***
- Сотников! Сотников! - Рыбак не осознавал, что до сих пор тормошит друга. Испуганный взгляд сновал по худому лицу, задерживался на залёгших под глазами чёрных кругах, на бескровных сухих губах, рывками перебегая к покрытому щетиной кадыку, а затем и к запястью правой руки, где помимо бугра кости теперь, словно браслет, горела клеймом по-непонятному страшная дата. - Сотников, проснись! - Немцы? - Сотников едва раскрыл красные глаза, прокашлялся и огляделся вокруг, - что такое? Ладонь Рыбака легла осторожно, будто на хрупкий фарфор, на запястье Сотникова. Большой палец медленно прошёлся по тёмным числам, проверяя кожу на предмет шрамов. Но под пальцем было гладко, даже без единой царапинки. Происходящее казалось сном. - Давно у тебя... - Рыбак судорожно сглотнул, не зная, как продолжить, - это?.. Сотников сонно перехватил взгляд товарища, но выражение лица его осталось безразличным. - Что это? Рыбак сел на снегу, игнорируя продирающий сквозь форму холод. Внутри него вздымался вихрь и уносил за собой последние остатки самообладания. Трясущиеся то ли от мороза, то ли от сковавшего все его существо смертельного страха руки не находили себе места. Смутное понимание ситуации постепенно доходило до солдата, но он упорно отказывался верить во все, что рождал в данную минуту его разум. Не может так случиться, чтобы лежащий сейчас на заботливо подстеленной рыбаком фуфайке Сотников, болезненный, но живой, мог вдруг оказаться в могиле. Ведь случаются иногда ошибки и в небесной канцелярии. - Значит, послезавтра... Голос Сотникова прозвучал ещё глуше, чем доселе был. Кашель под давлением эмоций и пусть не выказываемого, но все же потрясения, постепенно утих. Сжав зубы, он подобрал раненую ногу и сел, подавляя стон. На щеках взметнулся нездоровый румянец и тут же угас. Черты лица вмиг заострились, наводя на Рыбака ещё более нехорошие предчувствия, стали вдруг строгими, полными безнадёжной решимости. - Ты же и сам знаешь, дружище, от судьбы не убежишь... - Сотников зачерпнул горсть снега, видно, душа обжигающим холодом подкативший к горлу ком, - так тому и быть. Что есть, того не миновать. - Рано тебе пока так рассуждать, - губы Рыбака содрогнулись в кривой усмешке; по щеке прокатилась слеза, и мокрую дорожку тут же обдуло морозным свежим ветром, - возможно, это так, предупреждение... Он подполз к товарищу и несмело приобнял того за плечи. Сотников сразу как-то поник, опустив голову ему на грудь, зарываясь лицом в складки висящей на похудевшем теле одежды. Отросшие за время блужданий по лесу волосы трепали ленивые порывы зимнего воздуха. Вскользь пронеслась у Рыбака мысль, что можно было бы и дотащить друга до избы и переночевать последние часы в комфорте. Тихо, почти шёпотом, он озвучил ее, не надеясь на согласие. Сотников, не производя ни звука, кивнул. И самое сложное - поход на чердак - они преодолели без сучка и задоринки. Когда солдаты залегли у сена, мимолетный огонёк радости блеснул в душе Рыбака. Полное раскаяний и боли сердце чуть угомонилось, прекращая корить себя за произошедшее с Сотниковым. Только теперь он по-настоящему понял, что крепко привязался к нему. И не представлял дальнейшей жизни в одиночестве, довольствуясь лишь воспоминаниями о его светлом лице, некогда блиставшей на этом лице улыбке, глубоком взгляде и притягательной спокойной рассудительности. - Прости меня, если сможешь, - Процедил Рыбак, потирая виски. Или ему показалось, или со стороны друга он слышал пару-тройку сдавленных всхлипов, - пожалуйста. Он снова коснулся Сотникова, ласково поглаживая того по плечу. - Здесь нет твоей вины, - хриплый голос отозвался нарочито бодро. Тёплая и мокрая ладонь накрыла его руку в ответ, - по крайней мере, мы хотя бы знаем последние часы. Едва удерживая себя от рыданий, Рыбак нагнулся и поцеловал Сотникова в заросшую негустой бородой щеку. Наверное, теперь уже напоследок.***
- А ну встать, вредители! - Противный голос Стася раздался над ними, как гром среди ясного неба. Свет, льющийся из распахнутой двери, озарял лица Петра, Демчихи и Баси. До лежащего в углу и свернувшегося калачиком Сотникова лучи попросту не достали. Рыбак, скривившись, будто от мерзости, отвернулся. - За нами? - Вопрос Петра показался Рыбаку необычайно глупым. Теперь уж любой вздох и жест, нарушающий траурную тишину, раздражал мужчину и доводил едва не до белого каления. - За вами, за вами, - Стась тупо осклабился, - аллес капут! Выходить добровольно, но всем в обязательном порядке. Стоя во дворе, босые, практически без одежды, пленные молча выслушали приговор. Ни выкрик Сотникова, героически взявшего вину на себя, ни плач Демчихи не заставил шевельнуться полицаев. Только Портнов ухмыльнулся и подмигнул Рыбаку, от чего тот мгновенно почувствовал себя липким от грязи этой фашисткой улыбки и поёжился. А проходя через мост, завидев виселицу с пятью петлями, к нему неминуемо подкатила тошнота. Заговорщическое выражение лица следователя стало как никогда ясным. После дополнительных объяснений Рыбак пожалел, что согласился. Да что уж там, пожалел, что родился на свет. Перед глазами замельтешили мушки. В ушах нарастал гул ультразвука. Он просто не мог смотреть на безжизненное тело друга. Болтающиеся вдоль тела руки наводили холодный ужас, по спине ползли мурашки и крупными каплями тёк пот. Пророческая дата на руке Сотникова словно насмехалась над Рыбаком. На левом запястье Рыбака медленно проступала точно такая же, только двумя днями позже.