Победа и Поражение

      Храм был огромен. Возведённый в центре города, он возносился над его улицами на добрых пятьсот локтей, и был столь же широк у основания, сколь и высок. Серебро, покрывавшее его купол, померкло и почернело, закопченное валившим из маленькой башенки дымом. Расположенная в центре купола она оставалась едва ли не единственным украшением исполинского сооружения. Ряд колонн в основании освежал архитектурный ансамбль, при этом, не загромождая его. Храм был памятником силе и власти, а не изяществу и красоте. Он был создан, чтобы подавлять величием своим и ни один смертный не мог даже просто взглянуть на него без трепета, не говоря уже о том, чтобы оказаться в тени его мрачной громады, высившийся над морем золотых куполов Арменелоса.       Внутри, за изукрашенными искусной резьбой стенами, приносились человеческие жертвы. Не проходило и дня, чтобы какой-нибудь несчастный не расстался с жизнью на алтаре, крича в пламени, медленно поджаривающем его тело. Ну а пытки здесь и вовсе были обычным делом – молчаливые жрецы в чёрных балахонах и золотых масках терзали попавших к ним руки жертв. Кровь невинных рекой лилась на мраморный пол, а крики их агонии эхом отдавались под сводами Храма. Сцены мучений и смерти собирали целые толпы народа. Люди стекались со всех уголков столицы и её окрестностей, чтобы посмотреть на то, как убивают их соплеменников. Пощекотать себе нервы, или утолить вкус к жестокости, проснувшийся в последнее время столь у многих жителей Нуменора.       В благоговении и страхе приходили они в Храм, даже не подозревая, что с вершины башни за ними наблюдают чьи-то прищуренные древние глаза. Обладавшие миндалевидной формой они казались совершенно чёрными, так что невозможно было определить, где заканчивается зрачок и начинается радужка, а иногда в самой их глубине мелькала багровая искорка. Лицо обладателя глаз оставалось спокойным и ничем не выдавало истинных чувств. Однако же, им можно было любоваться, словно произведением искусства, лишенным даже намёка на изъян. Правильные, хотя чуть и резковатые черты, заостренные на эльфийский манер уши, чёрные в разлёт брови, прямой нос и тонкие, растянутые в полуулыбке губы. Длинные, рыжие волосы эффектно дополняли образ.       Телосложение, у него было изящным, как и у всех Перворождённых, однако же, ни худым, ни лишённым мускулов он не выглядел. По-мужски красивую фигуру рыжеволосого подчёркивали богатые чёрные одежды, мрачность которых немного разбавляли красно-золотые вставки на предплечьях, лодыжках и поясе, а так же ожерелье-воротник весьма зловещего вида. Каждое его движение выглядело величавым и сопровождалось скользящей грацией, но если человека, всё это ещё могло обмануть, то любой эльф без труда разглядел бы под обаятельной личиной древнюю, тёмную сущность. Верховный жрец Тар-Зигур был никем иным, как самим Сауроном, и сейчас майа стоял и смотрел на огонь, не угасавший с тех самых пор, как он скормил ему Белое Древо Нуменора.       Пламя трещало и шипело на алтаре, поглощая очередную жертву из числа приверженцев старых порядков. Истошные крики ласкали взыскательный слух Саурона, а зловоние сгорающей с каждым вдохом плоти наполняло его ноздри. Ему хотелось запрокинуть голову к почерневшим от копоти небесам и смеяться над этим маскарадом, который он сам же и устроил. Может, поначалу, было забавно наблюдать за тем, как люди Нуменора поклоняются тому, с кем когда-то сражались их предки, но теперь майа испытывал лишь скуку. Совратить их оказалось легче, чем он думал. Эти люди и так были близки к тому, чтобы отпасть от благодати. Ему нужно было всего лишь подтолкнуть их в нужную сторону. Сыграть на амбициях и смотреть, как Тьма поглощает благородный народ.       Жадность и стремление к бессмертию сделало их уязвимыми для его манипуляции. Пара вовремя оброненных слов и несколько театрализованных представлений позволили посеять в их умах зерна сомнения. Саурон усмехнулся, вспомнив, как засунул руку в открытое пламя прямо на глазах у изумлённой знати. Затаив дыхание они смотрели, как огонь лижет ему пальцы, не причиняя вреда. Смотрели и слушали речи о Владыке Тьмы, чья сила, по его словам, способна была защитить их от всего. В том числе и от смерти, которой нуменорцы страшились больше всего. За несколько кратких лет ему удалось убедить их в том, что мечты о вечной жизни реальны, и они, ослеплённые собственным тщеславием, презрели горькую правду жизни, предпочтя поверить в его сладкую ложь.       