***
Ночью парня будит крик о помощи. Мин Юнги уже двадцать четыре и, наверно, он слишком много лет прожил в одиночестве, в своей избушке глубоко в лесу. В родном доме тепло и уютно, а приятное разнообразие ароматов трав успокаивает. С людьми из местной деревни отношения у него взаимны. Взаимно ненавистны. Правда если у Мина есть причины для ненависти, то у местных это простое неприятие того, кто отличается от них. Поэтому сейчас посреди ночи услышав жалостливое: «Прошу тебя, помоги моему ребенку! Умоляю!», вместо привычного: «Сжечь его!», он удивлен. Юнги был уверен, что эти люди даже под страхом смерти не придут к нему за помощью. Любопытство берет вверх, поэтому спустя какое-то время он все же встает и выходит на крик. Прямо перед его защитным барьером, который оберегает его сон от нападений людей, одиноко стоит на коленях женщина, а на руках у нее юноша весь в крови и изодранной рубахе. Увидев иное существо, коим она считала хозяина, ее глаза полные слез заблестели в надежде и страхе. — Мой сын, — надломлено объясняет подошедшему ведьмаку, — его разодрал медведь этих лесов. Ты ведь можешь помочь, — голос дрожит, рискуя сорваться. — Спаси моего мальчика, прошу тебя. Юнги лишь приседает на корточки от нечего делать, лениво рассматривая пострадавшего. Он дышит на последнем издыхании и без его помощи точно не выживет. На вид лет восемнадцать, молодой совсем. Но эти жители уничтожили однажды то, что он любил, так с чего бы ему помогать им по доброте душевной. — Я сделаю все что захочешь, — продолжает женщина, не услышав ответа. — Ты нас ненавидишь, я знаю, можешь убить меня, но этот мальчик здесь ни причем. Он никогда не причинял тебе вреда. Пожалуйста, — она автоматически тянется в отчаянии, чтобы взять за руку Мина, но натыкается лишь на невидимый барьер. — Все что захочу? — Юнги прищуривается, задумываясь, а у матери кровь стынет от этого хриплого голоса, наводящий ужас. — Интересно. Твоя смерть для меня ничего не значит, но как насчет оставить мне мальчишку? — с вызовом смотрит в глаза, он знает, что это для нее как приговор. — Я залечу его, но домой он уже не вернется. — Зачем он тебе? — переходит на шепот, смотря глазами отрицающими реальность. — Еще точно не уверен, но у меня есть пара вариантов. Посмотрим, что из него выйдет. Но я гарантирую, что он будет жив и здоров. И да, — как бы невзначай добавляет, — советую поторопиться с ответом. Скоро будет нечего спасать. — Ты ведь сдержишь обещание? — отвечает, чуть поколебавшись, до крови кусая губы. — Я не такой, как вы, — кидает с презрением. — В моем кодексе есть такие понятия, как честь и достоинство, так что можешь быть уверена. — Хорошо, — произносит, опустив голову и пытаясь смириться. Юнги это никак не комментирует, только быстро протягивает руки сквозь барьер, аккуратно перетаскивая пацана на свою сторону. Уложив на траву, сразу же начинает лечение, потому что тянуть действительно нельзя. Женщина, впервые увидев чудо своими глазами, заворожено смотрит, как раны на теле сына затягиваются, а лицо потихоньку из искаженного болью становится умиротворенным, будто он просто крепко спит. Решив, что больше угрозы жизни нет, Мин поднимает его на руки, молча направляясь в дом. — Чонгук, — слышит себе в спину. — Его зовут Чон Чонгук. Ему девятнадцать и он очень ласковый ребенок, будь с ним добрее, пожалуйста. Это заставляет его остановиться на пару мгновений, но затем, так и не обернувшись, продолжить свой путь. Ласковый, ну надо же. А еще тяжелый, об этом тоже можно было бы предупредить.***
Чонгук бежит. Бежит так сильно, как только может, но чувство будто плетется, как улитка, потому что медведь не отстает, а наоборот, чуть ли не на пятки наступает. А потом все же подминает под себя, и парень кричит, больно неимоверно. С этим криком он резко и садится в кровати, просыпаясь. Его мутит от резкого скачка, но осознание, что он в доме, а не в лесу под тем монстром, успокаивает. Пока он не замечает незнакомую фигуру с мятными волосами, читающую свою книгу в кресло качалке. — Проснулся? — спрашивает фигура, а потом смотрит на него. И тут до Чона начинает доходить, где он. Эти глаза, единственные в своем роде, кричат об опасности. Не соображая, он просто подрывается с места, направляясь туда, где по его мнению находится выход. И если раньше его просто мутило, то теперь стало реально плохо, будто он сейчас готов все свои органы выблевать. Юнги на эту выходку вздыхает, но не идет следом. Он ожидал чего-то подобного, скорее всего дальше последуют крики и так далее по сценарию, когда тот поймет, что выбраться отсюда сам не сможет, наткнувшись на