С углов Земли, хотя она кругла, Трубите, ангелы! Восстань, восстань Из мертвых, душ неисчислимый стан! Спешите, души, в прежние тела! Донн Дж. At the round earth's imagined corners, blow Your trumpets, Angels, and arise, arise From death, you numberless infinities Of souls, and to your scattered bodies go!
Она ненавидела путешествия. Поглядывая краем глаза на полупустую стоянку и машинально отхлебывая кофе из большой керамической чашки, она не думала ни о чем конкретном. Так, о всякой ерунде. Что надо докупить с собой бутылочку воды и прихватить, пожалуй, этих чудесных бургеров… Или нет, все же по жаре бургеры не стоит… Что синоптики, будь они неладны, в очередной раз ошиблись, обещая дождь и похолодание, а на деле чертова погода в который раз бьет все рекорды, и хорошо бы сидеть дома и потягивать через трубочку ледяной чай… Что черт бы побрал ее саму. Не все ли равно ей когда поехать, сейчас или месяцем, а то и двумя позднее. Давно ведь сама себе хозяйка, причем не связанная никем и ничем… Что, пока не отъехала далеко от дома, можно бы и вернуться… Так себе сиюминутные ниочемные мысли. Все же не любила она дальнюю дорогу. Даже не так. Она ненавидела спонтанные поездки. Когда приходилось срываться с места и нестись куда-то, не зная, что будет через пять минут. Когда в багажнике или на сидении рядом валялся дежурный рюкзак с самым необходимым, причем это были отнюдь не набор белья, носков и крем от загара. Давненько не было такого экстрима… И слава Богу. С удовольствием выбросила бы все это из головы и позабыла, как страшный сон. Слава Богу, страшные сны не посещали ее последние годы. А ведь когда-то она просыпалась в кошмарах считай что каждую ночь. Эпизоды из жизни, когда приходилось прятаться и скрываться, остались в далеком прошлом, и она старалась не вспоминать о них. Наверное, если бы она жила жизнью обычного человека, у нее был бы шанс. Скорее всего, так оно бы и было. Остепеняются же после бурной бесшабашной молодости и становятся ревнителями морали и нравственности, постепенно превращаясь в скрипучих маразматичных старух, прежние девчонки-оторвы. Впрочем, она не строила на свой счет иллюзий, слишком сильно потрепала ее жизнь. Иллюзий не строила, но и не позволяла воспоминаниям брать верх. Ну или по крайней мере старалась. Она проводила взглядом официантку. Нагрузив поднос использованными тарелками, та, призывно покачивая бедрами, прошествовала мимо группки сдвинувших столы дальнобойщиков. Они, не обращая ни на что внимания, сосредоточенно уничтожали горы картошки, мяса и салата, и девушка, мимолетно вздохнув, удалилась на кухню. Не удержавшись, женщина фыркнула, давя смешок. Когда тебе за шестьдесят, на многие вещи смотришь не так, как в юности. Нет, тапки примерять еще рано, но уже предпочитаешь не носиться сломя голову и не ввязываться в авантюры, даже если возникает такая необходимость. И слава Богу, что теперь она могла это себе позволить. Откинувшись на спинку стула, женщина улыбнулась. Просто так. Потому что жизнь, что ни говори, все же прекрасная штука. Пусть она и занимает в ней не самую завидную нишу, а все же жива, здорова по возрасту и планирует еще пожить. Совсем не мало, если учесть, что должно было стать с миром и с ней, но, к счастью, так и не случилось. Когда тебя зовут Сара Коннор, на всякие условности можно наплевать. В ее возрасте в любом случае эти самые условности выглядят смешно, потому как в глазах молодежи она уже давно дама далеко не первой свежести и даже не второй, хотя, как говорят, все еще с шармом и вполне себе ничего. А уж в ее-то случае можно вообще забить на все и гордо нести знамя своей сломанной жизни, если есть такое желание. Почивать на лаврах весьма неплохой выплаченной правительством компенсации. И пусть только она знает, как все было на самом деле и по какому краю прошло, само не зная об этом, человечество, или, скорее, поскольку только она это и знает, совершенно нет никакого желания сидеть в тюрьме, дурке, или прятаться всю жизнь. А ведь по началу жизнь виделась ей именно такой. Когда тебе девятнадцать, твой мир рухнул и ты — мать-одиночка, придавленная как бетонной плитой миссией, тебе только и остается переть бульдозером, пытаясь объять необъятное. Когда тебе чуть за двадцать и ты не знаешь, что будет завтра, потому что тебя окружают такие личности, от которых в прошлой жизни ты убежала бы, сверкая пятками, ты находишь извращенное удовольствие рассказывать о жутком будущем. Тебя считают чокнутой, а ты