Сначала к почитанию Мелькора склонился король, цеплявшийся за любую возможность отсрочить приближение неминуемой старости,а за ним и его приближённые. Распространить «тёмное поклонение» среди нуменорской знати не составило труда. Эти люди пили его слова как сладкое вино из золотой чаши, не замечая железистого привкуса крови на губах. Ради увеличения своего могущества и обретения вечной жизни они были готовы на всё и следовали каждому его слову. Вскоре Ар-Фаразон и мужи из его ближайшего окружения стали марионетками того, кто когда-то был их пленником. Теперь эти глупцы делали всё, что он говорил им, не задавая вопросов. При этом, все они были искренне убеждены в том, что поступая так, смогут извлечь какую-то выгоду для себя.       На деле их руками Саурон воплощал свой план, ключевой частью которого было основание этого великого Храма. Построенный ценой жизни сотен рабов, умерших от непосильной работы или принесённых в жертву по её завершению, он вознёсся над центральным холмом величайшего в Нуменоре города Арменелоса. Оплот новой религии, призванный укрепить человеческие заблуждения и безнадёжные мечты. В день своего открытия Храм сиял на солнце, словно драгоценный камень – мрамор его стен ещё не успел стать чёрным от копоти, а серебряный купол – потускнеть от жара. Тысячи горожан собрались на церемонию, чтобы ступить в священную темноту Храма, нарушаемую треском жертвенного пламени, чтобы увидеть, как Нимлот гибнет в нём во славу Мелькора.       Ар-Фаразон настолько верил своему новому советнику, что даже позволил уничтожить Белое Древо, символ своей собственной династии! Саурон сумел убедить короля в необходимости жертвы, и это была одна из величайших его побед. Он до сих пор злорадствовал, вспоминая, как ярко вспыхнуло пламя, поглощая ненавистное ему Белое Древо. Он был там, рядом с алтарём и своими глазами видел, как оно медленно сгорает, исторгая чёрный дым, который потом семь дней облаком стоял над всем краем. Те, чей здравый смысл был ещё не полностью омрачён, сочли это дурным предзнаменованием. Остальные же оставили тревожный знак без внимания. Стараниями Саурона люди теперь видели только то, что хотели видеть, игнорируя, при этом, всё остальное.       В стремлении продлить свои жизни они без колебаний жертвовали чужим, проливая кровь на алтаре Мелькора. Несчастные пленники, привезённые из дальних походов, враги, побеждённые в бесчисленных войнах и даже собственные их соплеменники, обвинённые в измене – всех их приносили жертву безо всякой жалости. Вслед за своим королём лорды, попавшие под влияние Саурона, строили в своих владениях храмы, подобные этому, склоняя подданных к поклонению Владыке Тьмы. Культ распространялся быстрее, чем можно было ожидать. Вскоре по всей стране заполыхали костры. Люди, толпами собиравшиеся вокруг и молили Мелькора избавить их от смерти. Алтари не просыхали от крови. В Нуменоре настали тёмные времена страха и всеобщего недоверия.       Каждый хотел получить обещанную свободу и вечную жизнь, но при этом боялся повторить участь тех, кого уже принесли в жертву. Тар-Зигур, назначенный Верховным Жрецом, лично избирал жертв для церемоний. В первую очередь он избавился от тех, кто открыто высказывал несогласие с решениями короля и подстрекал народ к бунту. Затем принялся расправляться уже со своими врагами, считавшими, что для пленника он получил слишком много своды и привилегий. В конце концов, все, кто пытался противостоять Саурону, были сожжены на алтаре Мелькора. Никто больше не осмелился оспаривать его решения и не повиноваться ему. А если бы таковые и нашлись, они были бы уничтожены. Во всём Нуменоре не осталось более никого, кто мог бы противостоять ему теперь.       