Like A Prayer

      Небеса могли послать ему на Землю любого ангела и они выбрали его.       Его голос заполнял не только всю комнату, но и сердце Кита. Он был переполнен сильной эмоцией, которую в то мгновение невозможно было определить. Его горло было будто закрытым и ощущение заложенности дыхательных путей не покидало его, когда он еще раз приложил все усилия чтобы дышать и контролировать свои легкие. Кит не посмел отвести взгляда от нотного стана, позволяя своим длинным, опытным пальцам ласкать пианино; поощряя этого ангела, посланному им, продолжить свой зов сирены. Никто бы и не мог подумать что у того, кто был таким худощавым и таким раздражающе-смешным, мог быть настолько прекрасный голос, поющий слово Божье, перехватив дыхание.       Но для тебя это был Лэнс МакКлэйн.       Сын проповедника, живое понятие золотого мальчика, благословленного голосом ангела.       Но также и мальчик, который все время разочаровывал Кита без какой-либо на то причины.       Его сердце трепетало каждый раз, когда Лэнс улыбался или даже просто смотрел в его сторону. Кит мог чувствовать, как горят и краснеют щеки, когда Лэнс находился в двух шагах от него. Его тело пылало всякий раз, когда Лэнс входил, выглядя особенно привлекательным в тот день; не то, чтобы он не был таким каждый день, но во время воскресного служения он выглядел лучше всего. Эти голубые глаза порой пронизывали, подобно солнцу, после пристального взгляда на которое можно было посмотреть в сторону и увидеть вместо него сияющие круги. Они напоминали Киту о том, как он впервые начал играть на фортепиано: об этом выбросе адреналина и красивом безошибочном пробеге. Выучивая свою первую песню на слух и играя ее отцу перед тем, как получить в подарок свое собственное пианино на семнадцатилетие. То ощущение успеха, когда хормейстер обсуждал с ним и его матерью полноценную игру на пианино вместо обычной практики.       Лэнс заставлял его чувствовать всевозможными способами.       Что, по крайней мере, сводило с ума.       Песня закончилась, Кит кладет свои ладони на колени, прежде чем собраться и посмотреть на других. Они все стояли на металлической, огромной, складной скамейке, которую вожатый и хормейстер катили из кладовки каждый субботний полдень. Лэнс, однако, стоял впереди хора с микрофоном, установленным напротив него.       Кит, одновременно стараясь понять указания хормейстера насчет завтрашнего служения, делал все возможное чтобы не смотреть на него, но не мог ничего с собой поделать. Лэнс в светлых приталенных джинсах очень отвлекал — эти длинные ноги простирались на многие мили, пока Кит перемещал взгляд вверх, чтобы восхититься широкими плечами, заключенными в светло-серую рубашку с пуговицами. Рукава были закатаны до локтей и цвет его кожи создавал хороший контраст; Кит обожал тот факт, что его загар сохранился, хоть они и были в гуще зимы. Что-то внутри него всколыхнулось, вызывая прилив ярости в низу живота, когда он залюбовался горлом Лэнса. Его кожа выглядела такой мягкой: Кит гадал, как бы он пахнул вблизи, если бы он провел носом вдоль гладкого участка плоти. Или как бы чувствовалась его кожа, если бы он дотронулся до нее подушечками пальцев — может быть Лэнс ощущался по-другому под его губами если бы он тоже-       С Т О П.       Кит резко вдохнул и все мысли о Лэнсе покидали его по мере того, как он изо всех сил вонзал ногти в свои ладони.       Эти грешные намеки о том, что он мог представить были запретными и грязными.       Они были отвратительными, как и он сам, из-за того, что позволил себе даже подумать о таких ужасных вещах с Лэнсом.       А тем более, с парнем. *       Воскресное служение было абсолютно невероятным, по мнению его матери; особенно ей понравился куплет, который их проповедник специально выбрал на сегодня. Он должен был быть как-то связан с любовью к человеку и умением прощать прошлого себя для лучшего будущего, но, честно говоря, Кит не слышал ни единого слова о том, что говорилось девяносто минут.       Все это время его внимание было только на Лэнсе.       