Любовь - высший закон.

- Просто пожелал тебе доброй ночи, - улыбнулся Иван, заметив, наконец, что удерживает руку на плече юноши дольше, чем планировал. После чего постарался отнять ее как можно небрежнее. Альфред направился в свою — соседнюю — комнату, то и дело оглядываясь назад. Лишь когда дверь за ним закрылась, Россия глубоко вздохнул и соизволил войти в свою спальню. «Все идет, как обычно... и в то же время нет», - думал он, переодеваясь. Впервые он увидел Америку, когда тот был еще малышом, всюду таскавшимся за Артуром, который тоже носился с ним, как курица с яйцом - и потому в те времена у них просто не было возможности даже поговорить толком. Но когда Альфред вырос — все изменилось. Их словно стали притягивать друг к другу какие-то невидимые нити. Россия находил очаровательными напористость и уверенность подростка, Америку же, похоже, влекла к Ивану его непохожесть на остальных... или что-то еще? В любом случае - проявлений своей симпатии тот никогда не скрывал, чем внушал русскому определенное беспокойство. Он так и не смог понять, что от него нужно этому мальчику, и даже не был уверен, что Альфред и сам это знает. Россия беспокойно вертелся в постели с боку на бок. Потом привалился к стене и подумал, что Америка - там, по другую сторону, и тоже лежит в постели, и их разделяет лишь пара дюймов крашенного дерева. Он провел по стене ладонью, представляя под ней жар молодого тела, и почти наяву слыша, как бьется сердце юноши, как шелестит под ним простынь. Сон так и не шел. Нужно было расслабиться. Брагинский вздохнул и опустил руку себе между ног. Он не любил этим заниматься - было в этом что-то гораздо постыднее самого любовного акта, и ладони у него были слишком грубыми и шершавыми, чтобы можно было представить вместо них чьи-то другие и забыться. Хотя обычно такие проблемы тревожили его мало - в виду отсутствия желающих согревать ему постель, он редко думал о сексе. Но мысль о том, что Америка сейчас так близко от него - если бы не стена, то протяни руку и запустишь пальцы в золотистую шевелюру - растревожила эти, обычно спящие, потребности. Он хотел покончить с этим, как можно скорее и незаметнее. Но в голове сами по себе начали возникать образы его юного друга: вот Альфред растянулся на спине среди зеленой травы на вершине холма, рубашка расстегнута, открывая загорелую кожу... вот с блаженно-усталым видом дремлет среди пропахших потом и сексом простыней... прикрыв глаза от удовольствия, медленно облизывает кончиком языка его член. От последнего видения Россия уткнулся лицом в матрас, отчаянно пытаясь сдержать стоны, все же вырвавшиеся у него в момент «разрядки». «Лишь бы Альфред не услышал...» Тяжело дыша, перекатился на спину. Нашарив в темноте аккуратно сложенную и лежащую на прикроватном столике рубашку, вытер об нее руку. Проведя второй рукой по волосам, поморщился, почувствовав, что те кое-где взмокли от пота. «Словно малолетка, ей-богу». Тем более, что облегчения произошедшее не принесло. Напротив, теперь Россия испытывал стыд от своих фантазий. Бесспорно, Америка давно перешел даже тот возраст, до которого доживает обычный человек, но по меркам наций он был почти ребенком. Наивный добродушный мальчик, который доверяет ему, как никому иному - больше даже, чем собственному брату-близнецу... Иван прикрыл глаза. «Надеюсь, что так будет всегда. А если что-то и случится между нами - то не по моей вине». Видимо, он все же заснул, потому как следующее, что он помнил, - бьющие прямо в лицо солнечные лучи. Он фыркнул, как кот, и сел в постели. Во рту тоже стоял, кхм, утренний вкус. Альфред постучал в дверь как раз в тот момент, когда Россия полоскал рот водой с