Мой милый гомофоб

      Я зашел домой, пообедал, и пошел наверх. Решил вздремнуть перед визитом к Сэму. Включив музыку, я быстро уснул. Проснулся я в 18:35. Я быстро вскочил с кровати и ломвнулся к шкафу. Опоздал. Серьезно? В первый-же день, когда я могу прийти к этому парню в гости. Конечно, только из-за проекта, но все-же… Я нацепил на себя толстовку, джинсы и красные кеды. Вроде, как бомж не выгляжу. Ну да ладно, нет времени вертеться перед зеркалом. Я буквально вылетел из дому, крикнув маме, что скоро вернусь. Сегодня наступила суровая осень. Серые тучи заволокли небо, вот-вот должен был пойти дождь. И я очень пожалел, что не захватил зонтик.       Спустя несколько остановок, я наконец добрался к парню. Я набрал его номер, и стал ждать, пока он ответит. Вскоре послышался голос: — Алло? Я ответил: — Привет, это я, Джек. Можешь сказать мне пароль от подъезда? — Не-а, я лучше сам к тебе спущусь. — Ладно, я жду. Я сбросил трубку. Посмотрев на свое отражение, я начал поправлять челку. Так, стоп, я что, какая-нибудь баба перед свиданием, чтобы приорашиваться?! Я быстро засунул телефон в карман. Минут через пять дверь открылась, и вышел Сэм во всей своей красе. Челка вновь закрывала глаз, но макияжа, как и утром, не было. Он выжидающе на меня глянул, и я подошел к нему. — Ну, здравствуй, Сэмануэль. — И тебе не хворать, Джек. Произнес с сарказмом Сэм. Мы зашли в подъезд, и парень подошел к лифту. — Может, тоже зайдешь в лифт, или ты предпочитаешь топать на десятый пешком? — Спросил Сэм, пытаясь сделать покерфейс и скрыть раздражение, но получилось не очень. И тут я прыснул со смеху. Такой нахмуренный, дуется на меня, наверно. Да кто ж не будет на такое дуться? Он удивленно на меня взглянул и спросил: -Ты чего смеешься?  — Да так, — ответил я. Тем временем лифт уже подъехал. Мы зашли внутрь. Повисло неловкое молчание. — Слушай, Сэм, Прости за сегодняшнее. Я просто… Сорвался. — Да ничего. Мне похуй. — На самом деле, было видно, что он волнуется из-за этого. Наверно, боится меня. Как будто я какой-нибудь там хищник. А он — жертва. Кто знает, быть может, так оно и есть?