Нити судеб

      Юлий сидит в кромешной тьме, освещаемый лишь яркостью экрана своего компьютера. В его глазах отражается чистый лист word’a. Он разминает пальцы, нервно облизывает губы, словно пытается уловить мысль в лабиринте своего разума.       — Да пошло оно, — не выдерживает напряжения Онешко, и гневно закрывает документ.       Уже в который раз он сдается спустя несколько часов попыток написать хоть одну страничку, но все тщетно. Идея есть, желание есть, даже сюжет уже продуман до мельчайших деталей. Но не получается. Почему? Да черт его знает, хотя вряд ли и он может предположить почему у Юлика не получается даже слова написать за эти полгода. Он не хочет признавать, но догадывается о причинах своего кризиса.       «Cherchez la femme»* — ответят вам все друзья Онешко. Когда они были вместе, еще совсем недавно, все было прекрасно. Он не писал, Юлий творил. Сочинял на ходу такие истории, таких персонажей, такие сюжетные повороты… Каждую строчку посвящал ей, а она лишь удостаивала его скупой улыбкой, ведь никогда не любила книги и не понимала творческих успехов парня. Но даже тогда Юлик не отдавал ни минуты себя творчеству, ведь был занят. Все его время было посвящено девушке, которую Онешко заслуженно называл своей музой. Они были знакомы лишь три недели, когда он предложил ей жить вместе. Ох, эти прекрасные первые месяцы любви… Вряд ли вы еще когда-то увидите столь улыбчивого, веселого, одним словом счастливого Юлия Онешко.       Но, как утверждал один писатель, любовь живет три года. В случае с Юликом и его музой — любовь длилась три месяца.       «Мы теряем его» — шутили тогда друзья, кто же мог подумать, что они действительно его теряют. Юлий и сам потерялся в копне ее рыжих волос, в глубине серых глаз и в нотках ее голоса. Он был влюблен. Она же… позволяла себя любить.       Все закончилось за три дня. После этого Онешко проклинал и ненавидел эту цифру. Все было завязано на «три». Дата знакомства — третьего числа, три недели знакомства, ее день рождение третьего февраля, три месяца отношений, три дня попыток удержать ее и дверь навсегда закрылась за ней ровно в три часа ночи.       С того дня Юлий исчез. Словно его никогда не существовало. Он закрылся в квартире, перестал отвечать на звонки обеспокоенных друзей. Онешко пытался написать ей лучшее свое произведение, надеясь, что это поможет вернуть ее. Юлик изнывал от желания вложить все свои переживания, сжимающую боль в груди, обиду и желание вновь увидеть ее и прикоснуться к щеке в текст. Он не спал ночами, пил по несколько кружек кофе, забыл есть, путался в датах и времени. Часами или сутками сидел перед экраном компьютера, но лист word’а так и оставался раздражающе чистым.       Онешко хотелось разбить все предметы интерьера на осколки. Но сил не было. Он вновь закурил, хотя бросил ради нее. Поэтому, весь его перерыв в замкнутом круге попыток написать хоть слово заключался в курении двух сигарет подряд.       Но этой ночью все изменилось.       Стены квартиры задрожали от громкого хлопка двери. Этой ночью Юлий вернулся невероятно злым поэтому даже не думал о том, что мог разбудить шумом своих соседей. Пусть все знают, что он сегодня не в духе. «Хотят отдохнуть? Я тоже! Их проблемы, пусть учатся спать при раздражающих звуках» — эгоистично рассуждал Юлий, небрежно бросая свою обувь в шкаф. «Купил сигарет, вашу мать, в ночном ларьке» — свирепствовал парень, пару раз слабо ударив кулаком по стене.       В полумраке он интуитивно отыскивает нужные клавиши компьютера и, пока тот просыпается, решает пробежаться по своим аккаунтам в соцсетях. Друзья, друзья, какие-то малознакомые люди и она… Улыбающаяся, в обнимку с другим, с тем самым, кто так нежно обнимал ее на улице. Ладонь сжалась в крепкий кулак, послышался приглушенный треск от телефона. Бросив мобильник на подушку, Юлий, будучи еще злее, чем был пару секунд назад, пересаживается за компьютер, настраивает громкость на максимум и включает первый попавшийся трек в аудиозаписях. Пускай и соседи будут задыхаться от злости, как и он сейчас.       Юлий хочет, чтобы весь мир изнывал из-за душераздирающей боли, которая, словно самая опасная кислота в мире, разъедает его изнутри. Пусть все проклинают свою жизнь, как и он проклинает число три и первые секунды их знакомства.       Сидеть в мрачной душной комнате не хочется. Юлик чувствует клаустрофобию, ощущает, как стены давят на него. «Попиздастрадалю, как все телки, на балконе, может это и поможет» — ехидствует Онешко и выходит на балкон с купленной пачкой сигарет. Неожиданная прохлада заставляет его вздрогнуть. Одна искра и дым вдыхается в легкие. Юлику становиться проще, но не легче.       