невидимую стену. Идея с приемом пацана уже не кажется такой хорошей, стоит услышать громкий поток брани с улицы. Он шумный, это плохо. Внезапно все стихает. «Скорее всего, свалился, — думает Мин, — ему же нельзя было двигаться» На улице все еще прохладно, зима только отступает, отдавая пульт управления весне. Поэтому, чтобы не получить себе еще больше проблем, если малец умудрится простудиться, все же идет за ним. На удивление, тот еще на ногах, даже слабо колотит кулаками барьер. — Ты не сможешь выбраться, — сухо комментирует, оперевшись плечом об косяк, — и если не хочешь свалиться прям на холодную землю, то лучше заходи обратно в дом. — Что за бред, — еле давит Чон, повернувшись в сторону хозяина. В глазах все плывет, а тело не слушается. Чонгук пытается привести себя в чувство, встряхнув голову и чуть постучав по ней, но добивается только новой порции боли. А затем снова проваливается в темноту, так и не сделав даже нескольких шагов. Юнги на это смотрит с типичным для него покер-фэйсом. Ему снова придется тащить это недоразумение на себе. Еще и обхаживать, как в первую ночь, чтобы лихорадки не схватил. Вот же внеплановая практика исцеления.***
В этот раз пробуждение более приятное. До обостренного нюха доходит запах чего-то съедобного и вкусного. Медленно открывая глаза, Чон видит уже знакомого парня, который сидит рядом на стуле. На столике сбоку тарелка овсяной каши, отчего больной еле сдерживает себя, чтобы не пустить слюни. Мин, заприметив, что парень очнулся, кладет свою ладонь ему на плечо, чуть надавливая. — Что ты делаешь? — хрипит младший. — Оберегаю свои труды, — тихо говорит. — Если ты снова подскочишь, то они пойдут насмарку. Тебе уже должно быть лучше, но все равно необходим постельный режим, без резких движений, понял? — тянется к тарелке, чтобы отдать Чонгуку. — Вот, поешь. Чон бы сопротивлялся, мало ли, что ему там подмешать могли, но он слишком голоден. Так что аккуратно присев, принимает предложенную еду. — Что случилось после нападения? Ты ведь мне расскажешь, почему я здесь? — говорит настолько спокойно, насколько ему позволяет дрожащий голос. — Ты можешь не бояться меня, — подмечает, заметив испуг парня, а следом откидывается на сиденье, пытаясь создать менее напряженную атмосферу. — Я обещал вылечить тебя, а не калечить. — Но какой ценой? — подозрительно косится Чон. — Я не верю, что просто так. — Ты прав, — Юнги делает подобие улыбки, а Гука передергивает от этой фальши. — Твоя мать принесла тебя ко мне. Я согласился помочь при условии, что этих стен ты больше не покинешь, не вернешься в деревню, она согласилась. Как-то так, — заканчивает так легко, будто рассказал добродушную историю, а не личный приговор Чонгука. — Я абсолютно бесполезен, так зачем? — у младшего чувство, будто внутри него какой-то огонек внутренний тушиться, но спрашивает с вызовом в голосе. — Я еще не определился, — задумчиво тянет Мин, поджимая губы. — Для забавы? Как трофей? Или учеником сделать? Но в любом случае, — усмехается, — финал один. Ты должен поставить меня на первое место, быть готовым противостоять деревне ради меня. — Это твоя цель? — Чонгуку противно и мерзко, когда он видит легкий кивок от Мина. — Ты душевнобольной? — Называй как хочешь, — безразлично пожимает плечами, — но мне не помешает такой человек. — Знаешь, проще меня сразу убить. Моей верности долго ждать придется. Никогда, иными словами. — Время покажет, но это в твоих же интересах. Убить я тебя не могу, ты меня тем более, значит придется тебе тухнуть здесь. Чонгук на это только фыркает, в голове до сих пор не укладывается происходящее. Ведьмак встает и отходит, а ему сразу дышать будто легче становится. — Моя мать, — осмеливается поднять эту тему, — она ведь в порядке? — Чон часто с ней ссорился, а сейчас глаза влажными становятся от одной мысли о ней. — Да, — выдает после длительной затяжки Мин, — она благополучно добралась до дома. — А я у Мин Юнги, — шепотом бурчит Чонгук, будто объясняя самому себе во что он вляпался, но его, разумеется, все равно слышат. — Я и забыл, что являюсь известной личностью у вас, — посмеивается Мин. — Приятно познакомиться, Чон Чонгук.***
