камни, льды

Сквозь пальцы Леона утекает Луна, на лице Леона непроницаемая, железная маска. По ночам проклятый остров Галуна превращается в святилище. Они проводят обряд: из ночи в ночь на коленях стоят, Луну по каплям собирают — перенаправляют. Пальцы с каждой ночью становятся всё более нечувствительными к реальному миру убогому, сквозь них каждую ночь утекает Луна. Луна утекает сквозь всё — сквозь них самих, сквозь камни, скалы, несколько уровней храма — всё фиолетовым свечением озаряет. Луна капает всё ниже и ниже: к вмороженному во льды Делиоре, к непроглядному мраку подземелий. Леон явственно представляет, как с каждой ночью истончаются знакомые льды, как они тончайше истаивают; как мир — убогий — готов снова принять Делиору. Спуститься в подземелья Леон не может. Не хочет спускаться. Не хочет смотреть. Вечный лёд оказывается не таким вечным, когда Луна каплями висит на кончиках пальцев. Когда пальцы — не ощущаются. Этот не такой уж вечный лёд — единственное, что оставила после себя Ур. Леон давно принимает одну простую истину. Ур — мертва. Её не вернуть. Она погибла глупо, в лёд себя обратив. Она, наверное, гордилась бы собой и хотела, чтобы ею гордились её ученики. Учитель всегда спасает учеников (во множественном числе), — но в первую очередь — ученика-идиота. Слабака. Грея. Ему тяжело, — говорила Ур и улыбалась этой своей мягкой улыбкой, в которой всегда была радость и всегда была скорбь. Она всегда пыталась скрыть скорбь, вытравить её, не показывать. Леон всегда молчал и никогда не спрашивал. По ком тебе скорбеть, учитель? Очевидно ведь. Она всегда трепала Леона по волосам и говорила: Помоги ему, мой рассудительный ученик. Легко быть рассудительным, когда душа — не одна открытая рана. Рассудительным быть легче. Ур — мертва. Идиот Грей оставил Леона без мечты, Ур — просто оставила. Она мертва; мертва безвозвратно, безоглядно, и это не рвёт душу, не раздирает (рвать — нечего, внутри Леона — пустота). Смерть как факт, который Леон принял давно. У него как будто бы нет мечты, целей и пути — смерть возвеличивает умершего в глазах живых, умершего — не превзойти. Он будто возведён в абсолют. Между тем, Леон находит вмороженного в лёд Делиору средь бескрайних северных земель. Дни Леона — нелепы. На Галуне жара невероятная, спать тяжело, да и не спится тут. Леон чувствует Делиору — его присутствие, в десятках и сотнях метров измеренное, разделённое. Пальцы сводит судорогой, Леон разбивает бокалы. Случайно. Рычит: «Всё нормально». Нормально ведь? Учителя превзойти просто: нужно победить того, кого не смог победить он. Это звучит безыскусно, но вполне жизнеутверждающе. Соратники Леона просто хотят — убить Делиору. За все их выжженные жизни. Леон пытается спать днём, пока не наступит ночь. Жара липнет к коже, духота клубится. Птицы щебечут, горланят дикари. Ходят вокруг храма, боязливо выглядывают. В этих джунглях невыносимо. Звуки — раздражают. Свет режет глаза. Голова раскалывается. В час перед рассветом, как наяву, Леон видит далёкие образы прошлого. Грей. Ур. Снега — без конца и края. Дурацкие выверты памяти. Всего-то. Отдохните, Рейтей, Вам нужно отдохнуть — преданно глядит в глаза Шерри. Она прижимает руки к груди, брови хмурит в истинном беспокойстве. Леон — просто — не может спать.