Healer P2

Его хрустальные глаза блуждают по давно изученным витиеватым узорам обоев. От этого острого взгляда не спрячется невесомая паутинка за вытяжкой, тонкий выпуклый узор в виде лозы на турке медного цвета, так же, как не спрячется высохшее тельце насекомого в подставке цветочного горшка и сутулый прохожий, что кажется таким крошечным с высоты седьмого этажа. Его губы обычно сжаты и брови немного нахмурены. С ним невозможно говорить. Но невероятно приятно молчать. Мне хочется всматриваться в его глаза. В это сокровище. В сокровище, которое такое неуловимые, такое обесцененное и такое, чёрт Глаза такие острые, он прячет их, потому что знает, что этот взгляд действительно невыносимый. Этот взгляд отпугивающий. Он говорит сам за себя "я безумен"  но чёрт Эти колкие глаза вместили в себе все четыре цвета. И они пусты. Они холодны. Они анемичны. А временами они бывают такими живыми, что блики в них пляшут словно черти, а веснушки становятся будто подсолнухи в июльском поле, а ямочки на щеках будто акварельная бумага натянутая на раму, а огненные рыжие волосы так смешно магнитятся от полиэстровой осенней курточки и торчат во все стороны будто стрелы, которыми истерзанное мое тело обглоданое собаками лежит среди остальных таких же тел в грязной мокрой канаве, а его руки, такие тонкие и хрупкие, руки пианиста, с яркими синими венами и нечёткой линией сердца на левой ладони пляшут свой безумный танец на моей шее перекрывая воздух, а ночью я снова проклинаю себя ночью, когда я – я Старая ложка из нержавейки ударяется о бортик кружки и отзывается резким раздражающим звоном в моих ушах заставляя меня вернуться к маленькой кухне в полумраке, к колким хрустальным глазам. Я не знаю элементарных вещей о нем, таких, как номер телефона, или предпочтения в музыке, я никогда не видел ни его друзей, ни родственников. Однажды видел тётю из окна палаты, что почему-то выходило на коридор и всегда было закрыто желтыми жалюзями, она говорила с заведующим реанимации и сухо вручила ему нехитрый пакет, очёркивающий  форму коньяка и  выпуклого конверта. "Конечно, это был несчастный случай." Тогда в палате пахло физраствором, пластиком, серыми хлопковыми простынями и несчастным случаем с привкусом ненужности и послевкусием брошенности. А когда спустя 4 мучительных дня его глаза открылись, они не были обычно колкими. Они были потерянными, были в абсолютном замешательстве. Они не помнили себя, а я боялся помочь вспомнить.   Я не понимаю кто мы друг другу. Я и не хочу быть ему кем-то. Не хочу быть его, ровно как не хочу сделать его своим. Такие редкие самоцветы как он и не нуждаются в каком-либо дополнении ибо сами являются совершенством в своей величественной сингулярности. Я не знаю куда ведёт меня поток моих мыслей и я боюсь снова обнаружить себя запутавшегося в его рыжих-рыжих-рыжих волосах. Если ты хочешь знать что предшествовало моему теперешнему потоку сознания, то в двух словах я снова ушел из дома, и уже был готов ночевать на лавочке, как эти колкие глаза сделали великодушный жест и пустили меня, гребанного наидраматичнейшего подростка во вселенной, к себе.