***
Рано утром Михалыч торопился на базу. Настроение у Орешкина было откровенно паршивое: ему предстоял очередной рейс. Нет, он искренне любил свою многотонную машину, любил русские дороги с их причудливым рельефом, проплывающие за окном тихие деревеньки, мурлыкающее в кабине радио… Всё было бы хорошо, если бы не напарник Михалыча. С Дулиным надо было держать ухо востро и не расслабляться ни на миг. Стоит потерять бдительность — тут же здоровенные руки с аккуратным маникюром пытаются залезть в любимые «семейные» труселя, а пухлые губы жарко дышат в ухо перегаром и шепчут такое… От воспоминаний Михалыча аж передёрнуло. Он повернул за угол — перед ним стояли два трейлера. Водители одной машины — Фёдор Иванович и Санёк — не спеша курили у кабины. Рядом с ними стоял единственный в своём роде дальнобойщик-гей Иван Дулин. Ультракороткие джинсовые шортики открывали его незагорелые, мускулистые, волосатые ноги. Грудь едва прикрывала красная клетчатая рубашка, завязанная на животе в игривый узелок. На ногах красовались модные «гладиаторские» сандалии 43 размера. Едва завидев Орешкина, «уникум» двинулся к нему, раскрывая объятия. — Михалыч! — заорал он на весь квартал. У Виктора задёргался глаз. — Дулин, ты что напялил на себя? — возмутился он. — Не позорься перед мужиками, сними немедленно! Тьфу, то есть, застегнись сейчас же! — Да что ты взъелся на него с самого утра, Михалыч? — рассмеялся Санёк. — Сейчас днём жара будет + 38 в тени. А в кабине вообще баня! Зря я свои шорты не захватил. Михалыч лишь злобно сверкнул на бывшего подчинённого глазами. «Развелось гомосеков», — подумал он. Тем временем началась погрузка. Дальнобойщики лениво поглядывали на людей, заносивших в машину коробку за коробкой. — Что грузим, сладкий? — полюбопытствовал Дулин у первого попавшегося грузчика. Тот от такой красоты с грохотом уронил на асфальт коробку. Та истерично зазвенела, разнося по воздуху приторно-сладкий запах. — Мм, Живанши, — Иван наклонился, подобрал коробку и поднял над головой. Намокший картон не выдержал, и на Дулина пролилось с полведра духов вперемешку с осколками флакончиков. Иван всегда всё делал от души, с неповторимым русским размахом. Пока продолжалась погрузка, Орешкин успел чихнуть раз двести, не меньше. Ему был любезно предложен розовый, намоченный теми же «живанши» платочек из заднего кармана шорт. — Куда едем, мужики? — спросил Михалыч. — Да недалеко, — махнул рукой Иваныч. — В Красноярск. Суток за пять доберёмся. «Ой, ё…» — мысленно застонал Виктор.***
Первые сутки пути прошли без происшествий, правда, от неповторимого «аромата» у Орешкина полностью пропало обоняние — он уже проверил это на найденной в бардачке бутылке водки. Дулин тем временем невозмутимо крутил баранку, насвистывал «Голубую луну» и напарником совсем не интересовался. На следующий день зевающий во весь рот Виктор сел за руль. Впереди ехал, слегка подскакивая на ухабах, трейлер Иваныча с Саньком. Машины проезжали какую-то очередную деревню — по бокам стояли невысокие дома с резными наличниками на окнах и деревянными заборами. Сбоку что-то зашуршало — это Дулин проснулся. Михалыч изо всех сил делал вид, что чрезвычайно заинтересован выпуском новостей по радио. Но вдруг ему на колено легла ладонь, а всклокоченная дулинская голова опустилась на плечо. — Ааа, твою мать! — Михалыч отчаянно задёргал ногой, не выпуская руль из рук. Но тут его ещё и приобняли свободной рукой… Фура с отчаянным скрежетом скатилась с дороги и въехала в какой-то задрипанный сарай, из которого врассыпную бросились перепуганные куры. — Мужики, вы чего там? — высунулся из кабины Иваныч. — Ох, ёкарный