Оранжевый закат

Джен
PG-13
Завершён
12
автор
Пэйринг и персонажи:
Размер:
4 страницы, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
12 Нравится 1 Отзывы 2 В сборник Скачать

Часть 1

Настройки текста
      Звучание его музыки заметно изменилось, стало насыщеннее, ярче, красочнее, ноты словно приобретали форму, танцевали в воздухе, приближались к каждому зрителю и мягко касались сердца, увлекая раствориться в проникновенной мелодии. В этой музыке было легкое счастье, тесно сплетенное с горькой, темной тоской; пианино то смеялось, заливаясь золотистым, счастливым хохотом, то вновь плакало, беспомощно рыдало на взрыв, передавая воспоминания о чувствах исполнителя...       Есть много разных языков, которыми может овладеть человек, выучить, разговаривать, но выразить чувства, наполнить ими инстумент, рассказать об этом вместе с пианино другим — способны лишь единицы.       Арима один из тех немногих, кто во время исполнения становится единым целым с пианино, кто рассказывает, делится своими чувствами с другими с помощью музыки; она доносится из самой глубины его сердца, проникает в инструмент, впитывается в каждую его деталь, а затем разливается в воздухе чувственными нотами. Только истинные гении способны разговаривать со слушателями с помощью музыки... гении, и просто те, кто сам до краев наполнен сильнейшими чувствами.       Когда мелодия затихла, в зале, как и всегда, на короткий и одновременно очень долгий миг повисла тишина, а после раздались оглушительные аплодисменты; было жарко, хотелось пить, усталость одолевала каждую клетку тела, но он заставил себя улыбнуться и почтительно поклонился публике, а затем, не обращая внимания на ликующую толпу, удалился со сцены...       Сегодня на его выступление никто не пришел, и его, почему-то, это даже радовало.       Теплый ветер мягко касался густых волос, взъерошивая их, а воздух был наполнен теплыми нотами осени, такой печальной и одновременно веселой, красочной; Арима поднял взгляд на небо, делая глубокий вздох и слегка жмурясь от ярких лучей закатного, оранжевого солнца, которое уже постепенно клонилось к горизонту. Небо было наполнено потрясающими, оранжевыми оттенками, начиная от совсем светлого, и заканчивая насыщенным, ярким цветом, который напоминал спелый апельсин... В ушах все еще звучала мелодия пианино, заставляя сердце вновь сбиться со своего прежде ровного ритма.       Пианино — это все, что осталось у него как память о дорогих ему людях...       Он научился спасаться от одиночества, научился не показывать свою боль, научился выпускать свои страдания с помощью музыки, маскировать их, воплощая во что-то большее, чем просто слезы или крики, которые обычно вызывают у людей лишь жалость. Арима научился пленять сердца людей своей музыкой, увлекать их окунуться в его чувства, в его историю, в его мир; так становилось с каждым разом все больше тех, кто регулярно бывал на его концертах, желая послушать новый "рассказ" о его жизни.       Минуя мост, он остановился ровно посередине, вновь бросая взгляд на яркое солнце, которое уже почти касалось горизонта; в сочетании с широкой рекой, над которой оно точно нависало сейчас, начинало казаться, что оно вот-вот упадет вниз, в воду, и погаснет навсегда.       Он бросил взгляд вниз, на аллею с деревьями, которая тянулась вдоль реки; их пожелтевшая листва словно полыхала огнем от прикосновения падающих лучей низкого солнца. Немую тишину умиротворенной осени разбавили крики птиц, которые вдруг промчались высоко в небе, спеша куда-то...       Кажется, совсем только недавно он слышал здесь ее смех, вместо которого теперь остались лишь тлеющие миражи их совместных воспоминаний; наверно, сейчас она где-то там, возле этих ярких огней на небе, снова задорно играет на своей скрипке, снова и снова нарушая все правила исполнения композиций. Она всегда была такой недосягаемой, даже будучи рядом, потому что все равно казалось, что до нее нельзя достать рукой, нельзя коснуться, словно она всегда была одним из лучей солнца, таким невесомым, волшебным, ярким... Арима прикрыл глаза, сдерживая нарастающую волну боли внутри.       И стоило ему вновь лишь только подумать о том, что он потерял смысл жить, сильный ветер налетел на него, обрушился бесконтрольным потоком, вырвал из рук папку с нотами и, подбросив ее в воздух, рассыпал белоснежные листы прямо на него.       Печальная улыбка тронула его губы.       — А ты все такая же взбалмошная, Каори... — прошептал он и, наклонившись, стал собирать листы обратно.       Выпрямляясь, помещая последний листок обратно в папку, он увидел яркую вспышку солнца, которое словно на прощанье запылало на небе и тут же погасло, прячась за горизонтом.

