И то что невозможно Всё время жить прошлым Но всё не так когда ты Не в моих руках
Раз.
Макс дышит ровно, считает про себя до десяти и медленно открывает глаза. Ей этот мир кажется издевательски неправильным с точки зрения всего правильного и невозможного. Ей этот мир кажется не принадлежащим никому и одновременно во власти каждого. Ей кажется, что ломать реальности опасно, но иногда эта игра затягивает, словно зыбкая трясина.Два.
Макс это кажется абсурдным. Она иногда перелетает через три измерения и просыпается в ином месте и с волосами розового цвета. Колфилд по несколько часов наблюдает за рассветом, за щебечущими птицами и совсем юным Прескоттом. Он кажется ей наивным, добрым и ещё не убившим тот свет, который глубоко в нем засел.Три.
Нейтану мир кажется яркими пятнами на холсте собственной жизни — рисуй как хочешь. Он не знает, что ему жизнь готовит, да и не хочет знать. Просто наблюдает, как мимо пролетают птицы, чужие мысли, как солнечные лучи бегут по свежим простыням. Он боится взрослеть, его ведь предупреждали, что дальше будет только хуже.Четыре
Нейтан подбегает к девушке с русыми волосами и дергает её за худую ручку. Вручает ей фотоснимок — изображение надежды и веры. — Я часто вижу тебя здесь, — делится он наблюдениями, — но ты никогда не подходишь близко. Максин находит ответ не сразу. Наверное, ей требуется минут пять, чтобы собрать мысли в кучу и дать внятное объяснение и дать понять мальчишке, что она совсем не маньяк. Однако его уже и след простыл. А Колфилд вдруг понимает, что промахнулась. Он непременно узнает её через тринадцать лет.Пять.
Максин больше не появлялась в этом мире, больше не видела маленького Нейтана, а значит и понятия не имеет, что с ним случилось. Зато она перепробовала сотни других альтернатив — ни единой похожей. Она, словно листок во время осени, не может найти себе места. Нью — Йорк бесил своими высокими зданиями, что мешали чувствовать свободу; в жаркой Барселоне слишком много незнакомых людей; длинные волосы ей совершенно не идут, а уж колфилдская панк-версия выглядит совсем смешно. Ее тянуло вечно в одну неизменную, способную успокоить даже в самый сильный душевный шторм. Максин всегда думала, что её место рядом с Прайс, но только во Вселенной прошлого поняла свою ошибку.Шесть.
— Да ты весь горишь! — Потому что я сам огонь? — Прескотт! В этой Вселенной он жив. Свободен. У них квартирка со светлыми обоями в спальне, вид из окна на Карлов мост и необъятное будущее впереди. Колфилд просыпается с утра, выпивает горький кофе, потому что Нейтан только учится и спешит на работу в тихую фотостудию в центре Праги. Они редко ложатся спать раньше двенадцати, потому что нужно обсудить тысячу и одну вещь. Потому что с закатом может пойти кровь из носа и все это исчезнет, словно сон. Потому что Макс не знает точно, где проснуться может завтра, но каждый раз смахивает слезы радости, когда видит заспанного Прескотта рядом. Она даёт ему таблетки, засыпает в его объятиях и думает, что Нейтан с гриппом в разы лучше, чем разбитый и потерявший надежду.Семь.
Она исчезает на несколько дней и не знает, как вернуться назад. Ходит между измерениями и видит не лучшие исходы. Там, где заканчивается жизнь, начинается следующая и так до бесконечности. Ей несколько раз стреляли в плечо, распространяя жгучую боль по телу. Она умирала у Джефферсона в проявочной. Из раза в раз теряла Нейтана, иногда находя его, но это был не её Нейт. А существовал ли он на самом деле? Или это лишь иллюзия, подачка от Вселенной?Восемь.
— Я не отпущу тебя. Не отпущу, слышишь? Ты стал моим миром. Мы должны вернуться в нашу квартиру, должны вернуться в нашу Вселенную. Колфилд шепчет, прижимает избитого, раненного Прескотта к себе. Они в белой комнате с окровавленными стенами, и здесь прошлое с настоящим смешивается в единую картину. Перед ней мелькают отражения иных действительностей: юный Нейтан, вручающий ей фото; уже взрослый, улыбающийся ей в камеру; убитый Джефферсоном; взятый под стражу; стреляющий в Хлою. Миллионы прескоттовских ухмылок и взглядов окружают Макс, застрявшую между мирами. А она просто хочет удержать его и вытащить из этой тьмы. Не выходит. Он погибает, а она уходит следом.Девять.
— Максин Колфилд, ты выйдешь за меня? У него хриплый голос и влюбленный взгляд. У нее дрожащие от волнения губы и едва заметные круги под глазами от путешествий. И она не может отказать ему, потому что самый дорогой человек во всех измерениях. Потому что ближе никого и существовать не может. Ведь он всегда незримо рядом, в голове сидит, словно у себя дома. — Без сомнений. У него сухие губы, но теплые и до боли знакомые руки, которые прижимают ближе, чем это возможно. Маленькие ладошки Максин уже по привычке забираются под тёплую кофту, чтобы спрятаться от осеннего ветра. Они вместе и от этого, очевидно, теплее. Скоро они проживут еще одну жизнь и Колфилд никогда отсюда не уйдет.Десять.
Эта комната больше не кажется ей уютной. Таблетки имеют привкус горечи, а Нейтан больше не смеется с ней в один голос. Он вообще больше не приходит. Ни в каком виде. Макс и забыла, какова его кофта на ощупь и какой оттенок приобретают его волосы на солнце. Колфилд часто плачет и спит, она просто не может понять, что его больше н е т. Время совершенно не лечит, кто придумал эту чушь? Зима сменит осень, затем расцветут орхидеи, но Нейтан Прескотт больше не сможет сфотографировать едва проснувшийся цветок. Ведь он даже не успел закрыть дверь на ключи. У нее не осталось ничего, кроме фотографии прямиком из далекого прошлого и миллиарда разных воспоминаний. У него не осталось ничего, кроме пачки таблеток в какой-то из Вселенных. Они не встретятся больше, ведь Максин в комнате без окон, а Нейтан в деревянной коробке под землей. Но она будет засыпать с его именем на устах и шептать: — Возможно, мы встретимся вновь.