flowers

      Радостные крики и пение фанатов на Сантьяго Бернабеу просто оглушают Серхио. Его голова гудит и раскалывается, а в груди горит огнем, затрудняя дыхание. Финальный свисток арбитра становится спасительным и мужчина первым покидает поле, желая срочно охладиться.       Его команда снова победила, но сегодня без его помощи. Рамос в недоумении граничащим с паникой, каждая минута на поле давалась ему с огромным трудом, чего никогда раньше не случалось. Ему не хватало воздуха для того, чтобы достаточно разогнаться, а грудную клетку будто бы постоянно что-то сжимало. Даже Икер дважды выходил из ворот, чтобы спросить в порядке ли он, заглядывая в глаза и обеспокоенно хмуря брови. В добавок ко всему, к концу матча в области солнечного сплетения прошлась такая вспышка боли, что у Серхио на секунду все поплыло перед глазами.       Испанец зло пинает чью-то бутылку воды, влетая в раздевалку, и все еще загнанно дышит, будто 90 минут игры были бегом на сверхмарафонскую дистанцию. Легкие по прежнему горят, от чего становится невыносимо жарко. Из зеркала на противоположной стене раздевалки на Рамоса смотрит раскрасневшееся лицо с контрастирующими, почти синими, губами и проступающими капельками пота на лбу. Футболист хватает сменные вещи и полотенце, направляясь в душ.       Когда он возвращается в раздевалку, все ребята уже там, как обычно веселятся и переругиваются, празднуя победу. Криштиану хлопает его по плечу и говорит что-то про отличную игру, хотя его, Серхио, игра была поистине дерьмовой. Мужчина на автомате благодарит всех за игру, отвечает на крепкое рукопожатие Гарета и обнимает Марсело. Он уже собирается спешно покинуть раздевалку, когда Икер хватает его за руку, утягивая к своему шкафчику.       — Что с тобой? — мягко, и в то же время настойчиво спрашивает Касильяс, понижая голос. — Ты сегодня сам не свой.       — Я в порядке. — он вырывает руку из крепкой хватки и расправляет несуществующие складки на одежде, стараясь не поднимать глаз на собеседника.       Конечно же, капитан хочет узнать что происходит с игроком в команде, за которую он в ответе. Рамос старается не воспринимать это иначе, чем дружеское беспокойство, чтобы не давать себе глупых поводов для ложных надежд.       Ему нравится Икер. Нет, Серхио безответно влюблен в своего лучшего друга и по совместительству товарища по команде. Эту простую истину он открыл для себя не так давно, но все факты сходятся. Чувства, которые Эль Санто вызывает в испанце, не сравнимы ни с чем. То, как сердце Серхио пропускает пару ударов, а потом начинает биться о ребра как сумасшедшее, когда капитан хлопает его по плечу или обнимает на поле, когда целует в щеку или в висок перед игрой, когда задремывает на его плече во время дружеских посиделок с просмотром кино у кого-то из них дома. И то, как Рамоса захлестывают волны ревности, как сегодня перед матчем, когда он видел улыбающегося не ему Касильяса, нежно обнимающего Сару за талию и смотря на нее взглядом, полным обожания. Ему же самому обычно достается лишь веселый взгляд с прищуром и не больше чем дружеские объятия.       — Серхио.. — Икер вздыхает, понимая, что его вовсе не слушают. — Я хочу чтобы ты поехал домой и хорошо отдохнул, ладно?       — Ладно. — вторит ему Рамос и направляется к выходу из раздевалки, прижимая руку к груди, где вновь начинает болеть с новой силой.       — И позвони мне завтра! — кричит Касильяс захлопнувшейся двери, после чего ловит нечитаемый взгляд Бейла.