бабай… — Михалыч, чего с тобой случилось там? — спросил Орешкина Фёдор на первом привале. Виктор покраснел. — Да я… Да он… Чего он руки суёт, куда не надо?! И голову на плечо ложит! — Не ложит, а кладёт, — встрял в разговор Саня. — Да ладно тебе, Витёк. Человек сутки за рулём ехал — понятное дело, сморило парня. А ты сразу в крик! Михалыч вскипел. — Да вы что, не видите, что он ненормальный?! — заорал он. — Вы видели, что он в кабине натворил?! Радугу намалевал на лобовухе, нормальные тряпки выкинул, положил ёршики какие-то для унитазов — педерасты какие-то, говорит. — Пипидастры, — вновь поправил Санёк. — Да какая разница! Гирлянду какую-то, мать его за ногу, повесил — мигает, сука, по ночам, спать не даёт! Нас уже раза три штрафовали за эту гирлянду сраную! И каждый раз он к гаишникам пристаёт — возьмите, мол, натурой, аж стыдно перед мужиками! Говорю вам, пидарюга он самый настоящий! — от крика у Орешкина даже чудесным образом прошёл насморк. Дальнобойщики переглянулись. — Совсем ты, Витёк, Ваньку замордовал, — вздохнул Фёдор. — Нормальный же парень, а тебе в нём вечно гомосятина какая-то мерещится. Саня радостно заржал. — Я где-то вычитал, что если человеку везде чудится наркомания, то он скрытый наркоман. А если чудится гомосятина… Виктор с рёвом раненого бабуина бросился на обидчика — отстаивать свою честь. На крики незамедлительно прибежал Дулин, который кинулся спасать любимого. Пока Иваныч разнимал дерущихся, те успели наставить друг другу знатных шишек. В конце концов, Иван подхватил Орешкина на руки и понёс к своему трейлеру. Ближе к вечеру дальнобойщики въехали на окраину большого города. Михалыч с интересом рассматривал выстроившихся на трассе «ночных бабочек», но Дулин всё время одёргивал его со страшно ревнивым взглядом. Орешкину оставалось только завидовать едущим впереди напарникам. На следующий день дальнобойщики остановились на безлюдной трассе неподалёку от леса. Орешкин всё рвался выйти из машины по нужде, но Дулин крепко держал его за талию и вкрадчиво вещал: — Михалыч, ты посмотри, какая погода! Солнце светит, птички поют — красота! У нас на природе ни разу не было, давай попробуем? — Аааа, помогите! — завопил Михалыч, когда с него стянули труселя — последнюю гарантию сохранения его невинности. — Ну и глупый же ты Михалыч, — усмехнулся Иван, — окна-то закрыты… Тем временем мирно жующего свой бутерброд Иваныча привлекло какое-то странное движение. Никем не управляемый трейлер тихо катился вперёд. — Да что ж такое-то! — завопил он, побежав со всех ног к машине. — Что творите, голубцы без мяса, етить вас… Воспользовавшись заминкой, несчастный Орешкин вывернулся, распахнул дверь, но запутался в собственных штанах и выпал на дорогу прямо под ноги Фёдора. — Ванька, тормози! — крикнул тот. — Вы что, белены объелись, вы двое?! Как можно было машину на ручник не поставить? Это же… это, я не знаю, как проснуться! Как глаза открыть! Это в крови должно быть у каждого шофёра! А пока Иваныч разорялся перед лежащим в пыли без штанов Орешкиным и погрустневшим Дулиным, второй трейлер почти неслышно подбирался к ним сам собой… — Да что за день сегодня такой?! — Иваныч рванул к своей машине под аккомпанемент драматичных криков Дулина «Михалыч, сохрани нашу любовь!» Внезапно машина сама собой остановилась. Из кабины вывалился ржущий Саня, довольный, как слон. Едва завидев Иваныча, он поскакал в лес. Фёдор, не снижая скорость, побежал за ним. — Убью! — кричал он, на ходу вытаскивая ремень из штанов. Те моментально свалились вниз. — О, Михалыч, трусы, как у тебя, — объявил Иван. «Дурдом», — подумал Орешкин. — «К чёрту всё, пойти, что ли, в стриптизёры…»