теряешь счет мужчинам, с которыми была и которые не оставили ни следа в твоей душе. Ты считаешь себя своего рода терминатором, машиной, напролом идущей к цели. Иногда, когда ты позволяешь себе побыть просто матерью, тебе до боли жаль несчастного лишенного детства мальчишку. На себя даже тогда у тебя не остается времени. Когда тебе двадцать девять и ты заперта в психбольнице, когда сама порой не знаешь, привиделось ли тебе, или ты в самом деле оказалась в кошмаре, когда тебя удерживает от настоящего безумия лишь цель вырваться и уберечь сына, тебе плевать на все и на вся. А уж когда ты видишь своего ребенка рука об руку с терминатором, то в короткий миг твоя душа словно расстается с телом и тебе кажется, что все, все, все было напрасно… Да уж, перспективка была, прямо скажем… А ведь до сих пор в деталях помнится, как, унеся ноги с завода, где все произошло и где нашли свой конец терминаторы, и забившись в какую-то дыру, сидели они с Джоном неделю, не смея высунуться в хоть сколько-нибудь людные места. И что она чуть не умерла от заражения крови, потому что поехать в больницу было равносильно добровольной сдаче полиции. И как в полубреду ввалилась она, держа пистолет трясущимися руками, в аптеку, и потеряла сознание… Она сделала большой глоток. Горячий кофе обжег глотку, и Сара досадливо поморщилась. Вот тебе пожалуйста. Вот что бывает от избытка свободного времени. Опять лезут в голову мысли. Опять вспоминается то, чего она с удовольствием забыла бы навсегда. Теперь, когда все закончилось, надо просто жить… И временами ей даже казалось, что у нее получалось. Нет, замуж она конечно не вышла, хотя мужчины, и очень неплохие, периодически появлялись. Но так, чтобы кто-то очаровал ее настолько, чтобы она решилась открыться перед ним — этого не было, да она и не стремилась кого-либо окрутить. Но в остальном все было как у всех. Дом и работа. Все, что случалось интересного и радостного, было связано с сыном и его семьей. Она машинально возила ложечкой. Темная жидкость свивалась воронкой, собирая пузырьки пены, а мысли, единожды вырвавшись из закрытой на ключ кладовой памяти, бежали, обгоняя друг друга… …Тут бы и пришел сказочке конец, потому что и в самом деле очнулась она в госпитале под надзором полиции. Открыла глаза и вновь обреченно закрыла их. По большому счету не все ли теперь равно, что с нею будет. Обидно, конечно, так по-глупому попасться, когда все закончилось. Только жалко сына, но его в силу возраста ни к чему не привлекут, и максимум, что ему грозит, это приемная семья. А вот ей определенно светила психушка. Или тюрьма. Или, как вариант для разнообразия, психушка, а потом тюрьма. Очень-очень надолго. Тут бы и можно было поставить жирную точку, если бы… Впоследствии она много думала о том, что же произошло, и пришла к выводу, что ей просто повезло, причем везение было равнозначно выигрышу ста миллионов в лотерею на сельской ярмарке. Ничтожные шансы, навевающие мысли о том, что все это неспроста. Но, поскольку потом так ничего и не случилось, она все же решила, что судьба, мироздание, или что там вершит людскими судьбами, наконец сподобилось повернуться к ней лицом. Один из молодых, но ретивых политиков, недовольных своим местом под солнцем, мечтал заручиться поддержкой избирателей. Однако, как известно, ничто так не привлекает внимания к себе, как публичный скандал. И чем грандиознее этот скандал, чем мощнее бьющий от него фонтан грязи, тем больше шансов на то, что тебя вынесет на гребне волны. При условии победы, естественно. Поскольку тема судебных преследований, незаконных осуждений, коррупционных скандалов в судопроизводстве и всего связанного с этим поистине неисчерпаема, то нетрудно сообразить, что молодой соискатель окунулся во все это великолепие в головой. Вот тут-то, в числе прочих, и всплыло дело Сары Коннор со всеми мелкими и не очень процессуальными нарушениями, кои присутствуют всегда и везде. Политик был амбициозен, и справедливо полагал, что голосами разбрасываться не стоит, а дело неудачливой террористки, если правильно его преподнести, приведет его к успеху. Домохозяйки будут рыдать, отцы семейств смахивать скупую слезу, а он сам, заняв вожделенный пост, сделает тем самым очередной шаг к достижению своей мечты. И ведь, что удивительно, дело не стоило и выеденного яйца. Молодую девчонку в свое время едва не прикончил маньяк. Полиция не помогла, и девушка вполне справедливо посчитала, что проблемы надо решать своими силами, чего