***

      Серхио падает на кровать, как только добирается домой. Ему снова тяжело дышать, но уже не от бега по полю, а без видимых на то причин. Каждый вдох отдается в груди болью, которую мужчина старается игнорировать, пытаясь провалиться в спасительную дремоту. Сознание отключается только под утро, а во сне он видит, и что самое страшное, чувствует разные сценарии его удушения.       Весь следующий день Рамос проводит в постели, его морозит и душит кашель, влажные от пота пряди волос липнут ко лбу, в то время как испанец кутается в одеяло и трясется как осиновый лист. Мобильный телефон пару раз вибрирует на столе и, проигнорированный, гаснет, уведомляя о пропущенных звонках. Серхио чувствует себя слишком паршиво, чтобы даже подняться с кровати, потому, когда в дверь настойчиво звонят, он лишь недовольно морщится, мысленно прося пришедшего убраться как можно скорее. Но когда в замочной скважине проворачивается ключ, Рамос удивленно распахивает глаза, ведь ключ от его квартиры есть только у одного человека.       — Неужели так сложно ответить на звонок? — недовольно начинает Касильяс, заходя в спальню, но тут же осекается, замечая состояние друга. — Ты всё-таки заболел.       Это даже не звучит как вопрос, но Серхио утвердительно мычит в ответ, сильнее заворачиваясь в одеяло и позволяя за собой ухаживать. В какой-то момент Икер наклоняется над ним и прижимается губами к его лбу, чтобы проверить температуру, от этого действия у младшего по спине пробегает табун мурашек. Его пытаются накормить и поят горячим чаем с невесть откуда взявшимся вареньем, заставляют выпить жаропонижающее, грозя вызвать скорую в случае чрезмерного упрямства. У Рамоса ни сил, ни желания упрямиться, он ненавидит врачей, но также хочет скорее поправиться, потому послушно выпивает все, что подносит ему Эль Санто. Горло сдавливает с новой силой, заставляя Серхио надрывно кашлять, запрокидывая голову от усердия.       Икер начинает собираться домой ближе к полночи, ведь завтра тренировка, от которой Рамос негласно освобожден. Старший оставляет нужные лекарства и бутылку воды прямо у кровати, ерошит влажные волосы Серхио и выскальзывает из спальни.       — Икер? — хрипит вдогонку мужчина, с трудом поднимаясь на локте.       В дверях вновь появляется капитан, уже натягивающий куртку и вопросительно поднимает брови.       — Икер, — "Останься!" хочется закричать ему, но Рамос не позволяет этим словам вырваться изо рта. — Спасибо.       — Поправляйся! — добродушно улыбается тот, исчезая из видимости, а через мгновение хлопает входная дверь.       Хрипящий кашель заполняет образовавшуюся в квартире тишину, он заставляет Чехо согнуться пополам, чуть ли не обнимая собственные коленки. Мужчина чувствует себя таким уставшим, что почти сразу проваливается в сон, с удивлением подмечая металлический вкус крови во рту.

***

      Утро наступает для Серхио достаточно рано, в семь утра он уже выпивает оставленные капитаном лекарства и на половину осушает бутылку воды. Его больше не морозит и в целом симптомы болезни отступают, если не считать ноющей боли под ребрами и у солнечного сплетения. Аппетита совсем нет, потому мужчина просто заваривает себе чай, однако не успевает его выпить, вновь сгибаясь пополам от кашля, который никак не хочет униматься. Он набирает в легкие как можно больше воздуха и предпринимает последнюю попытку откашляться, когда на руки, которыми Рамос усердно прикрывает рот, брызгает кровь вперемешку с нежными розоватыми лепестками. От ужаса он пятится и садится на кухонный стул, все еще рассматривая свои ладони. Серхио откашливает кровавые цветы и он знает, что такое ханахаки.