Прошла еще неделя, прежде чем Чонгук полностью почувствовал себя здоровым. Он умудрился как-то обмолвиться, мол: «Я думал, ты более крут, можешь все раны за минуту вылечить», на что получил злой взгляд и ответ: «Так и есть, но вот трупов немного тяжелее лечить». Больше он на это тему не заикался. И после этого начались... Будни? Первое время Чон усиленно искал выход, на удивление, не встречая препятствий от Юнги, но когда понял, что дело это гиблое, понял почему. Он вокруг всего возможного периметра оббегал, каждую щель проверил, обкидал камнями «потолок» барьера, надеясь найти там дыру. Даже ночью улизнул рыть подземный проход, обнаружив на заднем дворе лопату, но никаких результатов. А утром Мин еще и посмеялся над ним, сказав, что он мог бы этим и утром заняться, а не страдать херней ночью. А что больше всего раздражает, так это то, что пока он пыхтит и трудится, Юнги спокойно варит свои зелья в доме у открытого окна, даже мелодию какую-то напевает. — Ответь честно, — тянет совсем отчаявшийся Чонгук, положив подборок на подоконник со стороны двора, — какая длинна у этой стены? Неужели она доходит до самого ядра земли? — Она не такая бесконечная на самом деле, — Гук вмиг оживился, совсем не ожидая, что ему ответят, а Юнги смешно от этих тут же навостренных ушек. — Просто весь этот барьер — это один большой замкнутый круг, понимаешь? Иными словами если рыть, то однажды ты просто наткнешься на его «пол». — Да ладноо, — Чонгук очень громко вздыхает, опрокидывая голову, а Мин беззаботно улыбается. В этот момент один из многочисленных колокольчиков на стене начинает звенеть, перепугав младшего. Он так и не спросил за эти дни, для чего они предназначены, но лицо ведьмака сразу меняется и он бросает свою «кулинарию». — Опять Матильда, — бормочет себе под нос Мин, раздраженно цокая, а затем громче добавляет, надевая свой длинный черный плащ с капюшоном. — Мне нужно отлучиться ненадолго. Будь хорошим мальчиком и не ломай мне здесь ничего. Не замечает нетерпеливого огонька в глазах Гука и как тот взволнованно облизывает губы. У Чонгука был запасной план, правда, он в нем совсем не уверен, но это лучше, чем ничего. Нужно было просто дождаться, пока Юнги понадобиться выйти, а затем молиться, чтобы он не просто прошел сквозь эту стену, а открыл. А следом как-то задержать ее в открытом положении. Он хочет кричать, когда хозяин останавливается, что-то бормоча, а не беспрепятственно проходит, и незаметно кидает вслед за уходящим Юнги небольшой камушек, не осознавая до конца, что делает. С минуту смотрит на этот маленький предмет, одиноко лежавший в траве, а потом медленно подходит. От ведьмака уже и след простыл, и сразу как-то холодно и жутко стало одному, но Чон откидывает это лишнее чувство, понимая, что действовать нужно быстро. Неизвестно как скоро хозяин вернется. Дрожащие пальцы нащупывают маленькую щелочку, а затем раздвигают ее, как дверь. Чонгук хочет отослать большой букет цветов и миллион поцелуев своей удаче, потому что он снова на свободе.***
Юнги возвращается спустя часа три, но первое, что он обнаруживает, это открытый проход. Он уверен, что смысла нет, но все же окликает Чонгука и проходит в дом. Как и ожидалось, пусто. Вздохнув и выдав — в адрес беглеца — лаконичное: «Идиот», неспеша направляется в лес. В самой глуши слышит знакомый голос, а затем ему открывается занимательная картина: Чонгук на дереве, а вокруг бродит тот самый медведь. — Эй, Крошка, иди сюда, — ласково зовет, а животное быстро реагирует, подстраиваясь головой под протянутые руки. — А ты, я смотрю, соскучился по моей любимице, — издевательски бросает Мин, поглаживая ее за ушком. — Это твой медведь? — загнанно вскрикивает, все еще прижимаясь к стволу дерева на вершине. — Это мой друг, — кривится Юнги, — и ты ему не очень-то нравишься. — Оу, думаю, я заметил это, когда познакомился с его когтями. — Ты не в том положение, чтобы дерзить, мелкий, — усмехается. — Эта Крошка слушается только меня, а ты все еще на дереве. — Что за «Крошка», только не говори, что это медведица. — Так и есть. А еще она очень меня ревнует к чужим, — пожимает плечами, — а если женский пол ревнует это, — окидывает взглядом Чонгука, — ну, я думаю, тебе можно не объяснять, чем это заканчивается. — Да-да, я понял, — раздраженно тараторит. — Помоги мне, — переступив через себя, просит, закусив губу. — Но только больше без глупостей, Чонгук, — предупреждает, — следующего раза может и не быть. Чон с опаской, но слезает, однако услышав злое рычание, опять чуть ли не срывается к спасительному растению. Однако перед Юнги не хочется выглядеть еще большим трусом, поэтому сдерживает себя, просто замирая. Мин на это улыбается, успокаивает свою Крошку, и подходит к Чонгуку, перекидывая руку через плечо. — Теперь ты точно ее враг номер один, так что даже не дергайся, — говорит с самодовольной улыбкой, а Чон верит, ему даже голову оборачиваться не надо, он чувствует, как зверь на него кровожадно смотрит. — И все же, — уже в доме подает голос Юнги, — что ты сделал моей Крошке? Дразнил или что? Почему она так