Император и советник

Сначала было официальное заявление. Оно появилось на свет благодаря гениальной идее дворцовой пиар-команды (состоявшей только из Янь Юйцзиня и Гун Юй, хотя первый очень старался привлечь туда еще и Цзинжуя) и содержало жизнерадостную и несколько романтизированную версию участия Мэй Чансу в восхождении на трон принца Цзина, нынешнего императора. Сяо Цзинъянь был непреклонен в желании видеть Мэй Чансу гордо стоящим рядом с собой. Однако ввиду скромного положения последнего (всего лишь советник) и его же упорного отказа обнаружить свое настоящее имя — Линь Шу — друзья и родственники пытались Цзинъяня отговорить. Громче всех возражал сам Мэй Чансу, но молодого императора не зря прозвали буйволом. Его упрямство и верность Мэй Чансу могли бы воистину двигать горы. Тронутый эти проявлением платонической братской любви (тут Гун Юй закашлялась), Янь Юйцзинь объявил, что он мог бы заставить народ по-новому взглянуть на роль советника в этой истории и показать им Мэй Чансу героем, каковым тот и был на самом деле. Услышав это, его отец лишь покачал головой и возжелал не иметь к этой глупости никакого отношения. Но Юйцзиня это не остановило. Чем именно руководствовалась Гун Юй, поддерживая его, он в точности не знал, но ее глаза при этом предложении странно блестели. Он принял это за знак решимости. Когда это заявление было составлено, Мэй Чансу предстал в нем ясноглазым героем, оставившим мир бойцов, чтобы поставить свои таланты первого в Списке Ланъя на службу собственной стране. В нем рассказывалось, как Мэй Чансу против его воли задержал Се Юй, действовавший от имени бывшего кронпринца (наиболее ненавистная в городе персона после взрыва в мастерских). Дальше шел рассказ, как Мэй Чансу встретился с императором — в то время еще принцем без власти и влияния — и с первой встречи (что было отчасти истинной правдой) безоговорочно поверил в него и его способность править империей сострадательно и справедливо. Гун Юй предложила вычитать последний вариант и добавила туда некоторые дополнительные замечания. Под ее кистью отношения между императором и его советником представали как пример истинного братства, как квинтэссенция уз, которые только могут объединять мужчин: двое против всего мира, ради чести и блага империи. Это была история о дружбе и самопожертвовании. Едва текст был закончен, заявление напечатали и расклеили на городских стенах, и Мэн Чжи своими глазами видел, как кое-кто из его гвардейцев, читая, прослезился скупыми мужскими слезами Интересно, что мужчины воодушевлялись этой историей на деяния, однако женщины отреагировали на нее по-другому. Некая домохозяйка, когда муж принес ей распечатанный лист с заявлением (которые наводнили город), сказала: "Ой!" — и со странным блеском в глазах попросила, не может ли оставить его себе. Муж пожал плечами и не возражал. На следующий день она показала его своим подругам. "Ой", — только и сказали они, прочитав. И глаза у них заблестели... * * * — Я... могу понять всю привлекательность, — сказала принцесса Нихуан. Она покосилась на смущенные лица императора и Мэй Чансу и отвела взгляд. — Это... это неприемлемо! Преступление — писать о царственной особе в таком... таком недостойном тоне. Это измена! Мэй Чансу только закатил глаза при императорской тираде. — Нет необходимости так волноваться, ваше величество. Я уверен, что ни у кого не было дурного намерения. — Но... Сяо Шу... — Что вы намерены сделать? Казнить половину женщин в столице? Сяо Цзинъянь открыл рот и захлопнул обратно. Шумно посопев, он снова уселся на трон. — Ну, вообще-то, по моей оценке, в это дело вовлечена не только половина женщин в столице. У некоторых мужчин тоже была обнаружена эта книга... — добавил Мэн Чжи. Мэй Чансу стрельнул в него свирепым взглядом, и тот немедленно заткнулся. Только прошептал стоявшему рядом Ле Чжаньину: "А что я не так сказал?" — Я думаю, хватило одного приказа генералу Мэну обыскать все дома в городе — жители устрашились и больше никогда не посмеют распространять подобные истории. Предлагаю вам издать указ о сожжении всех копий. И на этом будет довольно, — сказал Мэй Чансу. — Кроме того, я ведь сам прочел эту... книгу. В ней ничего криминального. Может, она слегка... намекает, но лишь постольку поскольку. Наших имен в книге нет. Только принц и его советник. — Ты прочел? — удивленно переспросил Сяо Цзинъянь. — А вы нет? — ответил