медом. - Иван! Если ты уже встал - захватишь с собой запасную одежду, хорошо? Пойдем на реку. Россия выплюнул воду. - На реку? - Он покосился на кровать и вздрогнул при виде грязной рубашки, теперь валявшейся на полу. Подхватил ее и запихнул в сумку. - Отлично. Я почти готов. Он надел уже довольно поношенные рубаху и штаны; как обычно, прикрыл свою изуродованную шею шарфом и захватил небольшой мешочек с запасной одеждой. Америку он нашел уже во дворе, в левой руке тоже державшего сумку, а в правой - кнут для езды верхом. Кинув на американца один только взгляд, особенно на то, как тот сжимает в ладони кнутовище, Россия понял, что те фантазии, что одолевали его этой ночью, были еще вполне невинны. Мысленно ругая себя, он последовал к воротам, у которых уже стояли пара лошадушек. - Ехать нам довольно далеко, - Сказал Альфред, одним движением вскакивая в седло. - Но оно того стоит. Это место просто восхитительно, потрясающе, великолепно. «Чувствуется влияние Пруссии», - улыбнулся Иван, тоже усаживаясь верхом. Дорога - вернее, тропа - была длинной, извилистой и узкой, почти вся покрытая влажным мхом, так что Россия волновался, как бы у лошадей не начали скользить копыта. Но те ступали ровно, явно привычные к этой дороге. Наконец, они оказались у небольшой песчаной отмели, недалеко от подножия водопада. Стремительные холодные воды уносились прочь, здесь же - за извивом берега и несколькими валунами - вода текла медленнее и хорошо прогревалась. Альфред соскочил на землю и привязал лошадь к дереву, после чего, тут же стянув ботинки, сел на берегу, опустив ноги в прозрачную воду. Пристроив свою лошадушку, Россия увидел, что Америка уже успел стянуть с себя и рубашку, оставшись только в легких брюках. И отвернулся. - Иди сюда, Иван, - окликнул его юноша, спрыгнув в реку. - Вода теплая. Россия метнул на него взгляд, увидел обнаженную спину и облепившие ноги влажную ткань - и вновь отвел глаза. - О-один момент, - пробормотал он, гадая, снимать с себя шарф или нет. Вид его шрамов, наверняка, испугает американца. В то же время ему не хотелось намочить подарок сестры. С такими мыслями он принялся стаскивать сапоги. Шрамы, шрамы... На его теле словно навечно застыло, как сильно изуродовали и его душу. Словно прочитав мысли Брагинского, Альфред выбрался обратно на берег и направился к нему. С кожи и ткани штанов юноши текла вода. «А он красиво сложен, почти сформировался», - как-то даже безучастно отметил русский. - «Разве что бедра еще кругловаты». - Давай помогу, - с этими словами Альфред принялся разматывать его шарф. Россия, несколько ошарашенный его близостью и прикосновениями, не сразу понял, что именно тот делает. - Я..я...- выдавил он, созерцая собственные ноги. - Если его снять, то увиденное тебе едва ли понравится. Там следы... шрамы... - Шрамы? - вопросительно склонил голову набок Америка. - Какие? - Я очень древняя страна, - негромко напомнил ему Россия. - Мое прошлое не было безоблачным. Несколько раз меня сильно калечили. Я не хочу тебя пугать. Не хочу, чтобы ты испытывал ко мне отвращение. - Как ты мог такое думать?! - почти крикнул Альфред. - Неужели ты веришь, что я... Ты мой друг, даже больше чем друг... я так тебя уважаю... я никогда бы не отвернулся от тебя только из-за каких-то следов на коже. В искренность подобных слов Россия был не склонен верить, если только их произносили не его сестры - Украину это действительно не отталкивало, а Беларусь, даже если бы у него не было лица, наверное, любила его не менее пылко. Поэтому - сам уже взявшись за шарф, он закрыл глаза, боясь увидеть на лице Джонса отвращение или жалость. Он мог бы вынести их от кого угодно, но только не от него.