Музыка слышна отчетливо, вот только знакомые песни никак не могут заглушить те несколько секунд удушающих воспоминаний этого вечера, которые изнуряют его сильнее любых физических упражнений. Полностью погруженный в попытки найти ответ, почему так больно видеть ее с другим.Он не понимает почему ему так важно держаться от нее подальше. Почему он желает поскорее удалить все, что было с ней связано и даже выбросить свою любимую кружку, которую она подарила ему однажды просто так, ведь это была какая-то глупая акция.       Онешко волнует все, что связывает его и ее. Юлий не может ее забыть, но и не злиться на нее. Его раздражают мысли, что виноватым в этой ситуации он считает исключительно себя. Юлик вновь ощущает зудящее желание в пальцах пробежаться по клавиатуре и выплеснуть всю злость на белую страницу документа. Но он знает, что вновь ничего не выйдет. Кажется, ничто не способно вывести его из проклятого творческого кризиса. Ничто не избавит его от ее плена…       Тем временем за стеной, в квартире в соседнем подъезде изнывает еще одна творческая душа Питера. Дарья — подающая надежды художница, студентка-отличница и любимица всех преподавателей в институте — вертит в руках фотокамеру и устало вздыхает. У нее скоро диплом и ни одной задумки. Точнее нет, идеи есть, но все не то. Она фотографировала разные детали, людей, архитектуру. Изучила весь Питер, но так и не нашла то, что достойно отображения на холсте. Все серое, блеклое, пустое. Внутренний перфекционист давно повесился на волосках кисточек.       Полностью истощенная поиском концепции, Каплан решила лечь сегодня пораньше и уже завтра, набравшись сил, отправиться в пригород. Вдруг какой-нибудь пейзаж наполнит ее вдохновение и краски сами правильно украсят белой холст.       В кровать, под одеяло девушка спряталась еще в пять вечера. Но так и не уснула. Первое время Дарья боялась, что упустит нечто интересненькое в ленте инстаграма. Потом целый час или больше она искала наглого комара, который нападал на нее, стоило девушке закрыть глаза. И вот сейчас, когда, казалось бы, сон пришел — когда веки тяжелеют, когда за последнюю минуту раз двадцать зевнул и когда успеваешь задремать на пару секунд — Каплан вновь мешают.       Сначала она хотела постучать со всей силы в стену, чтобы хоть так заставить соседа через стенку сжалиться над ней и дать поспать. Но, узнав любимые строки, тихонько вышла на балкон, который так удачно соседствовал с балконом ночного дебошира.       Дарья позабыла и о злости, и об обиде на соседа. Она позволила себе присесть на пол балкона и слегка покачиваться в такт любимым песням. «Если сейчас заиграет моя любимая песня номер три, то даже познакомлюсь с любителем слушать музыку по ночам» — планирует Каплан, мило улыбаясь. И, вот чудо или злой рок, начинает играть та самая песня. Она неуверенно заглядывает на соседний балкон и замечает как тлеет сигарета в руке. «Ладно, была не была» — мотивирует она себя, обдумывая как лучше начать разговор.       — Классный плейлист, — громко говорит Каплан. — А погромче сделать нельзя?       — Вряд ли другие соседи оценят это «погромче» в три часа ночи, — хрипло, совершенно безразлично, откликается Онешко. Кажется, его совершенно не удивило появление собеседника.       — Жаль. И чего тебе вдруг захотелось слушать в такое-то время? На работу завтра что ли не нужно?       — Не нужно. А басы сейчас как раз необходимы.       — Плохой день? — искренне интересуется Дарья, услышав что тон ночного собеседника меняется в лучшую сторону.       — Хуевый, — лаконично бросил Юлий.       — Эх, избавил меня от возможности подшутить. И что же плохого случилось? Ой, прости, хуевого.       — Тебе что ли делать нечего? — довольно грубо спрашивает Юлик, бросив сигарету с балкона. Наверное внизу, возле подъезда, уже скопилась приличная куча окурков из-за одной особенной девушки, но хрен с ними, нервы дороже, а идти за пепельницей или мусорным пакетом ему немного лень.       — Хотелось поспать, да тут один мудак врубил любимые треки. Не могу теперь даже заснуть. Хочется подпевать, кричать, орать.       — Ну так давай, вперед, — насмешливо предлагает Онешко.       Каплан хмурится, обдумывая стоит ли ей принять этот глупый вызов. «Можно подумать мне слабо?» — мысленно иронизирует она и дождавшись пока закончится интро новой песни, которая, опять же, ей знакома, девушка делает глубокий вдох…       — It doesn't hurt me. You want to feel, how it feels?* — довольно громко начинает подпевать Каплан.       — Ох ты ж, — слышится с соседнего балкона, а после тихие аплодисменты. — Я вообще-то шутил.       — А я нет. Так, если у тебя плохой день, может составишь компанию в импровизированном караоке?       — С радостью, да я слов не знаю. В этой песни точно.       — Загугли, — совершенно не обидевшись на собеседника, что он не знает слов ее самой-самой-самой любимой песни, советует Дарья.       — Я плохо пою, — ретируется Юлий.       — О, пошли отмазки. Ладно, не пой. Тогда объясни что испортило день.       — Тебе так важно?       — Иногда нужно кому-то сказать. По себе знаю. Я сама не любитель поговорить о личном, но потом станет хуже. Поэтому, приходится, знаешь ли. Уж лучше мне. Я не буду осуждать, так как не знаю тебя и причины твоего настроения. Да и это, скорее всего, наша последняя встреча… если так можно назвать разговор через стенку балкона. Поэтому, удары по самолюбию минимальные.       — Почему последняя?       — Можно подумать ты будешь искать способ со мной встретиться… — неуверенно отвечает Даша.       — Думаешь так сложно зайти в соседний подъезд, подняться на нужный этаж и постучать в дверь твоей квартиры? — остроумничает Юлий, приподнимая брови.       — Дело не в том, сложно ли. А сделаешь ты это или нет. Какой тебе резон искать меня? Я живу здесь почти год, ты может и меньше, или же больше. — Каплан начинает рассуждать вслух. — Но пересеклись, пускай и не видя друг друга, мы только сейчас. Какая вероятность, что общение продолжится? Что спустя… пусть пару дней, ты снова включишь музыку на такую громкость, я буду дома и захочу выйти на балкон…       Ее рассуждения без какого-либо упрека, заставила задуматься Юлика. Почему-то, уже в ту секунду он задумался, что хотел бы повторить этот странный, незапланированный диалог. Странно. Но Онешко испытал серьезное, необъяснимое притяжение.       — Ты уснул там? — попыталась избежать внезапной тишины глупой шуткой Каплан.       Но в ответ молчание. Дарья попыталась заглянуть на соседний балкон, но никого не увидела там. Ей стало обидно. Он просто взял и ушел. Даже музыку выключил.       Дарья вернулась в комнату, закрыла балкон. Незаконченный разговор не дает ей теперь даже закрыть глаза, хотя усталость удивительно исчезла после этой странной, нелепой и непринужденной беседы ни о чем. На часах 4:20, в мыслях желание все же узнать кем является сосед и что же испортило ему день. Каплан закрывает лицо руками и пытается отключить собственные мысли, выходит, честно говоря, плохо. Внезапный звонок в дверь напугал ее, но, совершенно бесстрашно, девушка спешит открыть входную ночному гостю.       — Ну, здравствуй, — произносит Юлий, и Дарья сразу же узнает голос. — Я просто подумал, что стена действительно мешает общению.       Онешко ухватился за это знакомство, как за спасательный круг. Впервые за несколько секунд общения с совершенно незнакомым человеком он не вспомнил о ней. Пускай и эгоистично, но ему нужно общение с этой соседкой. Именно поэтому Юлик так быстро, не обдумав все тщательно, покинул свою квартиру и заглянул в гости в полпятого утра. Он волнуется. Только непонятно почему. То ли боится, что его сейчас прогонят и придется вернуться туда, где он совсем не может забыть одну особу. То ли…уже не хочет уходить, увидев свою ночную собеседницу.       — Я хочу тебя нарисовать! — задыхаясь от волнения, протараторила Каплан.       Ее воображение уже создало его портрет, выбрало нужную гамму, размер и частоту мазков кисточкой по полотну. Она нашла идею. Кто же мог подумать, что все эти мучения в поисках темы диплома можно было прервать выйдя на балкон и поговорив с соседом.       — Воу. Так сразу? Даже чаю не предложишь? — впервые за долгое время шутит Онешко. Он ощущает… легкость? — И что же мне сделать в ответ, написать тебе поэму?       — Тебе одолжить листок? — быстро предлагает Даша и пропускает соседа в свою квартиру.       Не дождавшись его ответа, она достает из тумбочки в прихожей, записную книжку, которую так и не начала заполнять и даже не знает зачем купила, и ручку. Она протягивает это ему. Юлий неуверенно забирает их и, без каких-либо мыслей, чиркает какое-то слово.       Он замирает на секунду. И продолжает. Онешко пишет еще слово. Следом другое. Присаживается на пол и не может остановиться. Он пишет? Он пишет! Слова объединяются в предложения. Предложения в абзацы. Уже нет одной страницы блокнота, Юлик переворачивает и пишет, пишет, пишет…       Пока Юлий был отвлечен на внезапное вдохновение, Каплан проскакивает в свою комнату, хватает альбом-черновик и простой карандаш. Она делает одну линию, следом другую. Дарья уверена, это будет ее лучшая картина.