москвы. Глава МВД. - А что ты тут делаешь? Он закашлялся и сплюнул кровь. - Дурень, молчи. Тебе чуть горло не вскрыли. Этот парень был пьян, потому промахнулся. А мог разрезать тебе гортань. Просто помолчи, ладно? Стекло только кожу задело. - А почему я кашляю кровью? – спросил он и снова зашипел от боли. - Потому что ты упал на ногу Ульяне, и она сломала тебе пару ребер коленом. - Ульяна? Это кто? - Та девочка с забитой ножкой, а теперь и полностью сломанной. Ты конечно… Тот еще кадр. - Так что ты тут делаешь? Он ощутил, как ребра трутся друг о друга. - Я? Отпуск временно взяла. Приехала тебя навестить, а тут… Как ты в драку влез? Тем более, пропустил розочку к горлу. Такой то увалень? Два метра ростом и мускулы как у Стива Ривза. Сонный был? - Типа того. Так ты врач теперь? - Я ведь судебный медик, помнишь? Он не помнил. - Да, конечно. - Вот и хорошо. Буду за тобой приглядывать. Плюс у меня дела есть в местном МВД. Говорят, взяточников много. А с ними надо бороться. Он набрала немного воды в стакан и поднесла парню. - За тебя очень все волновались. - Все? Это кто же? - Алиса, Лена, Славя, Костя, Ульяна, Женя, Ольга Дмитриевна и я. Он сделал глоток. - Ты уже выучила их по имени? - Алиса и Лена твои соседки, Костя тебя сюда притащил, Славя из твоего класса, как и женя, а с Олей я познакомилась только что. - Мне казалось, они меня ненавидят. Лена и Алиса. - С чего бы это? - Ну… Я с повздорил с Алисой время назад. Плюс… С Леной вел себя как козел. Да и знаешь, от них одни проблемы если честно. Либо ор и крик, либо драка. Ай! Да пошли они! Вот слушай, Лена мне что-то хотела сказать и ели выдавила это. Чуть не разрыдалась. А потом знаешь что? Она просто свалила! Алиса, тоже мне друг. Пришла, забрала пачку сигарет, нахамила. Костя прилипала. Я с ним и не знаком! Увидел его только в автобусе и все! Сразу давай говорить мне некую чушь! Эта воспиталка из Украины и Славя, тоже блин, высшая и нерушимая мораль. Как же они меня достали. Он притих. Виола молча набирала еще один шприц и тогда провела укол. Парень дернулся. -Ульянина нога. Как она кстати? Только вспомнил, что случайно нанес девочке увечья. - Да нормально я! Ты дурак припадочный нас всех напугал! Орал без сознания и бранился! Он удивленно повернул голову. Увидел на соседней койке ту самую девочку с рыжими волосами, а рядом с ней всех, кого перечислила Виола. Они молчали. Ульянка ела шелковицу и рот у нее был фиолетовый, а подростки молча водили взглядом, то на Персунова, то на нее. Проснулся у него стыд. - Вы все время были тут? Алиса кивнула. - Все четыре часа как ты лежал без сознания. - И вы все слышали? - Ага…- ответил на этот раз Костя. Семен молчал. Тогда посмотрел на Ульянку. Она одна казалась ничем не беспокоилась. Чавкала ягодами и обмазывала губы соком. Резко, неожиданно Персунов начал ржать. Громко и звонко, как это делает безумец во время припадка. Все смотрели с осторожностью. Он смеялся, а после зашипел и снова выплюнул кровь. - Чертов лагерь, - говорил сквозь улыбку, - да вы все правы были! Это от меня одни проблемы! Если бы я без ссор пошел на твое день рождение, поехал сюда и… Ахахах…. Он снова харькнул кровью. - С ним все нормально? – спросила перепуганная Лена. - Видимо… Стресс. Нужно дать ему снотворное. Виола зарядила шприц, но Семен отмахнулся. - Нет! Стой! Я просто хотел попросить прощения у вас всех! Вы все самые лучшие и добрые люди в моей жизни, а я вел себя как свинья и скотина. Я уже… Забыл даже про отца и письма. Да… Надо их спалить, как мать говорила… Или что она там хотела… Выбросить их… Точно… А вы… Как я вас люблю! Он резко вскочил. Виола хотела посадить племянника назад, но тот отбросил руку и крепко ее обнял. Все опешили. - Спасибо тебе тетя, что ты со мной. И вы… - он повернулся к другим, - вам спасибо за все. Костя, - Персунов схватил его руку и пожал, - тебе благодарен. Ты спас меня по сути. Лена, прости что пользовался твоей добротой. Он ее так же обнял. - Алиса, прости что не пошел на твое день варенья. Я такой козел! Но обещаю, что принесу тебе самый лучший и прекрасный подарок на свете и все компенсирую! Ее щеки залились краской. - Славя… Ольга Дмитриевна… Женя! Даже ты тут! Спасибо вам за все! За вашу заботу и… Вы самые лучшие! Друзья, я вас люблю! Он хотел попробовать обнять всех сразу, но не смог, и просто упал. Ульяна вскрикнула. Персунов храпел как свинья в хлеву, а Костя и Виола медленно его повалили на кушетку. - Это с чего он так раздобрился? Когда упал, поумнел? - Нет, - усмехнулась врачиха, - просто морфин действовал. Она разразилась смехом. Посмотрела на тело племянника, а тогда всех, кто был в комнате. Улыбнулась. - Что же друзья, это ваш товарищ на следующие три недели в лагере. Он будет вам ныть, пить соки и эксплуатировать. Как настоящий комиссар в лагере на Колыме. Соловки? Нет. Совенок!