Высокий мальчик во всей своей голубоглазой красе стоял около пианино, смотря на своего отца, обращающегося к толпе. Он был одет в ярко-красную рубашку, которая гармонировала с худощавой грудью; его рукава как обычно были закатаны до локтей, но на этот раз крест на подвеске был на всеобщем обозрении; серебряная цепочка время от времени переливалась на свету витражей. Лэнс надел пару хрустящих черных брюк, что были будто бы сшиты для него — он выглядел так, будто принял их форму, потому что-то, как они облегали его бедра и ляжки, заставляло Кита ерзать на церковной скамейке, а глаза его непрестанно мерцали при взгляде на свои кровоточащие руки.       Но он оглядывался, чтобы насладиться этим греховным видом.       Однако, когда служение подошло к концу, проповедник представил своего сына, а затем Лэнс, как главный солист, начал петь. Он автоматически заставляет всех воспрянуть духом еще выше, заполняя грудь Кита чувством, потрясающим тело и душу прежде, чем звучат слова благодарности за приход. Киту заняло какое-то время, чтобы покинуть свое место, однако его сердце билось быстро и он мог чувствовать нарастающую в горле панику. После парочки ровных вдохов, он ушел со скамеек с ясным сознанием, но с ладонями куда хуже, чем во время церемонии.       В данное время все находились в коридоре чтобы побаловать себя легкими снеками и напитками, что предоставляли вожатые после служения. Кит не присоединился, поскольку он не мог сказать, чтобы его интересовала большая обязанность, чем игра на пианино для всего хора, но он знал, что Лэнс был разделен от остальных вместе со своей сестрой Аллурой. Большинство хора находилось на расстоянии от молодой группы, но некоторые, если им разрешалось слоняться поблизости, оказывали помощь после служения.       Стоя у лестницы, ведущей в один из классов, Кит самостоятельно обрабатывал свои пораненные ладони. Он лениво обводил толпу взглядом. Он заметил своего отца с группой строго одетых мужчин и затем свою мать в сторонке, немного в не себе и оживленно сплетничающую с другими присутствовавшими родителями.       Честно говоря, он просто хотел уйти домой, ибо не мог вытурить из головы тот образ Лэнса, непринужденно стоящего и одетого таким образом, что хоть на стенку лезь.       Кит знал, что геи существуют, знал, что с ними все в порядке и что они такие же, как и все.       Но он не был голубым, Кит точно знал, что нет.       Его родители конечно бы не поняли его, но что насчет Лэнса? Одобрил бы ли он это так, как Кит этого хотел или бы испытал омерзение, говоря больше к нему не приближаться? Он знал, что их проповедник, отец Лэнса, был за гомосексуалистов и это было тем, что само по себе пугало. Что насчет хора? Или вожатых? Что если вожатый Широ не смог бы принять его новую ориентацию, несмотря на то, что он был самым восприимчивым и понимающим человеком, которого Кит знал?       Кит не был геем.        — Доброе утро, Кит, что ты делаешь здесь, совсем один?       Кит вырвался из своих гневных дум, переглядываясь темно-фиалковыми глазами со светло-голубыми; уже поглощаемым этим цветом, он прилагал усилия, чтобы спокойно ответить:        — Я просто жду, когда мои родители закончат, у меня очень много домашнего задания.       Кит попытался легкомысленно улыбнуться, наблюдая за тем, как Лэнс прислоняется к ближайшей стене. Все его тело было повернуто к нему — блеск креста, висящего на шее, посылал по спине мурашки и Кит выбивался из сил, противостоя разрастающемуся и покрывающему бледное лицо румянцу.       Лэнс тепло улыбнулся и перед тем, как Кит отводит взгляд от его рта, уголки его губ формируют слабую усмешку. Кит глядит на покрытые шрамами ладони.        — Ну, ты бы мог помочь мне и Широ с напитками, если бы захотел. Я знаю, что мне бы очень понадобилось твое присутствие, чтобы утолить жажду каждого.       Его подбор слов заставил Кита снова уставиться на Лэнса, а обыкновенное невинно-улыбающееся личико парня только усугубляло ситуацию, но тем не менее, было красивым. Хоть он и обнажил больше зубов и искра океанических глаз наполняла Кита теплом, которое начало оседать в животе.       И все же холодок еще раз пробежал по спине, но на этот раз причина была другой.        — Признаю, после этого всего я умираю от жажды. Что насчет тебя, Кит? Хочешь, чтобы я предложил тебе нечто особенное? Кажется, у меня будет то, что тебе понравится.       Лэнс слегка вероломно наклонил голову, его руки, которые были сложены на груди, теперь были засунуты в задние карманы его штанов и Кит на момент забыл, как дышать.       Он был полностью взбудоражен.       Он мог еле как дышать из-за этого маленького пространства между ним и Лэнсом.       Кит мог уловить приторный запах, исходящий от него; он охватил все его чувства, стимулируя тепло, накопленное в низу живота разлиться лавой по всему телу. Его сознание закрутило в водоворот грешных ассоциаций и похотливых желаний, которые он хотел воплотить в реальность с этим невинным мальчиком.        — Мо-может быть стакан холодной воды, пожалуйста?       Он прочистил свое горло и немного отстранился от Лэнса. Киту нужно находиться от него подальше — он не хотел совершить то, о чем будет жалеть позже, не говоря уже о том, что может опозорить обоих перед всей церковью.        — Мхм, всего лишь холодную воду, Кит? Ты уверен, что я не смогу поменять твое мнение на что-то, более в твоем… вкусе?       Кит удивленно посмотрел на него. Он понятия не имел, что голос Лэнса может звучать так… обольстительно. Он был настолько низким и полным желания, что Кит еще долго не мог отвести глаз от его рта. Он наблюдал за тем, как эти губы были убраны назад, чтобы вновь обнажить зубы, как эти коварные голубые глаза, наполненные тьмой, за несколько секунд поймали взгляд Кита.       До того, как Кит узнал, что могло бы быть в его вкусе, Лэнса позвала его сестра для того, чтобы помочь убрать столы. Оставляет его плохо соображающего, с помутненным от желания рассудком и немного сдавливающими штанами. **       Когда его родители наконец попрощались и Кит поблагодарил проповедника за сегодняшнее служение, они ушли домой. Как только Кит зашел в свою комнату, он выдернул простыни с постели и лег на голый матрас, имя Лэнса слетело с его дрожащих губ. Его джинсы были спущены до колена — он вспоминал о том, как парень сегодня пел, как его рот складывался в имя Кита, — а затем начал думать о Лэнсе в этих штанах. Все его мысли были о тех сильных ляжках и о том, как бы он ласкал их перед тем, как избавить от мешающей одежды. О том, как бы бедра Лэнса смотрелись с его руками на острых косточках, контраст своих бледных ладоней с этой красивой, гладкой, загорелой кожей под ним; о том, как ее идеальная текстура была бы испорчена его спермой и как Кит вжался своими губами, чтобы проглотить звуки, которые Лэнс издавал бы с Китом, возвышающимся над ним.       Кит с криком кончает в подушки, слезы на белой ткани и на щеках уже высыхают, когда он смотрит на свою запятнанную ладонь. Вязкая белая жидкость, окрасившая шрамированную руку*, отяжелила грудь виной и сожалением, и он гневно избавляет себя от этой мерзости.       Потому что это то, чем он был — мерзостью.       Месиво из греха и уродливого желания о праведном, славном мальчике.       Лэнс никогда не примет Кита таким, каким он был сейчас. ***       Незаметно наступил вторник и каким-то образом, плетясь в школу, Киту удалось свести свои аморальные мысли к минимуму. Понедельник начался тяжело — Кит проснулся с мокрыми простынями и испорченными пижамными шортами, но он решительно настроился использовать эти демонические импульсы в свою пользу.       Что было гневом.       Кит уже вспотел; у него был вспыльчивый характер и он не был открытым человеком, каким ему следовало бы быть. Любые мелочи могли заставить его взорваться, даже Лэнс создавал в нем в каком-то роде вулканические извержения, если перебарщивал во время занятий хора.       Школа была отдельной историей.       Школа святой Алтеи была знаменита благодаря спортивным командам и научным программам, в обеих из которых Кит принимал участие. Он не только учился в сложных научных классах, но также и занимался легкой атлетикой, футболом, рестлингом и фехтованием. Конечно, был еще и хор, но Кит предпочел присоединиться к музыкальной группе.       Сейчас Кит благодарил Господа за то, что присматривал за ним в тот день, когда Кит впервые узнал, что не попал в хор.       Лэнс тоже посещал св.