тебя не любит? — Я, конечно, делал в прошлом порой глупые вещи, но дразнить медведя? Серьезно думаешь, что я мог думать о чем-то еще, кроме как бежать? — возмущается. — Мое чувство самосохранения выполняет свою работу. Твоя «Крошка» животное, что удивительного в том, что на меня напали? — Как думаешь, почему вы уже столько лет ходите в этот лес, но раненых не было? — младший хмурится, он не задумывался раньше об этом. — Я приказал животным не трогать вас. Медведица не была исключением, но по неизвестной мне причине она крайне враждебно настроена к тебе. Вот это удивительно, Чонгук. — Ты защищаешь нас? — недоуменно спрашивает, в упор уставившись на Мина, а тот глаза только отводит, прикусив язык, лишнее сказал. — Почему? — Потому что у меня есть свои правила, — бурчит, скрываясь за дверью комнаты, а у младшего появляется новая пища для размышлений.***
В новом доме у Чонгука нет особых развлечений. Он уже успел рассмотреть все необычные баночки и скляночки хозяина, предметы и амулеты, которые в диковинку для него, даже в личную спальню залез, пока ведьмак отлучался. Да, он больше не пытался сбежать, практика показала, что медведь его личный охранник. Юнги не упоминал об этом, но тут гением не надо быть, чтобы понять. А в целом он начинает привыкать? Мин частенько отлучается и Чонгуку даже грустно от этого немного. Наблюдение за махинациями старшего, как он сосредоточенно варит что-то, поглядывая в книжку, успокаивает его. Нравится, когда тот качается в своем любимом кресле и болтает с ним. Он, естественно, все вышеперечисленное валит на свою человеческую сущность, которая нуждается в присутствии кого-то и общении. Вариант зарождения обычной симпатии даже не рассматривается. Сам Юнги избегает прямого взгляда в глаза Чонгука и последнего это напрягает. Почему? С чем это связано? От этих размышлений его отрывает копошение рядом. Он снова остался один, поэтому вышел во двор, присев у края преграды. К его удивлению, «Крошка» Мина, бродящая все это время где-то рядом, прилегла возле него, по ту сторону, пристально уставившись. — Чего тебе? — лениво интересуется. — Я к тебе больше не выйду, ни за что, — медведица на это фыркает, будто говоря: «А ты и не можешь», и отворачивается, показывая все свое безразличие. Юнги возникает из ниоткуда за спиной, заставая младшего врасплох. — Кажется, пора тебя вывести куда-нибудь, пока ты с выдуманными друзьями болтать не начал, — Чон вздрагивает, резко оборачиваясь, а там на него сверху вниз смотрит улыбающийся парень. — Как насчет рыбалки? Рыбалка выходит, скажем мягко, в диких условиях. Юнги привел его к рядом расположенной речке, впервые выпустив за пределы обозначенных рамок. А никаких приспособлений, например, элементарной удочки, с собой нет. Так, войдя в воду по колено и закатав предварительно свои черные штаны, Чонгук усиленно старается поймать что-нибудь руками, попутно ворча на Мина. Вода все еще холодная, хоть они и живут в южной части света. Еще бы, конец марта только. У него получается поймать две рыбехи за первые десять минут, но больше он не может. Пальцы на ногах и на руках уже не чувствуются. Сам Юнги спокойно наблюдает за происходящим с берега, усадив свою попу на мягкий пледик, и это немного раздражает. — Знаешь, если ты додумался принести с собой плед, то мог бы и что-нибудь для рыбалки захватить, — ворчит Чон, присев рядом и укутывая свои ножки в тепло. — Я слышал, что молодые и горячие парни любят ловить руками, — делится своими мыслями Мин. — Так значит я горяч? — косится младший на парня рядом, поймав игривое настроение. — Нет, ты просто идиот, который полез в такую холодрыгу в воду, — быстро отрезает. — Но это ведь ты меня сюда привел! — вскипает Чон. — Ты мог бы отказаться и просто посидеть рядом. — Давай на чистоту, именно этого ты и хотел, а рыбалка была предлогом, — надувает губы, до конца пытаясь урвать за собой хоть какое-то преимущество. — А ты смешной, — вновь отмахивается, их глаза успевают встретиться на секунду, но Юнги, как обычно, просто быстро опускает взгляд. — Почему ты избегаешь зрительного контакта со мной? — становится серьезным, вспоминая свой назойливый вопрос. — Потому что ты боишься? — пожимает плечами, уставившись на все еще двигающуюся рыбу в корзине. — Мои вертикальные зрачки, они ведь пугают, я видел твою реакцию в первый день. — И это все? — на лице Чонгука появляется вселенская скукота. — А я-то думал, что мне так может магия твоя передаться, например, а тут ничего интересного оказывается, — подпирает подбородок рукой. — Можешь не волноваться, если дело в этом, — уже более серьезно добавляет. — Естественно, мне было жутко сначала, но уже давно все в порядке. Я не боюсь, — медленно разворачивает лицо Мина в свою сторону, легонько прикоснувшись к щеке, в качестве доказательства. Глаза у него красивые на самом деле, такие небесно-голубые, а ключевое отличие только придает шарм, делает их волшебными, как не от мира сего. Чонгук, конечно, сделал незаинтересованный вид, когда услышал причину, но внутри тепло образовалось, а пальчики рук быстро горячими стали. Возможно, он даже переиграл со своим скучающим выражением лица, но Юнги этого не заметил и хорошо. Сегодня Мин, сам того не зная, снова опустил еще одну монеточку в личную копилку Чонгука под названием «Юнги не так уж и плох».***