она и демонстрировала впоследствии. То, что маньяк так и не оставил девчонку в покое, свидетельствовал тот факт, что он продолжал охоту за ней в течение многих лет. Настиг ее он в сумасшедшем доме, куда девушку поместили, а по факту упрятали, покрывая халатное отношение и откровенное бездействие, полиция и ФБР, свалившие на нее множество нераскрытых дел. Этому способствовало явное психическое нездоровье полицейского консультанта, к тому времени дослужившего до главного врача этой самой клиники душевных болезней. Недаром же его определили в палату этой же самой больницы в приступе безумия. Под аплодисменты общественности несчастная жертва полицейского и психиатрического произвола наконец-то вернулась в лоно семьи, попутно получив компенсацию за незаконное осуждение и причинение вреда здоровью. На самом деле политику было абсолютно все равно, что было и будет с этой самой Сарой Коннор, а так же с парой-тройкой других осужденных за те или иные дела. Он был отнюдь не дураком и прекрасно понимал, что эта разномастная публика сидит не просто так. Но всегда приходится чем-то жертвовать. В данном случае на свободу вышли отнюдь не акулы преступного мира. Если им хватит ума, то остаток жизни они проведут как обычные законопослушные граждане, ну, а если нет, то вернутся на не успевшие остыть нары. Даже та самая Коннор, которая конечно же отнюдь не невинная овечка. Но молодой удачливый политик был особенно горд тем, что ему удалось нагнуть ФБР. Ведь и в самом же деле на Коннор охотился так и не опознанный и не пойманный маньяк. Да, она нарушала закон, но, как говорится, жить захочешь… Мучительно захотелось курить, и Сара выудила из сумочки пакетик леденцов. Нет-нет, да и накатывает желание затянуться, хоть и бросила несколько лет назад. Не то чтобы она планировала дожить до ста лет, но и на тот свет торопиться тоже нет резона. Перекатывая во рту мятную карамельку, женщина оглядела почти пустой зал. Пока она предавалась рефлексии, вспоминая прошлое, дальнобои закончили обедать и куда-то делись, уступив место шумной студенческой компании. Юноши и девушки, человек примерно десять, сдвинув столы, шумно рассаживались, побросав на пол туго набитые яркие рюкзаки. Сара улыбнулась даже забыв расстроиться от того, что, задумавшись, выпала из реальности и не заметила, как одна группа людей сменила другую. Будь моложе, она не допустила бы такой оплошности, но теперь можно расслабиться. В своем недолгом студенчестве она не успела обзавестись подобной компанией, но отчетливо помнила, что завидовала ярким и успешным девчонкам, у которых не было отбоя от парней. Подавив вздох, она взглянула на часы. Сара не признавала всех этих связанных со смартфонами гаджетов, показывавших все на свете, вплоть до температуры, артериального давления и гемоглобина, и сообщавших об этом через соцсети всему миру. Только старая добрая классика, даже телефон самый простой, кнопочный, их и не выпускали уже. Почему так — она и сама не знала. Наверное это было уже на подсознательном уровне — желание спрятаться и не оставить следов. Пожалуй, надо было бы уже выдвигаться, но так не хотелось выходить на прокаленную солнцем улицу. Да и в машине будет жарко, пока кондиционер не разгонит застоялую, хоть ешь ложкой, духоту. Погода словно сошла с ума, решив побить все температурные рекорды. На что прошлые года были богаты на разные гадости вроде смерчей и торнадо даже там, где о них и слыхом не слыхивали, но нынешний 2029-й решил всех добить дикой жарой и отсутствием дождей. Нет, все же надо было лететь самолетом, хоть она и терпеть их не может. Или не ехать вовсе. Или поехать зимой, хотя и очень скучает по семье сына, но тогда совсем не факт, что она сможет застать обоих внуков. При мысли о мальчишках Сара вновь непроизвольно взглянула на гомонящую компанию. Старший ее внук был, похоже, ровесником этих юнцов. Ему исполнилось девятнадцать, и парень учился, работал и искал себя в жизни. Могла ли она подумать, что у нее будут внуки!.. В самом деле пора было выезжать, и женщина наклонилась над сумкой, ища кошелек. Опустила глаза, перебирая наличку и замерла, подумав, что сошла с ума. Перегрелась. Бредит или видит сон. Этого не могло быть, потому что… Потому что не могло. Сглотнув ком, медленно, как во сне, она подняла голову. Странно и подзабытое уже ощущение. Ровно так чувствовала она каждый раз, приходя в себя после лекарств в дурке — не-здесь и не-сейчас. Словно и не было всех этих лет… Неужели такое возможно… Сердце