Мэй Чансу вопросом на вопрос. — Но так ты мог читать... это... эту низость? — А как вы могли послать генерала Мэна обыскивать все дома в городе, если даже ее не читали?! Все присутствующие в комнате переглянулись. Принцесса Нихуан была храбрейшей из всех, поэтому заговорила первой: — Ваше величество, если на этом все, позвольте мне откланяться. Есть еще официальные дела, о которых я хотела бы переговорить с генералом Ле Чжаньином. Сяо Цзинъянь коротко покосился на нее и снова уставился Мэй Чансу глаза в глаза. Чжаньин быстро выскользнул из зала вслед за Нихуан, бормоча благодарности. Мэн Чжи погрозил в спину ретировавшийся парочки кулаком. — Ваше величество, если на этом все... — Иди уж, — бросил Сяо Цзинъянь, отпуская его взмахом руки. Мэн Чжи удалось выйти, а не выбежать из зала. * * * — Ваше величество? — негромко окликнул Мэй Чансу, открывая дверь в личный императорский кабинет. Сяо Цзинъянь не поднял взгляда от бумаг. Мэй Чансу прикусил губу, чтобы не улыбнуться. Упрямый буйвол был еще зол. Он тихо подошел и сел сбоку от императора. Подобрав со стола палочку, он медленными, точными движениями принялся растирать чернила на чернильном камне. Цзинъянь продолжал заниматься бумагами, пока не поставил подпись на последнем документе. Лишь тогда он положил кисть и повернулся к Мэй Чансу. — Я не в силах терпеть, когда люди пишут про тебя подобные вещи, — заявил он. — После всего, через что ты прошел, всякий, посмевший насмехаться над тобою, подлежит суду. Мэй Чансу улыбнулся. — Никто надо мной не смеется, — ответил он. Протянул руку и поправил ровную стопку бумаг на столе. — Но... Мэй Чансу извлек из внутреннего кармана плаща знакомого вида книгу и вложил ее в руки Цзинъяня. — Прочти и сам увидишь. Книга в руках Цзинъяня была теплой, наверное, от того, что Мэй Чансу согрел ее своим телом. И он сжал ее крепче. Этой ночью, едва оказавшись в постели, Сяо Цзинъянь глубоко вздохнул для храбрости и открыл первую страницу книги, озаглавленной "Принц и его советник". * * * На следующий день, когда император проводил утреннюю аудиенцию, под глазами у него были заметны мешки. А когда днем Мэй Чансу зашел к нему в кабинет, тот выглядел измотанным. — Цзинъянь, ты в порядке? — спросил Мэй Чансу, когда они остались в комнате наедине. — А, ты пришел, — произнес Цзинъянь, поднимая голову от бумаг. Он сделал Мэй Чансу знак подойти поближе и протянул ему документ. — Скажи, что ты об этом думаешь. Передавая друг другу бумагу, они слегка соприкоснулись кончиками пальцев. "Принц почувствовал, как от случайного соприкосновения их рук, когда оба потянулись за чайником, жаром охватило все тело, Он посмотрел на сидящего перед ним советника и подумал, что, если бы этот жар никогда его не покинул, ему бы достало сил выиграть любую битву." Слова из книги, прочитанной прошлой ночью, без предупреждения всплыли у него в голове. Сяо Цзинъянь в панике выпустил из рук бумагу. От неожиданности Мэй Чансу не успел сжать пальцы, и документ с шелестом спланировал на стол между ним. — Цзинъянь, ты в порядке? — повторил Мэй Чансу. Сяо Цзинъянь чувствовал, что уши у него пылают. — Я просто немного устал сегодня, Сяо Шу. Полагаю... полагаю, сейчас мне нужен отдых. Можешь идти. Мэй Чансу неохотно ушел. * * * — ...я думаю, тебе надо четко разобраться и решить, кому обучать Тиншэна боевому искусству. Дядюшка Мэн, Ле Чжаньин и сестра Дун в некотором роде соревнуются за то, чтобы его учить — это их способ выяснить, кто из них круче. Тиншэн говорил мне, что как раз вчера сестра Дун спросила его, не легче ли осваивать ее приемы, чем дядюшкины. Вообрази, как мог смутиться мальчик его лет при... Цзинъянь, ты что, совсем не слушаешь меня? Сяо Цзинъянь резко вскинул голову: — Что? Мэй Чансу сердито на него воззрился. — Ты хоть что-то сказанное мной услышал? — Я просто... устал. На лице Мэй Чансу выражение досады немедленно сменилось на беспокойство. Несколько быстрых, широких шагов — ноги у него были длинные — и он уже стоит перед императором, поднял руку и положил Цзинъяню на лоб, другой рукой щупая свой собственный. "— Вы заболели потому, что тяжко трудились. Я не должен позволять вам напрягаться так сильно ради меня, — сказал принц. Советник, прикованный к постели, попытался подняться, но у него не хватило сил. — Ваше высочество, я тяжко трудился не просто для вас, но для будущего всей империи, которую, я верю, вы приведете к