С приходом Чонгука время в мирке Мина потекло быстрее? Это именно то, что ощущает последний. Стало значительно больше шума и с разных сторон постоянно какое-то копошение, потому что этот ребенок не может сидеть на месте. А потом могут последовать крики и громкое: «Юнги, где находится молоток в твоей дыре?». Это странно, но ведьмак впервые за долгое время чувствует, что его жизнь движется. Его учитель перед своей смертью наказал любить людей, оберегать эту деревню, что давалось ему крайне сложно. Почти невозможно, но шаг за шагом, спустя столько лет, он смирился со своей ролью защитника, но любовь... Это труднее. Со стороны амбара снова доносится звук, будто что-то большое упало. Не раздумывая, просто поднимается с крыльца, на котором сидел, и направляется проверить обстановку. Чонгук, судя по всему свалившийся со стула, развалился на полу, потирая свою ушибленную пятую точку. — Почему с тобой вечно что-то приключается? — слова больше не звучат грубо и холодно, скорее с искренним удивлением и теплотой, но Юнги на это не обращает внимание. — Такое чувство, что у тебя здесь вечность никто не бывал, — встает, обнаружив наблюдателя. — Найти что-либо почти невозможно. — Я сдал это помещение в аренду мышам. — И чем они тебе платят? — поднимает бровь Чон, пожалуй, Юнги единственный человек, от которого он может воспринимать такие бредовые заявления серьезно. — Не попадаются мне на глаза, — говорит как само собой разумеющееся. — Что ты снова мастеришь? — Летучего змея, — гордо заявляет Гук, поднимая готовую конструкцию над головой. — В каком месте эта тряпка — змей? — недоверчиво оглядывает сооружение в руках Чона. — У тебя совсем нет фантазии, — закатывает глаза. — Пошли, я покажу, — и довольный выбегает на улицу, прихватив с собой за руку Юнги. На удачу Чонгука было довольно ветрено, поэтому его змей не упал в грязь лицом перед ворчливым наблюдателем. — Ну как тебе? — счастливый, как ребенок, спрашивает. — Круто же? — Чонгук, тебе сколько лет? — добродушно задает риторический вопрос. — Это не важно! К тому же в моей деревне любят такое, — едва заметно, но Мин улавливает тоску. — Скучаешь? — глупый вопрос, но язык опередил голову. — Главное, что они в безопасности, — расслабленно пожимает плечами, — моя мать, друзья. К тому же теперь я знаю, что ты тоже за ними присматриваешь. — А они меня хотят убить, — усмехается Мин. — Это недоразумение, — серьезно смотрит в глаза. — Они не знают тебя. И это правда. Чонгук прожил уже чуть больше месяца с ним, и может смело сказать, что Юнги хороший. У него много шрамов в душе, это видно иногда по взглядам, иногда по тому, как тот сидит в одиночестве, о чем-то размышляя. Но тем не менее он остается верен своим обещаниям и принципам. Чонгук не хочет думать о том, что большинство шрамов нанесла его деревня. Почему-то это слишком больно, думать, что он все это время жил здесь один, непонятый, со своими страхами и болью. Сердце сразу щемить начинает. — Им и не нужно знать меня, — мрачнеет, опустив голову. — Мой учитель, мой самый близкий человек был всегда на их стороне и что? Они убили его. Закрыли глаза на все, что он для них сделал и просто оклеймили чудовищем. Так какое же это недоразумение, Чонгук? На меня они нападают по той же причине. Потому что я отличаюсь. Я ненавижу этих жителей, но мой глупый и одновременно мудрейший учитель оставил мне задание. Я его выполняю. Ничего более, — он разворачивается, но прежде чем уйти добавляет с грустной улыбкой. — Но змей и вправду хорош. Ты молодец. Чонгуку нечего на это ответить. Все это время он жил в своем мире, верил всему безоговорочно, что ему говорили. Он помнит, какой в деревне был пир, когда был убит старый ведьмак. Чону на тот момент шел восьмой год, и ему было без разницы на повод, он просто веселился со всеми. А сейчас разум сам подкидывает картинки, как в тот же вечер, в глубоком лесу тринадцатилетний Юнги рыдает над холодным телом. Не в силах себя больше держать, оседает на землю, будто этот тяжкий груз вины физически давит. Поджав ноги к себе, а голову опустив на колени, закрывает глаза, пытаясь успокоиться. Но отчего-то душа за этого маленького и сильного ведьмака болит ужасно.***