заколотилось в груди так, что, казалось, его заполошный грохот услышали все вокруг, и женщина непроизвольно испугалась, что ее хватит инфаркт. Схватившись ладонями за стол, она смотрела, смотрела… Она помнила его другим. Нет, не так. Она забыла его лицо, и не осталось фотографий или чего-то другого, дающего возможность воссоздать дорогие черты, но его образ, сотканный из представлений, из обрывков воспоминаний ускользающей памяти и тоски жил в ее сердце. И всегда он воспринимался ровесником. Даже во снах, хотя и не приходил уже много лет. Неужели такое возможно, — думалось ей. — Но как? Ведь он родился уже после ядерных ударов — там, на руинах, после гибели миллиардов. Как же здесь смогли встретиться его родители? Неужели его существование и в этом мире — судьба?.. Светловолосый зеленоглазый мальчишка беззаботно смеялся над чьей-то шуткой, не замечая, что с него не сводит глаз немолодая женщина. Полуобняв коротко стриженную загорелую девчонку, он небрежно потягивал из запотевшей банки колу, фыркая от смеха и перебивая рассказчика. Это был Кайл, и волна узнавания накрыла Сару, нестерпимо сжав сердце. Его голос, чистый и сильный, с непередаваемыми нотками, которые не смогла изменить даже иначе прожитая жизнь, разжег внутри нее целый океан чувств. Внутри нее словно задрожала туго натянутая струна… Да, он выглядел так же, как много лет назад, и в то же время показался ей совершенно другим. Без шрамов и прочих следов выпавших на его долю испытаний он смотрелся неоперившимся юнцом. Таким, каким и должен был быть в силу возраста, юношей, особенно с высоты ее лет… И что-то словно сломалось внутри нее. Жаркая волна, поднявшись от сердца, собралась готовыми пролиться слезами. Саре вдруг стало нестерпимо горько. Только теперь она до конца осознала, что ее Кайл умер и его больше не будет никогда. Только сейчас, потому что всегда подспудно она знала, что история сделает свой очередной виток, и тогда… Даже когда разорвалось жестокое кольцо времен, где-то в глубине души, так далеко, что и не сформулировать ни словами, ни мечтами, она смутно верила ни на что не надеясь, что вдруг если… Этот мальчик был совсем другим. Из-за какого-то каприза мироздания, вопреки всем вероятностям и стечению обстоятельств встретились его родители и он появился на свет, но все же он не был и не мог быть тем Кайлом, которого она знала, любила и помнила. Будучи им, он все же им не был. В его жизни не случилось ничего, что закалило и выковало того Кайла. Этому юноше суждена была другая судьба. Сара сидела прямо напротив и жадно, не отрываясь, смотрела в его лицо. Пусть он не был ее Кайлом, пусть он не понял бы ничего из ее путанных объяснений, если бы вдруг решил выяснить, зачем она не сводит от него глаз, но когда-то давно, целую вечность назад, этот же самый человек, пожертвовав собой, вернулся во времени чтобы спасти ее и умер, оставив ей сына. Нет, не он, но потенциально он смог бы им стать… Как все сложно, — думалось ей. — Сложно и запутанно. Запутанно, и одновременно просто. Не она ли молила небеса, чтобы все наконец закончилось, и чтобы никогда не случилось того, что было предопределено?.. Так почему же сейчас так нестерпимо болело сердце?.. Облокотившись о спинку стула, Кайл откинул со лба волосы и женщина опять вздрогнула. Руки с длинными тонкими пальцами, чуть вьющиеся светло-русые волосы, даже сам жест, — все это было до боли его, и тоска вновь перехватила горло… Не войти дважды в одну реку, ей ли этого не знать. И юноша, до неразличимого похожий на отца ее сына, вырос совершенно другим человеком. Он был и одновременно не был тем, кого она до их пор любила… Все равно все к лучшему, — подавив вздох решила женщина. — Зато останется жив. И все же, все же… Кайл родился, он существует — неужели только из-за невероятного стечения обстоятельств? Или все не просто так? Кто ответит на этот вопрос, и существует ли ответ?.. Что суждено сделать эту юноше в будущем? Или, быть может, его потомкам, пока еще не рожденным в этой реальности? Или друзьям, идущим с ним рука об руку? Приволакивая сделавшиеся неподъемно-тяжелыми ноги, Сара дотащилась-таки до стойки, не позволив себе больше оглянуться. Расплатившись, вышла, на миг запнувшись в дверях. Ей так хотелось еще раз, самый последний, взглянуть на Кайла, но она пересилила себя, печально усмехнувшись. Новому времени — новая жизнь. Ей так хотелось верить, что судьба не просто так дала им всем еще один шанс.Часть 1
7 сентября 2018 г. в 08:59