Алтею, правда учился на класс младше. Он снова занял место их золотого голоса. Он автоматически прошел в школьный хор и вознес их выступления до самой вершины за считанные месяцы.       Попади он в хор, он не знал что бы делал, если бы ему пришлось слушать этот голос каждый день после школы.       А тем более если бы пришлось смотреть на Лэнса.       По вторникам у него послеобеденное собрание по легкой атлетике, что означало, что ему нужно сфокусироваться только на побитии своего рекорда, а не на слушании разговора про ногохвосток. Кит направлял весь свой гнев в спорт — он давал ему стимул для победы и желание становиться лучше с каждым разом.       Что бы он там ни ощущал в воскресенье, это давало ему топливо на сегодня.       Прошло добрых десять минут и пот лился, как из ведра. Несколько его товарищей по команде тоже были пропитаны потом — некоторые больше, чем остальные — и пытались отдышаться. Кит ощущал себя на седьмом небе: он не только обошел всех бегунов на приличное расстояние, но и сэкономил двадцать секунд своего времени.       Боже, он обожал бегать быстро.       Мальчик с белой мохнатой шевелюрой своей шуткой вынудил Кита подавиться глотком воды, но кто по-настоящему заставил его зайтись кашлем — так это тот, кто только что появился в дверях.       Лэнс МакКлэйн.       Одетый в то, что можно было назвать сестринской одеждой.       Его сердце ушло в пятки, а челюсть упала на пол.       Лэнс носил форму цветов их школы: белый, золотой и темно-синий. Белая футболка была определенна узка для его широких плеч и уютно вписывалась в очертания худой груди. Кит, стоявший рядом с беговой дорожкой, мог слегка разглядеть контур соска Лэнса, выпирающего из белого хлопка, при виде которого у него пересохло в горле. Футболка сглаживала его тонкую талию и не прикрывала то, что выглядело как эластичные шорты, которые девочкам требовалось носить в зале. Сверху на них были золотые полоски и снизу белые по краям, заканчивающиеся на верхней части ляжек Лэнса, что придавало им вид еще мощнее, чем в прошлый раз, когда он надел те черные штаны. Шорты немного съезжали с острых тазовых косточек, от которых Кит не мог отвести глаз.       Дай Боже ему сил отвернуться.        — МакКлэйн, что за хуйня? Какого, блять, черта?       Мальчик с белыми мохнатыми волосами засмеялся, быстро идя, чтобы поприветствовать парня шлепком в плечо. Лицо Лэнса исказилось в наглой ухмылке и слабый румянец появился на загорелых щеках.       Кит до сих пор не отвернулся.        — Это долгая история, окей? Вы когда-нибудь стирали свою и стирку вашей сестры одновременно? Не советую, Роло.       Оба засмеялись, а так же и мальчик позади, вошедший в зал с Лэнсом.       Кит потел, но уже по совсем другим причинам. Он мог почувствовать, как тело реагирует на новый образ Лэнса так… бурно, что нужно сфокусировать свое сознание на чем-то другом. Ему не требовалось нечто стоящее на его теле по стойке смирно, подобно панике, что увеличивалась в нем.       Поэтому он продолжил бежать.       Он выстрелил, как ракета, не обращая внимания на испуганные вскрики и гневные вопли позади себя. Кит сконцентрировался на своих ногах, заставляя их продолжать через напряжение в мускулах. Это было подобно огню, зажженному внизу его спины так, что он давил на себя все сильнее; его непреклонная воля убежать от чувств и вины стимулировали его продолжать. Он знал, что выглядел как сумасшедший, черт возьми, как он не мог, если буквально минуту назад отдыхал и смеялся со всеми. Но это и вправду не имело для него никакого значения — то, что было важным, так это то, чтобы эти ужасные мысли скрылись в дальнейших темных уголках его сознания. Когда Кит обратил внимание на свое дыхание, он осознал, как мало набирал воздуха в легкие.       Тело Кита кричало в протесте, когда он решился на еще один круг, но сейчас он ощущал себя намного легче, ибо переборол отвлеченные мысли и рассеянный разум.       Резко тормозя, Кит упал вперед. Его ладони на коленях, он глубоко дышит, а голова наклонилась, чтобы повиснуть между ссутулившимися плечами. Когда Кит вдыхал, по его телу прокатилась легкая дрожь, но это было потрясающе.        — Вы, мой дорогой сэр, самая быстрая штука, которую я когда-либо видел за всю мою короткую жизнь и ей-богу, наипривлекательнейшая.       Голова Кита резко вздернулась, чтобы увидеть улыбающееся лицо Лэнса перед тем, как Кит глубоко вдохнул и выпрямился.        — Что?       Кит взаправду не услышал, что сказал Лэнс, ибо кровь приливала к его ушам и сердце быстро билось в грудной клетке. Он до сих пор тяжело дышал и щурился от пота, капающего с заколотых черных прядей.       Не упоминая уже о том, что он сразу был отвлечен этими яркими, сияющими глазами цвета океана.        — Я сказал, что ты был как ракета. Ты мог бы обежать всех кругами, но честно, я думаю, что ты это уже сделал.       Лэнс немного усмехнулся, когда от похвалы в лицо Кита бросилась краска.       Неужели Лэнс подошел сюда для того, чтобы дать ему комплимент?        — Хэй, тебе бы следовало сделать хорошую растяжку после этого. Я могу помочь, если хочешь.       Лэнс был таким вежливым и просто таким слишком для Кита, но он все равно кивнул. Бормоча безмолвное «да», он шел за высоким парнем в зону потише, где оставшиеся маты уже были распростерты на земле.        — Перед тем как я растяну тебя, не мог бы ты мне помочь? У меня еще нет этого азарта, который я хочу ощутить.       Кит посмотрел на упавшего на мат Лэнса, который похлопывал по мягкому белому месту около него.        — А, окей, хорошо. Так с чем тебе нужна помощь?       У него был комок в горле. Кит чувствовал его каждый раз, когда сглатывал. Он старался не показывать абсолютно никаких эмоций. Он хотел, с Богом в мыслях и в его сердце, чтобы это закончилось тем, что оба покинут маты без разрушения их дружбы (которая, как Кит надеялся, у них была).       Он стоял, неловко поглядывая вниз на место, куда должен был плюхнуться рядом. Проводя по взмокшим прядям, он уселся, наблюдая за тем, как Лэнс ложится и выставляет свои длинные ноги.       О Боже, эти обнаженные ноги не оставляли ни малейшего места для фантазий об… остальных частях.        Кит не мог не пробегаться взглядом по телу Лэнса, в то время как тот говорил об инциденте с бельем и о том, как ему было все равно, во что переодеваться.        — Хей, до сих пор мучает отдышка, Кит?        Кит вздрогнул при упоминании своего имени и отвел взгляд от темных ляжек, впериваясь в хитрую ухмылочку и поблескивающие глаза.        — Не мог бы ты надавить всем своим весом на мою ногу? Мне нужно растянуть подколенное сухожилие перед встречей с командой черлидеров.        Кит кивнул и мягко улыбнулся, слегка приподнимая уголки своих губ. Откидываясь, он заметил как Лэнс запрокидывает ногу наД ГОЛОВОЙ И О НЕТ ЭТО СОВСЕМ НЕ ТО ЧТО ОН СЕБЕ ПРЕДСТАВЛЯЛ КОГДА ЕГО ПОПРОСИЛИ ПОМОЧЬ С РАСТЯЖКОЙ.       Ступня Лэнса зависла в воздухе прямо над матом, вся нога была раскинута через корпус и голову. Все тело, разум и душа Кита перестали функционировать при его попытках связано сформировать предложения, так что все, что он мог делать — изумляться открывшимся видом.       Низ живота напрягся от возбуждения: он наблюдал, как искаженное от боли лицо Лэнса было смягчено бровями, сдвинувшимися в наслаждении и немного приоткрытым ртом. Кит заметил розовый кончик его языка и легкий румянец, покрывший щеки Лэнса.       Это было несправедливо.       За что ему такое наказание?        — Ты можешь склониться позади меня, Кит? Мне нужно чтобы ты надавил на мою ногу.        — Ох, ох, да, т-ты уверен? Выглядит так, будто тебе уже больно. — Глупо ответил Кит, снова любуясь ляжками и заставляя себя всмотреться в лицо Лэнса.        — Да, мне нужно чтобы ты полностью надавил на меня. Пытаюсь улучшить свою гибкость. — Лэнс подмигнул ему, опуская ногу немного ниже.        Кит думал, что упадет в обморок.        — Ах, хорошо, окей. Вот так? — Он встал на колени, располагаясь сзади Лэнса и посмотрел на него, ожидая одобрения. С этого угла он увидел, насколько маленькими были эти шорты в обтяжку, так как Кит мог поклясться, что половина пениса Лэнса вываливалась из куска ткани между его ног. Вся кожа была гладкой, загорелой и открывалась во всем ее великолепии, но неужели Лэнс хотя бы не удосужился надеть трусы? Или Кит все это воображал?        — Да, вот так, только тебе нужно надавить на мою ногу. Пожалуйста, Кит? Я обещаю, это не причинит мне боли.       Лэнс немного поднял свою голову, чтобы установить зрительный контакт, его губы растянулись в невинной улыбке, из-за чего Кит глубоко вдохнул.       Все хорошо.       Кит не был геем.       Он положил свои ладони на теплые ляжки Лэнса и закрыл глаза. Кит изо всех сил старался представить себе другие образы, когда он слегка подался вперед, нажимая на ногу Лэнса со всей силой, что мог собрать, фактически не давя своим весом.        — Почти получилось, но Кит, не мог бы ты добавить свой вес? Как бы не держа мою ногу, а физически давя на меня?       Голос Лэнса был теплым, как мед, растекающийся по всем щелям его грязных мыслей и Кит открыл глаза. Не говоря ни слова, он сделал так, как было сказано и отпустил ляжку Лэнса, чтобы положить свои бедра и грудь напротив него, позволив себе немного расслабиться.       Почти сразу нога Лэнса была раздавлена его телом и ее мысок стал вровень с матом. Кит не захотел больше причинять боли Лэнсу, поэтому убрал руки. Все тело Кита повисло на нем: голова Лэнса была заключена между его ладонями, его бедра крепко прижимались к спине Лэнса.       Внутри Лэнса скрутилось тепло, посылая легкую дрожь по спине и проходясь по нервам, отчего дыхание Кита сперло.       Их лица были ближе, но Кит отказывался смотреть. Несколько ночей назад у него был сон, в котором их тела были близко прижаты друг к другу, пока они вздыхали в наслаждении, — и неважно что они делали, но Лэнс звал его, звал исступленно и импульсивно, да так, что Кит проснулся от перевозбуждения.       Он больше чувствовал, нежели чем слышал короткий смешок Лэнса, за которым последовал мягкий шепот.        — Я знал, что ты подойдешь. Ты такой сильный и большой, Кит.        В этот день Кит был последним, кто вышел из раздевалки.       Лэнс МакКлэйн, несомненно, был его погибелью. ****       В среду, во время перемен, Киту пришлось прятаться в каждом незапертом кабинете. Когда наступило время обеда, он и участники музыкальной группы обедали в маленькой комнате для репетиций, в которой они обычно собирались после уроков. Когда учебный день закончился, Кит сразу пошел на фехтование и удостоверился, что был первым, кто покинул раздевалку.       Кит был в состоянии постоянного отрицания и стыда.       Его эмоции варьировались, когда тело начинало гореть, а голову затуманивало пошлостью, но сию же секунду клеймо позора окатывало его, как лед, и чувство вины за гнусные мысли глодало нестерпимо.       Мысль о Лэнсе мучила его и Кит больше не выдерживал.       Утро четверга было таким же — Кит проснулся от мокрых простыней и испорченных боксеров. Последние остатки грешного сна застряли в глотке, пока он чистил зубы и смотрел на свое отражение в зеркале.       Что с ним происходило?       Он заболел?       Его наказывали за какой-то проступок, совершенный в прошлом?       Ему нужно все это отпустить.       Кит решил надеть длинные рукава, закрывающие руки, так как те были далеко от заживания. Розовая мякоть его ладоней проступала в нескольких местах из-за постоянного впивания ногтей. Цвета следов — полумесяцев были разные: начиная с темно-фиолетового под кожей, где вырисовывались свежие шрамы и заканчивая восстановленными пурпурно-синими метками, слегка проступавшими на поверхности и имевшими текстуру жестче, чем остальные участки ладони.       Он стыдился их вида.       Ну какой пианист будет ходить с поврежденными руками?       День в школе проходил тихо и спокойно, отчего Кит был неописуемо благодарен — он даже настроился на репетицию с группой. Его учитель наконец-таки разрешил использовать одну из маленьких музыкальных комнат без своего надзора, что давало больше свободы поработать над своими задумками.       Кит прошелся по клавишам пальцами для разогрева, он проиграл пару маленьких мелодий, выученных для весеннего концерта, а затем сразу перешел к своей композиции.       