Последующие ночи он так и не смог нормально поспать. Вот и сегодня парень снова ворочался, пытался откинуть ненужные мысли, даже тысячу овец насчитал — без толку. Чонгук всегда был слишком чувствительный, его было легко ранить, и эта своя черта характера ему не нравилась, приносила слишком много проблем. И сейчас он все еще думает о словах Юнги, анализирует все происходящее, когда все пошло не так. В голове отчаянно скребется мысль пойти и прилечь рядом с Мином. Он знает, что это успокоит, но это же полнейший бред. Юнги его за сумасшедшего примет. Но ночь все же удивительное время. Чувство, будто ты закрыт от посторонних взглядов, что можешь спрятать любые свои поступки. Придумав себе сотни оправданий — от сегодня слишком холодно до мне показалось, что ты кричишь — медленно бредет в соседнюю комнату, укутавшись в одеяло. Чонгук впервые видит, как Юнги спит в своей кровати. Создается ощущение, будто он стал еще меньше, свернувшись в этот кружок. По его оценке он максимально тихо прошел и лег на краюшек, но глаза у спящего все равно открываются и он немного разгибается из своей позы. Чонгук не спешит что-либо говорить или оправдываться, просто замерев. — Не спится? — голос у Юнги очень хриплый после сна, но младшему нравится и он просто кивает. — Могу предложить эликсир для сна. — Не надо, я сам, — тушуется от внезапной заботы. — Не хотел тебя разбудить, прости. — У меня очень чуткий сон, так что ты не виноват, — прикрывает глаза. Вот снова. Юнги весь такой колючий снаружи, но безумно мягкий внутри. Скорее всего, именно из-за этого его образа недотроги Чонгук и не знает куда себя засунуть в такие моменты неожиданной заботы. Интересно, а у него еще друзья есть? Если так подумать, то упоминалась только одна Матильда однажды, но кто это? Любопытство перевешивает. — Юнги, — тихонько зовет, проверяя, спит ли тот. — Мм? — слышится мычание рядом. — Кто такая Матильда? Мин медленно открывает глаза, а потом также неспешно переворачивается на спину, посмотрев на настольные часы. Чонгук же терпеливо ждет. — Ты меня разбудил в два часа ночи ради этого? — недовольно уточняет. — Фактически, ты еще не успел снова заснуть. — Чонгук, — сонно тянет, зевая, — в шкафу, на самой верхней полке стоит голубая баночка, это снотворное, иди выпей. — Ну, Юнги, — включает режим милашки, — пожалуйста. Это твоя подружка? — Это моя бунтарка, — вздыхает старший. — В мире полно ведьм, и на данном участке ими управляю я, меня готовил к этому учитель. Однако после его убийства, думаешь, все они были согласны сосуществовать в мире с людьми? Таких как Матильда много и их нужно успокаивать, — прикрывает рукой лоб, как ему они надоели. — Так, те колокольчики... — Да, это своего рода оповещения о скором нападении. Большинство уже успокоились, но не Матильда. Мне кажется, она никогда не уймется. Чонгук не дает себе отчета в дальнейших действиях, но чувства затапливают с головой. Поэтому, отбросив все, просто пододвигается ближе, крепко обняв ведьмака за талию, а голову положив на грудь. Юнги оказывается таким теплым, а вся тревога мгновенно улетучилась, будто теперь все будет хорошо. Это странно, но приятно. — Как тебя легко развести на нежности, — пытается пошутить Мин, перебирая попутно прядки младшего. — Так нельзя, Чонгук, кто-нибудь может воспользоваться этим. — Я умею за себя постоять, — смущенно бурчит. — Оо, значит я особенный? — самодовольно улыбается, но сразу же получает легонько кулаком в грудь. — Мечтай. Момент рушит возня на улице, мужские крики и руководство ими. Чонгук узнает некоторые голоса и вздрагивает. Он слышал раньше о этих набегах на ведьмака от друзей, но не придавал значения. Сколько же вокруг него творилось, пока он предпочитал оставаться слепым. — Явились, давненько их не было, — скалится Мин, неосознанно прижимая Чонгука ближе и крепче одной рукой. — Они ведь не сломают барьер? — Даже если и сломают, я не понимаю их логику. Неужели они наивно полагают, что смогут меня одолеть? Учитель был более легкой мишенью в силу возраста и его слабости к людям. Я же совершенная противоположность. — Пару лет назад к нам пришел неизвестный мужчина, — тихо начинает историю. — Сказал, что может изобрести стрелы, что уничтожат тебя, нужны только ингредиенты. Я не знаю, каков их состав, но стрелы готовы, и осталось только последнее препятствие — эта стена, — замолкает, закусив