великому процветанию и миру. Принц и советник, не отрываясь, глядели друг другу в глаза. И в этих глазах был жар и страсть. — Я обещаю, что не дам вашим усилиям пропасть втуне". Сяо Цзинъянь отпрянул в своем кресле, и рука Мэй Чансу нелепо повисла в воздухе. — Я устал. Ты можешь идти. Мэй Чансу хотел было поспорить, но лицо Цзинъяня и вправду раскраснелось, как в лихорадке. Так что он вышел и отправил записку дворцовому лекарю проверить самочувствие императора. * * * С этого момента Сяо Цзинъянь начал избегать Мэй Чансу. Первые несколько раз, когда генерал Мэн Чжи отказался его пропустить к императору, Мэй Чансу счел, что, возможно, Цзинъянь на самом деле болен и нуждается в отдыхе. Но затем ему стало известно, что Цзинъянь все это время занимался официальными делами как обычно, а, побеседовав с чиновниками, он узнал от них, что, хотя тени под глазами императора делались гуще день ото дня, в остальном он выглядел вполне себе в добром здравии. — Пропусти меня, — потребовал Мэй Чансу от генерала Мэн Чжи. — Его величеству нездоровится, так что... — Пропусти меня, — Мэй Чансу заскрипел зубами. — Сяо Шу... — Пропусти меня, или я встану и буду стоять здесь до сих пор, пока ты этого не сделаешь. Не уступал ни один. Они успели простоять достаточно долго, пока небо не потемнело и не начали падать крупные капли дождя. На легком меховом воротнике Мэй Чансу они ложились темными пятнами. — Ладно, — сдался генерал. Он знал, что император разозлится на него, если он впустит Мэй Чансу, несмотря на особый приказ не допускать его во дворец, но уж если Мэй Чансу простудится у него на глазах, тогда ему и тюрьмы не миновать. Цзинъянь только что завершил обсуждение с несколькими сановниками, когда ему доложили, что его хочет видеть Мэй Чансу. Он безмолвно выругался на Мэн Чжи за проявленную слабость и отпустил чиновников. А, увидев грозовую тучу, набежавшую на чело входящего Мэй Чансу, быстро выставил из залы и слуг. — Сяо Цзинъянь, ты избегаешь меня? — спросил Мэй Чансу прямо. Его голос был спокоен, но каждое слово звенело осколками льда. — Я... был нездоров. — Но сейчас ты достаточно оправился, чтобы еще минуту назад обсуждать официальные дела. — Я... — Или, возможно, ты нездоров лишь тогда, когда речь идет о том, чтобы со мною увидеться? В его голосе теперь был не просто гнев, но отголосок боли. Сяо Цзинъянь встал и, обогнув стол, подошел к Мэй Чансу. — Все не так, Сяо Шу. Мэй Чансу отводил глаза, не желая встречаться с ним взглядом. Цзинъянь внезапно ощутил прилив паники. Он действительно растревожил Сяо Шу. Хотя все, чего он хотел — это время, чтобы разобраться в своих собственных чувствах, но он по ходу сделал тому больно. — Сяо Шу? — Если ваше величество не желает меня видеть, тогда вам надо было просто дать мне это понять. Нет нужды в оправданиях; я не настолько жалок, чтобы беспокоить вас отныне, когда знаю, что меня не хотят видеть. Он повернулся, чтобы уйти, но Цзинъянь схватил его за рукав. — Просто выслушай меня. — Он смотрел на Мэй Чансу, но никак не мог поймать его взгляд. — Я... прочел книгу. Мэй Чансу удивленно заморгал. — Книгу? — Ты знаешь, какую: "Принц и..." И его советник. Мэй Чансу поднял брови. Потом заметил неловкость в позе Цзинъяня и тихо спросил: — Поэтому ты не хочешь больше меня видеть? — Да ты что! — выкрикнул Цзинъянь. — Я никогда не смогу захотеть такого. Я просто... Мне просто нужно было время подумать. На лицо Мэй Чансу набежала тень. — Ты испытал отвращение. — Это было утверждение, не вопрос. Цзинъянь на мгновение зажмурился и тут же открыл глаза. Он все смотрел на Мэй Чансу — на разрез его глаз, тонкий профиль, шею, скрывающуюся в мехе воротника... — Нет, — ответил он и прибавил еще тише: — В этом вся и сложность. Мэй Чансу широко распахнул глаза. — О-о, — только и произнес он. А затем улыбнулся: — Тогда что ты собираешься с этим делать дальше? Сяо Цзинъянь покраснел и честно ответил: — Я не знаю. Книга до этого момента не дошла. Мэй Чансу рассмеялся, а потом шагнул вперед и прижал ладонь к щеке Цзинъяня. — Тогда давай напишем нашу собственную книгу. * * * Этим вечером где-то за пределами дворцовых стен Мэн Чжи и Чжаньин сидели вместе за бутылью рисового вина. — Должны ли мы сказать его величеству, что в городе ходят и другие, более... откровенные книги? Они переглянулись. — Давайте... просто избавимся от них прежде, чем он что-либо обнаружит. И они выпили за это.