Это был фрагмент, над которым он работал еще прошлым летом, с того времени, когда ему в первый раз разрешили играть перед всей церковью, кроме хора. Это был первый раз, когда он был среди своих сверстников, разделяющих его интересы и веру. Любовь чувствовалась с каждой стороны, купая его в тепле и приветствующих аплодисментах, подобно солнцу на небосводе. Также, Кит посвятил эту песню своим родителям, которые хоть и не составляли его ДНК, но все же были ценнейшим благословлением, которое ему было дано. Его преданность Богу вдохновила на написание этой красивой мелодии.       Кит надеялся что однажды, возможно в скорейшем времени, он выступит с этой песнью перед церковью, преподнося ее как подарок, вдохновляющий верить в Бога так, как верил он.       Продолжая скользить пальцами по слоновой кости, Кит заметил немного приоткрывшуюся дверь, расстояния между которой было достаточно, чтобы человек смог юркнуть внутрь. Кит не обращал внимания ни на то, как она тихо закрылась, ни на само вторжение — «скорее всего, участник группы, который ищет где спрятаться или которому я зачем-то срочно пригодился и он не может ждать». — думал он, продолжая играть.       В любом случае, Кит отвлекся и закрыл глаза, просто позволяя себе детально прочувствовать музыку. Его грудь будто бы была наполнена светом, а тело сочилось любовью до краев, пока ноты крутились вокруг него, подобно защищающему объятию. Его пульс был медленным и ровным: он сделал глубокий вдох, пальцы соскользнули с клавиш, когда композиция подошла к медленному завершению, означающее запечатленные в памяти последние мгновения лета, что перетекают в меланхолию.       По окончанию игры, он кладет ладони на свои колени и смущенно улыбается им, через мгновение переводя взгляд на своего слушателя. Сначала слова не успевают вырваться, а глаза округляются от шока, но он превозмогает себя, задав вопрос с запинкой:        — Что — что ты тут делаешь, Лэнс?       Высокий парень выглядел виноватым: его голубые глаза поникли, а губы смущенно дернулись, что было на него не похоже. Он вцепляется в рюкзак, перекинутый через одно плечо и делает несколько шагов к скамейке, на которой сидел Кит.        Он сконфужен и полон страха в тот момент, когда Лэнс роняет рюкзак и садится рядом.        — Я правда не хотел зайти без предупреждения. Услышав игру на фортепиано, мне захотелось узнать, кто это.       Лэнс искоса взглянул на него, а его губы расплылись в мягкой улыбке. Он дотягивается до сомкнутых на коленях рук Кита.        — Эта песня была самой красивой, которую я когда-либо слышал, Кит. Сможешь сыграть ее заново для меня?        Его сердце пропустило удар.        Нет, его душа покинула тело.        Стойте, может быть Кит все-таки отошел в мир иной и все это было не более, чем сном.        Может это и ЕСТЬ сон?        Кит нервно сглотнул, посмотрев на их ладони. Пальцы Лэнса были тонкими и почти такой же длины, как у него, однако кожа их на вид казалась мягче. Говоря абсолютную правду, Киту нравился контраст между его светлой полупрозрачной кожей и теплым загаром цвета корицы.        Это было безопасно.        Он сможет перенести данное прикосновение.        — Конечно. С самого начала?        Кит посмотрел на него, распрямив плечи, и сильное чувство, которое он не мог определить, наполняло его уверенностью. Он послал изогнутую усмешку и Лэнс улыбнулся в ответ. Кит убрал свои руки под ладонями Лэнса и снова начал играть.        Он ни перед кем раньше не играл эту песню — он даже не сказал родителям, что сочиняет музыку, — но в данный момент был счастлив, что поделился ею с Лэнсом.        Настоящий ангел.        Боковым зрением он мог увидеть, как Лэнс закрывает глаза и качается в такт мелодии, тепло улыбаясь и вслушиваясь. Этот новый образ Лэнса чувствовался совсем по-другому и поэтому отличался от предыдущих, и мгновенно его разум застлали похотливые видения и вина за подобные чувства к этому парню.        Но присутствие Лэнса рядом и его поддержка возносили его сердце на небеса, и он благодарил Создателя за этот чудесный подарок.        Наконец-то то, что не давало ему покоя всю неделю, подходило к успешному апофеозу.        Закончив играть во второй раз, он, недолго подумав, сжимает руку Лэнса в своей и с полным вниманием спрашивает, что тот еще бы хотел послушать.        Но вопрос Кита был встречен без ожидаемого энтузиазма.        — Кит, что случилось с твоей рукой?        Лэнс бережно взял его за кисть, перевернув ладонь так, что изуродованная часть была выставлена на обозрение. Безобразная омраченная плоть освещалась тусклыми флуоресцентными лампами, придавая ей худший вид, чем на самом деле.        Как холодная вода, окатившая его голову, позор и вина пропитали все его естество, и он немедленно выдернул руку. Кит вскочил со скамейки и прижал ладонь к груди, будто обжегшись от прикосновения Лэнса.        — Тебе нужно уйти.        Лицо Кита побагровело от злости и он старался совладать с трясущимися конечностями, сердце его будто пробегало милю в минуту. Посмотрев вниз, он увидел растерянно-испуганный взгляд Лэнса и эти синие глаза, уставившиеся на него в тревоге.        Он мог почувствовать то, как в груди защемило и образовавшийся ком в горле мешает дышать, так что он зажмурился.        Кит не мог перенести боль на лице Лэнса.        — Ничего не произошло, Лэнс, поэтому просто оставь меня.        Он ждал целую вечность, пока не услышал звук отодвигаемого сидения. Вместо удаляющихся шаркающих шагов он почувствовал теплые руки на своих бицепсах и лоб Лэнса, мягко прижатому к его.        Кит не мог разобрать шепот Лэнса, ведь тот поглаживал ему руки. Их тела находились в опасной близости друг от друга и Кит боялся пошевелиться. Он все еще не решался открыть глаза, больше страшась увидеть выражение боли на лице Лэнса, чем слез на своих щеках, но затем парень сделал нечто их ряда вон выходящее.        Лэнс мягко поцеловал его лоб, затем переходя к носу. Дрожащее тело Кита замерло, а Лэнс продолжал усыпать его лицо поцелуями (за исключением губ). Его ладони ласкали его руки, переходя к ладоням Кита, чтобы переплести пальцы.        — «Мир оставляю вам, мир Мой даю вам; не так, как мир дает, Я даю вам. Да не смущается сердце ваше и да не устрашается»**. Аминь.        — Аминь.        Их голоса были приглушенными, комната затихла и сердце Кита сбавило частоту биения. Тело все еще горело, но не только потому, что он до сих пор чувствовал себя униженным.        Лэнс положил свой подбородок на ключицу и сомкнул на этом участке кожи губы, переходя в умоляющий шепот.        — Я буду молиться за тебя Богу каждый день и каждую ночь, чтобы избавить от мук. Я сделаю все, что угодно, чтобы ты прекратил.        Кит не знал как отреагировать.        Так что, он просто глубоко дышал.        Вдох.        — Пожалуйста, Кит.        Выдох.        — Я так сильно хочу, чтобы с тобой все было хорошо.        Вдох.        — Ты нужен мне, Кит.        Выдох.        — Ты такой прекрасный и добрый.        Вдох.        Кит сейчас мог сгореть заживо.        Лэнс думал, что он прекрасен. Этот парниша думал, что он добр, что он силен и талантлив. Ангел, посланный ему, мог замучить или принести свет в жизнь всего лишь с помощью одного голоса, — нуждался в нем одном.        Нет.        Хотел его.        Но хотел ли его Лэнс так, как он его?        Его сердце не смогло бы выдержать ответа на этот вопрос.        — Лэнс…        Горло его пересохло, голос был резким и Кит возненавидел то, как прозвучало это имя из его уст. Парень сжал его руки, отстраняясь от шеи. Кит не смотрел до того момента, пока Лэнс не подтолкнул его подбородок носом и снова заставил потеряться в яркой синеве своих глаз.        — Думаю, у меня для тебя что-то есть.        Лэнс подмигнул, отстраняясь всем телом.        Кит тупо стоял, все еще не отойдя от преждевременно-разомкнутого объятия, желая стоять близко и держаться за руки, как несколько секунд назад. Либо его сердце прорвется через грудную клетку, либо его душа вознесется в рай — другого не дано.        Он наблюдал за штурмовавшим свой рюкзак молодым парнем, издавшим удовлетворенный хмык и усмехнувшимся ему. Лэнс достал кожаные перчатки и помахал ими перед его лицом, выпрямляясь.        — Я держу их при себе потому что они без пальцев и очень мягкие, честно. С ними ты сможешь стать крутейшим и наверняка самым сексуальным пианистом во всей округе.        Лэнс протянул их Киту, но кровь, гонимая по венам, перекрывала слух.        Лэнс только что сказал, что Кит сексуальный?