губу, а потом поднимает голову, заглядывая в прекрасные глаза напротив. — Они ведь не смогут навредить тебе? — Не волнуйся, — эмоции на лице быстро сменились, на место сосредоточенности пришла нежная улыбка, — я буду в порядке, — и треплет за щечку, на что Чонгук возмущается, полностью разряжая обстановку. — Чонгук! — кричат снаружи, Чон узнает обладателя баритона, это их старейшина, — Сегодня мы здесь ради тебя! — младшему кажется, что он даже дышать перестал, но вот что удивительно, он не спешит бежать к знакомым. — Подай нам знак, если можешь, что слышишь нас! — повисает пауза, Чонгук не знает, что делать, но для Юнги все кажется понятным, он не позволит. — Я надеюсь, что ты в сознании, поэтому все равно скажу, ты должен знать! — не получив ответа, продолжает мужчина. — Твоей матери осталось недолго! Она не смогла пережить твою потерю и сильно заболела, мы не можем помочь! Позволь ей увидеть тебя в последний раз. Борись, Чонгук, ты не кукла в заточении, а свободный человек. Сегодня мы уходим, но еще вернемся, поторопись! Спустя какое-то время все стихает, но только снаружи, внутри у Чонгука все те же крики и самые страшные слова на повторе. Сегодня он так и не засыпает, как и Юнги.***
Утром в доме появляется привидение. Во всяком случае, это наиболее точное описание Чонгука. Юнги этот крутящийся на языке у Чона разговор предчувствует, поэтому, когда к нему с полными решимости взглядом подходят, не удивляется. — Это моя мама. Ты должен знать, каково терять любимых, — и смотрит с нескрываемой мольбой, думает Юнги на это все равно. Мин не отвечает, только из дома выходит, а младший хвостиком за ним. — Я пущу тебя, но только за тем, чтобы ты принес ее ко мне, — голос без намека на шутки, а взгляд пристальный, — я помогу исцелить. Ты меня понял? — а следом бормочет те самые слова для снятия барьера, увидев кивок. — Возвращайся невредимым, — смягчается. Чонгук не думал, что все будет так легко. Но Юнги в очередной раз доказал, что он в нем не ошибся. Теперь, кто бы что не говорил, Чон будет защищать его до последнего. Он ничего не говорит, прежде чем уйти, просто наклоняется и легонько целует в эти маленькие губки. Юнги и в правду волшебный, с ним вся боль выжигается. — Да ты влюбился, Чонгук, — улыбается Мин, когда второй отстраняется. — Я не- — Все в порядке, — перебивает в конец смутившегося парня. — Я тоже. И обвив руками шею, запустив свои музыкальные пальцы в загривок на затылке, сам притягивает его обратно, сделав поцелуй менее невинным. Чонгук выше, но Мин так красиво устраивается в его руках, будто специально создан для него. Губы встречаются, и это в точности как весна, что царит вокруг, легкое и счастливое чувство проникает в каждую клетку. Юнги делает чуть напор, чтобы углубится, но и возражений не поступает. Чонгук отвечает и это сбрасывает все заводские настройки, заставляет отдаваться с еще большей отдачей. Но чертовы предстоящие дела дают о себе знать, когда из дома доносится звон колокольчика. Нужно снова на зачистку. — Я скоро вернусь, обещаю, — шепчет Чон, отстранившись, а затем убегает не оглядываясь. Знает, если обернется, будет тяжелее, ему просто нужно сбегать за матерью и вернуться. Благо знакомая тропинка быстро находится, протоптанная постоянными набегами местных.***
Чонгук добирается ближе к вечеру, но солнце еще не успело сесть. Его поражает то, насколько здесь все стало чужим. Он особо-то не осматривается, из последних сил не останавливаясь и продолжая бежать, но эти чувства родного и одновременно такого незнакомого сами вырисовываются. Чон не замечает свою компанию друзей за углом, не слышит, как они окликают его, изумленные внезапным появлением. Еще бы, они ведь его уже похоронили, уверенные что этот монстр живущий в лесу не оставил и следа от друга. Вот виднеется свой деревянный дом и он замедляется, дав себе перевести дыхание. Аккуратно заглядывает через калитку, а там его мама по двору ходит, курочек кормит. Не выдерживает такую картину и подлетает к ней, обнимая со спины. Женщина охает, но как только узнает обладателя рук, слез не сдерживает. — Вернулся, — крепче обнимает, развернувшись. — Больше никуда не пущу, сыночек мой, родной, — рыдает женщина. — Не надо плакать, мам, со мной все хорошо, — подтирает мокрые дорожки с лица рукавом кофты, — но что случилось с тобой? Ты заболела? Где болит? — А? Простыла немного, но ничего серьезного, — Чонгук понять ничего не может. — Ну, давай, пошли в дом, я тебя накормлю. Сейчас твой любимый суп сделаю, подожди, — спохватилась женщина, срываясь к дому, но Чон ловит ее за локоть. — Подожди, так тебе ничего не