***

      Сантьяго Бернабеу встречает Чехо пустотой и тишиной, совершенно тут непривычными. Мужчина медленно, слишком медленно, переодевается в тренировочную форму и потерянно бредёт на поле, собираясь покатать мяч до прихода Икера. Ему не нужно быть ясновидящим, чтобы знать, как капитан отреагирует на его признание: сначала Касильяс воспримет это как очередную глупую шутку, нахмурит брови и сложит на груди руки, а потом, поняв на сколько Серхио серьёзен, поменяется в лице, испытает отвращение к, можно считать, уже бывшему другу и, развернувшись, уйдет, никогда больше не заговорив с ним.       Рамос издает нервный смешок, который перерастает в настоящий истерический хохот, а в скором времени и в безостановочный кашель. Испанец упирается одной рукой в штангу ворот, а другой хватается за разрывающуюся от боли грудную клетку и кашляет до слез, до полопавшихся капилляров глаз, наблюдая как у его ног скапливаются розоватые цветы яблони, покрытые алой кровью.       — Боже, Серхио, — Икер стоит напротив него, сжимая в руках перчатки и с нескрываемым ужасом таращась на цветы. — Кто это?       Младший поднимает красные глаза на капитана, силясь сказать хоть что-то, но из его рта выпадает лишь тонкая веточка яблони с бутонами. Вместо цветов, в его груди растет самое настоящее дерево и все намного хуже, хотя, казалось бы, куда еще.       Касильяс откидывает перчатки на траву, приближаясь к Рамосу, но будто бы боится притронуться, будто бы все знает.       — Вам нужно поговорить, — неуверенно начинает он, все же притрагиваясь к другу, положив ему руку на плечо. — Это убьет тебя, Чехо.       — Это ты. — на выдохе произносит Рамос, с трудом выпрямляясь и смотря в глаза напротив. — Я люблю тебя, Эль Санто, и это убивает меня.       Икер замирает, резко одергивая руку от плеча младшего. Его лицо искажается, но не в гримасе отвращения, а скорее в ужасе и сожалении. Так, будто он действительно подозревал, просто не хотел верить.       — Прости, Серхио, я... — он запинается, не находя нужных слов и хмурит брови.       — Я знаю твой ответ, будь он другой, этого всего бы не было, — Рамос неоднозначно указывает рукой на газон, где все еще лежат цветы. В его голосе нет обвинения, только сквозящая обреченность.       — Мне очень жаль, но я действительно люблю Сару, — Касильяс поджимает губы, в его глазах стоят слезы от безвыходности ситуации. — Не думаю, что когда-нибудь смогу полюбить тебя больше, чем друга.       И Серхио больше не может смотреть в его глаза, поэтому он разворачивается и на подкашивающихся ногах направляется в раздевалку, на ходу сплевывая кровь вперемешку с цветами, а теперь еще и молодыми листочками. Добравшись до раздевалки он вваливается в туалет и опираясь на раковину заходится в мучительном кашле до хрипа разрывая горло подступающими веточками яблони. Кажется, будто пытка длится вечно, но кашель отступает и Чехо с облегчением плещет себе в лицо холодной водой.       — Ханахаки, — тянет за спиной знакомый голос и Серхио поднимает красные глаза к зеркалу на стене, видя отражение Гарета Бейла прямо за собой. — Не самые приятные ощущения.       — Откуда тебе знать? — оборачиваясь огрызается испанец, с вызовом глядя на Бейла.       Мужчина отворачивается на пол-оборота и сухо кашляет в кулак.       — Одуванчики, — повернувшись говорит мужчина, протягивая ему на ладони окровавленный цветок. — Горчат.       — Мне жаль, — только и вырывается у Рамоса, хотя он, как никто другой знает, что жалость это последнее, что им необходимо.       — Не нужно, — Гарет мнет свой цветок в руке и кидает под ноги. — Я верю, что это излечимо.       — Что? — глупо переспрашивает Чехо, зажигая в себе огонек надежды.       — Обязательно найдется кто-то, кто полюбит... — Бейл на мгновение запинается, но так же уверенно продолжает. — Или уже любит тебя. Это чувство заставит твои цветы завянуть и больше никогда тебя не мучить.       В помещение врывается оглушительная тишина и двое мужчин сталкиваются, каждый со своим, потоком мыслей.       — Серхио? — Гарет ждет, пока испанец поднимет глаза и их взгляды встретятся. — Ты бы не хотел сходить куда-нибудь пообедать?