Одинокий Русский Босс

С Пимпом нужно было всегда обращаться осторожно, нежно, но не перебарщивать. Не дать избаловаться, но и не держать в ежовых рукавицах — в этом был принцип Босса, который, на самом деле, Пимпом очень-очень дорожил. Вот как бы он жил без Пимпа? Находящегося в тени, вовсе не незаменимого, молчаливого, иногда слишком борзого и посылающего самого Босса — Босса! — нахуй одним жестом, но все того же Пимпа? Босс был бы богат, Босс был бы успешен, у Босса все еще была бы квартира в LA, но Босс был бы не Большим Русским Боссом. Без Пимпа Босс был бы Одиноким Русским Боссом. Пимп не должен был уйти от него, но Босс не мог показывать ему, насколько сам Пимп был Боссу дорог. Кто был Боссом, в конце концов?! На людях и при камерах Босс оставался тем, кем должен был, а вот Пимп... Пимп не сильно менялся, когда они оказывались лишь вдвоем в комнате. Странно, но он становился послушнее — и пусть Босс был удивлен тому, насколько покорнее вел себя Пимп, когда рядом не было объективов, он вовсе не был против. Ему все нравилось, на самом деле. Нравилось, как Пимп открывал рот. Он у него был, на самом деле, большой, и черная маска натягивалась вокруг мягких, почти блядских губ, розоватых, гладких, как у шлюшки, но куда более ценных, чем все шлюхи Москвы и Питера. Нравилось, как Пимп брал в этот рот его член, большой член Большого Русского Босса. Облизывал губы, кусал их, проходился языком по всей длине, прижимаясь шершавой тканью маски — щекой, — к бедру Босса, и медленно заглатывал, пока не упирался носом в живот Босса, пропуская пальцы через короткие волосы на паху. Нравилось, как Пимп не позволял ему ни коснуться своей головы, чтобы толкнуть глубже, ни самому додрочить — Пимп всегда доводил дело до конца. Губами, чутка зубами, языком прижимался к корню члена, надавливая на вены, снова и снова вбирал его в свой рот и либо сглатывал все, что спускал Босс Пимпу в глубокую глотку. Либо давал кончить себе на лицо. А потом показывал Боссу средний палец, если тот пытался стянуть с него маску-носок, и вытирал большим пальцем свои пухлые губы от спермы, тут же слизывая ее с ладони. — Эх, Пимп, нежный ты цветочек, — стараясь не пропустить печаль в свой голос, бормотал всегда разочарованный Босс, которому хотелось хоть раз самому снять этот чулок с головы Пимпа. А Пимп только мазал влажным языком по губам и, скривив их, уходил, оставляя Босса одного сидеть на пиздец каком дорогом кресле и думать, а не стал ли он уже Одиноким Русским Боссом.