***

      Дома было темно и пусто, как и всегда, только почему-то сегодня это нагнетало куда больше обычного.       Арима по привычке первым делом принял душ, смывая с себя остатки боли внутри, затем приготовил легкий ужин и, подкрепившись, снова сел за пианино...       Из форточки струился прохладный, вечерний воздух, поднимая легкие, совсем невесомые шторы на окнах вверх... серебряные ноты пианино разливались в нем, пропитывали насквозь, заполняли весь темный, одинокий дом, сияли в его пустующей тишине; прошел уже год, а все так же было тяжело смириться с тем, что она умерла... Друзья поддерживали его, да, но даже они не могли всегда быть рядом, и стоило только остаться наедине с самим собой, как печаль вновь и вновь невыносимо терзала сердце. От этого всего он спасался только благодаря музыке, хоть и раньше были моменты, когда он ненавидел пианино, думая, что оно забирает всех дорогих ему людей; сейчас он стал понимать, что это вовсе не так, и даже более того, пианино напротив — единственное, что всегда спасает его.       Сейчас играть на нем было невероятно легко, словно оно являлось продолжением его самого... пальцы еле касались клавиш, и не смотря на это звук был ясным, чистым, громким; Арима прикрыл глаза и сделал глубокий, расслабляющий вздох...

      — Чего такой кислый?— резко, очень громко вдруг раздался знакомый голос за спиной; он вздрогнул, распахнул глаза и обернувшись, увидел Каори.

      Сердце рвано застучало в груди, все больше ускоряя свой ритм и, оглядевшись, он обнаружил, что снова стоит на том мосту, где сегодня задержался, а затем, снова перевел взгляд на скрипачку; она как и прежде широко улыбалась, а сзади нее разливался яркий, оранжевый свет солнца, которое словно застыло в воздухе.       — Каори?.. — неуверенно выдавил он.       — Опять ты спрашиваешь очевидное! — она показала ему язык. — Я это, я.       — Но ты...       — Чудеса случаются, не так ли? — она подошла ближе и встав рядом, облокотилась на перило локтями, устремляя свой взгляд вдаль. — Правда ведь, этот оранжевый закат напоминает вкусный, сочный апельсин? — тихо хихикнула она.       Арима изумленно разглядывал ее, не желая верить своим глазам... как такое возможно? Она была в своей привычной, школьной форме, мягко улыбалась чему-то, и что-то тихо напевала про себя. Это не может быть правдой... это снова игра его воображения, снова злые шутки судьбы, которой так нравится в последнее время изматывать его назойливыми воспоминаниями; Косэй снял очки и с силой протер глаза руками, а затем убрав их, вновь увидел взгляд ее серебристых глаз.       — Ну и что ты делаешь?       — Тебя нет. Ты лишь моя фантазия... и мне больно видеть тебя, знать, что это все не правда, — он сцепил зубы, опуская взгляд.       — Дурак ты, Косэй, — она вздохнула, — я же обещала, что всегда буду с тобой. Говорила ведь, что ты не один, что у тебя есть я. И я по-прежнему с тобой. Просто... обычно ты не видишь меня, — она снова улыбнулась ему.       — Ты стал очень чувственно играть, — она мгновенно сократила расстрояние, и нежно обняла его, — ...я так горжусь тобой, — прошептала она ему на ухо, и по телу пробежали мурашки.       — Это все благодаря тебе... Если бы не ты, если бы не твой свет, меня тогда бы поглотила тьма.       — Этот свет теперь всегда с тобой, ты об этом только не забывай. Я рядом...       Сердце беспомощно заныло внутри, задрожало, а потом и вовсе застыло...       Каори чуть отстранилась от него, проводя ладонью по его щеке, но вместо ощущения теплой руки он почувствовал, как струя холодного воздуха пробежала по его коже; она встала на мысочки и еле ощутимо поцеловала его в губы, шепча при этом:       — Я всегда буду любить тебя...       Горячая слеза пробежала по щеке и обожгла висок, он открыл глаза, обнаружив, что лежит на полу.       Сон...       Арима поспешил подняться, встать на ноги, попутно забираясь пальцами под свои очки и вытирая мокрые от слез глаза и, подойдя к окну, закрыл форточку. Он поднял взгляд на темное небо, и приглядевшись, заметил что сегодня оно было невероятно ярким; крупные звезды переливались, искрились, они сияли, совсем не обращая внимания на темноту.       «Я всегда с тобой...», — вновь эхом раздалось в ушах, и он едва заметно улыбнулся, а затем, поправляя ноты на подставке, мягко провел ладонью по пианино и вышел прочь из комнаты...       Хоть ее сейчас и нет рядом, она все же была у него, пусть на совсем короткое мгновение, но все же делая его жизнь счастливой и яркой. Воспоминания о ней всегда останутся в сердце, всегда будут греть его изнутри, а потому надо всеми силами стремиться к тому, что он обещал ей... Стремиться стать великим музыкантом.

И после этого видения, ему еще много дней подряд вновь и вновь снился этот прекрасный, оранжевый закат... где она весело смеялась, ругала его, а затем снова целовала, говоря, что любит...

По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.