I'm so fucking sorry

ㅤㅤ— Опусти пистолет, — раздается грубый голос сзади, принадлежащий должно быть полицейскому (хотя разве он может принадлежать кому-то другому?) ㅤНо Локи продолжает держать руки поднятыми, в одной из которых как раз находился этот злосчастный пистолет, оказавшийся в том проклятом рюкзаке; он никак не может перестать кусать — хотя будет вернее сказать “жевать” — нижнюю губу — он “ест” её с тех пор, как услышал вой сирен, сначала потому что нервничал и не мог найти выход из сложившейся ситуации, потом потому что все также нервничал (может чуточку сильнее) и потому, что не смог в итоге найти — и совершенно не обращает внимания на слегка солоноватый привкус во рту. ㅤㅤЛоки качает головой из стороны в сторону в отрицании и отвечает надломленным голосом: “нет”. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ“Нет” — и вся жизнь — за неимением лучшего слова — пошла по пизде. ㅤㅤГоворят, жизнь — это дорога. В ней множество кочек, ям. В ней есть спуски и есть подъемы и только сейчас Локи понял, как же больно падать, если забираешься слишком высоко, а все ведь было, как обычно: был самый обычный завтрак, самая обычная — и привычная — перепалка между ним и отцом и не самое обычное признание. И сейчас, глядя на мужчину (мертвого мужчину, чье имя назвать он никогда в своей жизни не осмелится), ему казалось, что эта какая-то насмешка судьбы, ведь не даром говорят, что как утро начнется, так и день проведешь, а начался он откровенно паршиво, и после случайно — так уж ли случайно? — слетевшие с губ Одина “ты не мой сын” слова. Слова в миг разбившие сердце, в миг разрушившие все надежды, затоптавшие все стремления. Один всегда умел — и делал, из раза в раз — возвращать с небес на — эту грешную, прогнившую насквозь — землю, но утром он переборщил и сломал крылья — почему-то хотелось бы считать, что белые, чистые — выжег — Локи знал, что от такого подлого, грязного, унизительного удара в спину, он ещё долго не оправится (если вообще отправится). ㅤ— Ты ж а л о к, — “услужливо” подсказывает тонкий, приторный, ядовито-противный голосок, — н и ч т о ж е н. ㅤㅤТы н и к т о. — Парень, не глупи, — просит — о, он теперь просит — полицейский, и краем глаза Локи замечает как тень, ползущая по стене, неприятная сама по себе, увеличивается — полицейский сделал шаг или два, но не больше, приближаясь к Локи, к Локи, который не отдавал себе отчета, не обращая внимания на возникшую дрожь, когда он сжал проклятый пистолет двумя руками. ㅤㅤ— Не подходите ко мне! — Рявкает Локи, но голос дрожит сильнее рук, — пожалуйста. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤЯ с л о м л е н ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤя п о т е р я н ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤмама п о м о г и мне ㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤㅤмама мне с т р а ш н о ㅤㅤ— Ты такой же как я... — в голосе Лафея нет удивления, нет страха, нет совсем н и ч е г о. Лишь чарующее спокойствие. У Лафея — были — зеленые — издалека казавшиеся чистыми, но Локи знал, что зрачок обрамлен желтым, ведь у него точно такие же, — глаза, в которых блещется безумие, которое одновременно притягивает и отторгает, и в то же время пугает до глубины души. ㅤЛоки помнил свою мать родную, биологическую, совсем смутно, но помнил (и, наверное, поэтому сильнее всех из семьи Одина он привязался именно к Фригге). Он видел её изображения в интернете и знал, что её убили выстрелом в рот, а прежде изнасиловали, и во всем был виноват отец, перешедший дорогу не тем людям, не в то время, — нет, не отец, чудовище, монстр, глава корпорации “Йотунхейм-индастриз”, производящей оружие, и продающий его на черном рынке, и в тайне до своего заключения являвшийся наркоторговцем, продающим чуть ли не все виды психотропных веществ. Лафей ни черта ни раскаивался. И Локи это выводило из себя. И он пытался это скрыть. Выходило от слова хреново. И Лафей видел сына своего насквозь, и пользовался ситуацией: он глумился, издевался, говорил, что Локи будет таким же как он, что у него нет выбора, это в их генах, передается из поколения в поколение — и когда Локи достал этот чертов пистолет лишь хищно, широко улыбнулся, но зубоскалить не прекратил. ㅤㅤ— Убьешь — и будешь ничем не лучше меня, — его голос был как у змеи, завораживающий, гипнотизирующий, расслабляющий — Локи его ненавидел. Локи не помнил, как рявкнул “заткнись”, зато помнил, как Лафей сказал, что у него будет лишь один шанс его убить, если он промажет, не выстрелит, струсит — неважно, тогда он проиграет... и Локи проиграл (себе). ㅤㅤНо взгляд — уже — мертвеца до сих пор блуждает по его телу, взгляд от которого никогда не отмыться. ㅤㅤㅤㅤㅤㅤ— Я же говорил. ㅤㅤㅤㅤㅤмальчишка. ㅤ— Не смей! — Голос полицейского казалось, мог вернуть кого угодно в реальность, слишком громкий, слишком резкий, слишком — до сих пор — грубый. “Прости меня, мама”, — думает Локи и спускает курок, а следом раздается ещё один выстрел — но уже в труп.