Даже Ар-Фаразон, захваченный желанием потребовать бессмертие у Владык Запада, отплыл в Нетленные Земли, из которых ему уже было не суждено вернуться. При мысли об этом Саурона охватило злорадное торжество, омрачённое лёгкой ноткой застарелой обиды на то, что его привезли сюда как пленника. Вынудили признать унизительное поражение и преклониться пред надменным Ар-Фаразоном. Запретили покидать остров, словно какому-то смертному. Гневу майа не было предела, и первое время он мог думать только о том, как разрушит этот остров, ставший его темницей. Потом, успокоившись немного, он понял, что может использовать ситуацию в своих целях и захватить Нуменор с помощью хитрости, раз уж перед ним оказалась бессильна вся военная мощь Мордора.       В конце концов, его населяли люди. Пусть гордые и могущественные, но всего лишь люди. Они считали себя благородными, но Саурон обнажил их истинную природу, показав всему миру, сколь эгоистичными существами они были. Уцепившись за свои жалкие жизни, нуменорцы готовы были лгать, предавать и убивать ради того, кто пообещает избавление. Играя на страхе и амбициях, Саурон превратил их в чудовищ. Братья убивали братьев ради власти, а лорды стали тиранами и недалёк был тот час, когда народ взбунтуется и свергнет их. Нуменор погрузиться в хаос, на волне которого он возвысится, чтобы вернуть порядок этим землям и стать их полновластным правителем. У него были планы на Нуменор. Отсюда Саурон собирался начать завоевание Средиземья!       — Он не вернется, не так ли? – спокойный женский голос отвлёк Саурона от раздумий, вернув его в мир реальности. Он не ответил и не обернулся, потому что знал, кого увидит. Только одной женщине было дозволено подниматься сюда, на вершину башни.       — Ты послал моего мужа на смерть,– спокойно, без тени обвинения в голосе, добавила Ар-Зимрафэль, становясь рядом с ним.       — Я никуда его не посылал, – хохотнул майа. – Твой муж сам отправился объявлять войну Илуватару и требовать забрать Дар.       — Дар Смерти или Дар Жизни? – уточнила женщина, заставив его улыбнуться. Они оба знали правдивый ответ на этот вопрос.       — Только не говори что скорбишь. Я знаю, что между вами не было любви. – Верховный Жрец всё-таки соизволил обернуться и посмотреть в глаза Королеве Нуменора. При этом его зрачки вытянулись в две вертикальные щели, полыхнув тёмным пламенем.       — Скорблю по человеку, который силой заставил меня выйти за него замуж, хотя я, к тому времени, уже была помолвлена с Элентиром, и узурпировал Скипетр, хотя это я была законной наследницей трона Нуменора? Да я ненавидела его всю мою жизнь!       Серые глаза Королевы сверкнули небесными молниями. В гневе она была без малого прекрасна. Воистину – самая красивая женщина из потомков Элроса. Невысокая, по меркам нуменорцев даже хрупкая, Зимрафэль приковывала взгляды, вызывая восхищение. Чёрный шёлк волос, собранных в высокую причёску, бурными волнами струился по плечам и спине, оттеняя мрамор безупречной кожи.Белое лицо обладало нежным свечением и правильными несущими в себе удивительную гармонию, чертами. Большие, лучистые глаза придавали ей сходство с дочерьми эльфов, однако их едва ли можно было сравнить со звёздами. Скорее это был холодный блеск отточенной стали. По-человечески стройную фигуру женщины подчёркивало роскошное платье цвета морской волны.       Струящаяся ткань мерцала в лунном свете, великолепно гармонируя с накинутым на хрупкие плечи плащом глубокого, сапфирового оттенка. Украшенный павлиньими перьями по вороту и плечам он придавал Ар-Зимрафэли сходство с птицей, усиленное её природной стройностью и грацией. При этом от неё исходило холодное сияние словно от драгоценного камня. Саурон так и звал её, Зимра, потому что эта женщина была не только красива, но и многогранна. Её мысли и чувства всегда были спрятаны где-то в глубине, словно жемчуг, таящиеся в подводных пещерах, защищённых коварными течениями. Даже он, порой, был не в силах понять эту женщину несмотря одно из Девяти Колец, которое она, с некоторых пор, носила на своём пальце как знак принадлежности ему.       — Тебя что-то беспокоит, Зимра? – спросил Саурон, недоумевая о причинах её плохого настроения. После стольких лет в золотой клетке ей стоило радоваться освобождению от необходимости играть роль любящей и преданной супруги ненавистного тирана.       — Я просто хотела увидеть его лицо, когда этот надменный глупец поймёт, что мы его обманули, – ответила Зимрафэль, устремив взгляд пламя в очередного кровавого заката, которыми Валар пугали нуменорцев последние пару дней. – Ты можешь это сделать?       — К сожалению – нет. Даже мне не дано видеть то, что происходит там Валиноре, – ответил Саурон, проследив за её взглядом. При этом на его лбу, как раз между бровями, блеснуло аккуратно выведенный золотой краской на коже символ Всевидящего Ока.       Признавать, что он чего-то не может было неприятно, но и отрицать бессмысленно. По крайней мере перед ней. Поэтому он сказал правду, умолчав, впрочем, о том, что и сам был не прочь увидеть растерянность и беспомощность на лице самого Манвэ, взиравшего на движущееся к Валинору войско Ар-Фаразона с Таниквэтиль и вынужденного обратиться к Илуватару за советом. Ведь Королю Мира и в голову бы не пришло подумать о том, что Дети Эру обратятся против Валар, которые должны защищать и направлять их. Пожалуй, ему было даже больше, чем просто любопытно узнать – что произойдет? Что сделают Валар в ситуации, когда они не могут ничего сделать, ибо не в их власти было наказывать Детей Эру, даже если те попали под Тень. Это мог сделать лишь Единый.       — В детстве отец рассказывал мне, что в ясный день, глядя с вершины Менельтармы, смертный может увидеть башни Авалонэ и эльфийскую гавань на Тол-Эрессэа... может быть, мне удастся прозреть туманы вокруг Одинокого Острова, – произнесла женщина.       В этот момент она показалась Саурону удивительно далёкой. Тело её осталось здесь, с ним, но душа устремилась в сторону ненавистного Запада, к которому был прикован её взгляд. Она смотрела на зелёные пастбища Миттальмара и склоны Менельтармы, поросшие вечнозелёными, благоухающими нессамельду, на Долины Гробниц раскинувшиеся в её тени и обрамлявшие их рощи лауринквэ, усыпанных золотыми цветами, но не видела их. Её глазам словно было открыто что-то другое. Вряд ли Валинор – его и в ясный день удавалось углядеть лишь самым зорким из рода Элроса. Сейчас же был вечер и, к тому же, ненастный. Тяжёлые облака, лежавшие над Западом, тянулись к Нуменору словно чьи-то тёмные пальцы. Ещё одно ухищрение, призванное напугать малодушных.       — Тебя что-то беспокоит, Зимрафэль? – спросил Саурон, чуть более настойчиво, чем прежде. Ему не нравилось, что её настроение омрачает его триумф. Ведь теперь, когда все старые традиции были забыты, а надежды – погублены, наступило его время!       — У меня дурное предчувствие... – глаза королевы вдруг сделались пустыми, а лицо исказилось от ужаса, словно на краткий миг она узрела проблеск грядущего разрушения. Вот так, с пустыми глазами, она воздела руку, указав на небо. – ...знак. Это беда.       — Орёл Манвэ? Я убивал Орлов Манвэ! – расхохотался майа, увидев надвигающееся с запада облако, похожее на огромного орла. Его тёмные крылья простёрлись над землёю и погасили закатное зарево, погрузив Нуменор во полыхающую зарницами тьму.       — Это значит, лишь то что твой муж мёртв! – торжественно провозгласил Саурон и его голос сделался грозным, словно рычание волка.Теперь, когда необходимость скрывать свою тёмную сущность исчезла, его стройную фигуру окутала зловещая и тёмная аура.       Его план наконец-то исполнился. Но это была пиррова победа. В следующую секунду небо расколола молния, убившая одного из жрецов у ворот Храма. Саурон повернул голову к Зимрафэли, но прежде, чем один из них успел произнести хоть слово воздух потряс удар грома, похожий на грохот закрывшейся могильной плиты и, одновременно, на чей-то знакомый, но забытый голос.       Смех Саурона оборвался, а его триумф сменился сначала тревогой, а затем и страхом. Валар никогда не осмелились бы на нечто подобное, а это значило, что... от одной мысли об этой возможности, ему стало так страшно, как никогда не было прежде. Он чувствовал, как длань Илуватара касается Арды и сминает её плоть, словно сырую глину, навсегда изменяя привычный облик мира.       — Ты же говорил, что Валар не осмелятся... – прошептала Зимрафэль, глядя как налетевший с моря ветер несёт на своих крылья самую разрушительную бурю за всю историю Нуменора. Молнии сверкали, поражая людей на улицах. Небо скручивалось, порождая тёмные вихри, которые проносились над землёй, разрушая всё на своём пути. Опустошая некогда благословенный край.       — Это не Валар, – упавшим голосом ответил тёмный и, развернувшись, направился в сторону лестницы. Женщина последовала за ним, но гнев небес настиг их прежде, чем они успели спуститься. Молния ударила в крышу Храма и столь ужасающей была ярость её, что серебряный купол раскололся, словно яичная скорлупа. Сбитые с ног силой взрыва Саурон и Зимрафэль рухнули на пол.       Майа первым выбрался из-под засыпавших их обломков и рывком выдернул из-под них женщину, которая, благодаря подаренному им Кольцу, уже не была такой хрупкой, а главное смертной как раньше. Но едва они попытались подняться на ноги, как снова упали, потому что сама земля под ними задрожала и задвигалась. Землетрясение убивало великий остров. Стены задний рушились, люди гибли под завалами, а тех, кому каким-то чудом удавалось спастись, поражали молнии, хлеставшие из чёрных туч, словно небесные стрелы. Иные же гибли в огне – сама земля раскалывалась, и огромные трещины исторгали пламя. Наказание, обрушенное Единым на Нуменор, оказалось ужаснее, чем Саурон мог вообразить. Однако сдаваться он не собирался. Ведь победа была близка.       — Уходим отсюда, – мрачно приказал Саурон, всё-таки сумев встать на ноги, и потянул Зимрафэль за собой. Не к распахнутым настежь воротам, возле которых образовалась давка, а к разлому в ближайшей стене. – Не бойся, с нами Он ничего не сделает.       — Тар-Зигур! Спасите, пожалуйста, спасите! – воскликнул один из жалко елозивших на полу жрецов, уцепившись за край одеяния Саурона. Золотая маска слетела с него, открыв бледное, перекошенное лицо человека, познавшего ужас воздаяния Эру.       — Спасай себя сам! – сквозь зубы процедил тёмный майа и, пнув несчастного ногой в лицо, как ни в чём ни бывало, продолжил идти к выходу, таща спотыкавшуюся Королеву. Он уже точно знал, что именно увидит, когда выберется из разрушающегося Храма.       Как знал и то, что ничего не сможет сделать с волной, неумолимо приближавшейся к Нуменору. Словно зловещая стена тьмы она надвигалась с моря, погребая зелёные холмы и белые города. Поднимаясь всё выше и выше пока, не достигла облаков. Остановить это не под силу было даже Ульмо. Однако они всё ещё могли попытаться сбежать и спасти хотя бы свои жизни. Саурон поднял руки и зарычал, словно дикий зверь, скандируя ужасные слова чёрного заклинания. Тьма сгустилась вокруг него ещё больше, и на мгновение он даже вновь принял свой прежний облик – бледное лицо, чёрные волосы с проблёскивающими золотисто-рыжими прядями, похожими на блики пламени и кристальные глаза, сиявшие сейчас раскалённым золотом. Заклинание отнимало много сил, но оно должно было переместить его и Зимрафэль подальше отсюда, но... ничего не произошло. В этот раз магия не могла его спасти. Бежать было некуда – земля тонула, поглощённая океаном. Саурон закричал в ярости, но его крик заглушили раскаты грома.       — Ты обещал мне... – Зимрафэль хотела сказать ещё что-то. Проклясть его или сказать, что любит, но не успела. Волна, затмившая собой небо, накрыла остатки Храма, похоронив их под собой. Швырнула на дно Великого Моря. Водоворот унёс Саурона в подводные глубины, где его тело разбилось о скалы, и было раздавлено давлением воды. Он знал, что никогда более не сможет принять прекрасный, или хотя бы привлекательный облик, потому что его внешность теперь будет отражением его внутреннего «я». Он знал, что Ар-Зимрафэль была беременна близнецами, которым было отведено особенное место в его планах. Всё это теперь было потеряно. Чёрные крылья отчаяния накрыли его дух, как воды океана его тело. Какое-то время Саурон оставался там, под поверхностью.       Затем дух-майа воспрял на крыльях чёрного ветра. Да, он лишился тела, но пока что, был ещё в силах воплотиться вновь. Да, Зимрафэль погибла вместе с их детьми, но Кольцо удержало в мире её дух. А значит, всё ещё можно было исправить. Ему нужно было только вернуться в Мордор, к источнику своей силы. В Мордор, который теперь, после затопления Нуменора, вновь стал самым могущественным государством Срединных Земель. А значит – всё было. Всё не зря. Он победил. Несмотря ни на что. Торжествуя без радости, Саурон чёрным облаком устремился на восток, пролетая над бесконечным морем, простиравшимся насколько хватало глаз. В окутавшей мир тишине, лишь крик его бессмысленной победы метался между водой и свинцовым небом. Нуменора не было.