угрожает? У тебя нет никакой неизлечимой болезни или что-то в этом роде? — Нет, сынок, с чего ты взял? За воротами слышится громкое ржание лошадей, а следом заходят мужчины, которым уже доложили о «чудо-возвращение». Впереди всех стоит старейшина, а за ним по правую сторону дядя Чонгука, пожалуй, это единственный человек, которого Чон действительно уважает и любит из всей этой толпы. — Чонгук, — приторно улыбается старейшина, обнимая его, — мы ждали тебя и верили, что ты сможешь выбраться. — Почему вы соврали мне? — а вот ему совершенно не хочется давить из себя улыбку, здесь что-то не так и плохое предчувствие его всего обволакивает. — Это была твоя мотивация. Смотри, как все хорошо закончилось, — хлопает по плечу, а затем чуть сдавливает его, — но ты не особо в настроении, как я вижу. Значит просто ответь на один вопрос и мы уйдем. Как ты выбрался? Где брешь в этом чертовом барьере? Чонгука пугает этот нездоровый блеск в глазах напротив, но еще больше пугает безопасность Юнги. Он так глупо попался в ловушку, теперь старшему может грозить опасность, с этим срочно надо что-то делать. — В этом барьере нет бреши, дырок или чего-то подобного. Меня просто отпустили. Юнги не такой, каким вы его считаете. Вы все, — указывает пальцем на толпу, — ошибаетесь насчет него. — Ложь, — вскрикивает мужчина, начиная злиться. — Скажи мне правду, Чонгук, пока я только прошу. — Но это правда! — переходит на тональность выше. — Что вы о нем знаете? Ничего! В ту ночь он тоже все слышал, сжалился и отпустил. Да, он немного отличается от нас внешне, но душа у него светлее и чище, чем у всех вас вместе взятых, — грубо бросает. — Чонгук, ты, — вдруг подозрительно выпаливает старейшина и замолкает на время, а у Чона кровь в жилах стынет, все очень плохо. — Он тебя отпустил говоришь? Но ведь ты должен был вернуться, я прав? — Чонгук ничего не отвечает, закусив губу, усиленно пытается заставить себя придумать какую-нибудь убедительную историю, но как на зло ничего. — Да нам же повезло! — радостно вскрикивает мужчина. — Взять его. К нему сразу же подходят двое крепких мужчин, и он пытается сопротивляться, даже убежать, но после этого его отключают, ударив по затылку. Мать что-то кричит, но ее пытается успокоить тот самый любимый дядя, уверяя, что проследит за его безопасностью. Чонгук уже этого не слышит, у него перед глазами портрет улыбки Юнги промелькнул, который был заляпан кровью, и это худшее в его жизни. Лучше бы снова под Крошкой оказался, чем это.***
Спустя какое-то время Чонгук приходит в себя, но пейзаж сильно отличается. По телу проходит ряд неприятных ощущений, но откинув их, сопоставляет несколько фактов. Во-первых, он снова в лесу, во-вторых, кто-то перекинул его через плечо и несет, в-третьих, руки, ноги связаны, в-четвертых, приподняв голову, можно разглядеть рядом идущего дядю. Вывод напрашивается сам собой, и он совершенно не радужный. — Куда меня несут? — он знает ответ, но не спросить не может. Дядя окидывает его взглядом и равняется, чтобы их диалог слышало меньше людей. — К ведьмаку. — Что бы вы не задумали, — прочищает горло, оно еще не до конца восстановилось, — от меня не будет пользы, вам не откроют. — Старейшина считает по-другому. В любом случае, попробовать стоит. Но не волнуйся, Гук-и, тебе ничего угрожать не будет. — Ты тоже мне не веришь? Что он хороший, — начинает злиться. — Думаешь, я настолько глуп? Ничего не могу понять? — Тише, тише, — шикает, приложив указательный палец к своим губам, — никто из нас не видел того, что ты, поэтому это трудно принять, но я хочу услышать, что этот ведьмак скажет. — Юнги, — бурчит Чон. — Его зовут Юнги, ты знаешь. Второй это никак не комментирует, удивленно вскинув брови, но после гладит макушку «пленника», как-то печально поглядывая на него. Юнги, как и всегда, за версту слышит знакомые шаги той самой толпы, благодаря своему обостренному слуху, и напрягается. Значит что-то пошло не так, чего он и боялся. Отложив свою книгу, выходит прямо к барьеру, поджидая незваных гостей. Чонгук в этом замешан, он уверен. Спустя пару минут, на горизонте вырисовываются лица, в которые он никогда раньше не вглядывался. Юнги замечает у одного из позади идущих перекинутого Чонгука, которого все-таки ставят на землю, разворачивая лицом. И в этих глазах столько вины, которую он берет на себя, что Мин заводится не на шутку. Его малыша связали, заставили все это чувствовать и принесли, как игрушку, Юнги этого не простит. Глава видит, на кого направлен взгляд ведьмака, и хоть на его лице и мускул не дрогнул, но это испепеляющая злоба в глазах так и плещется. Старейшина, мужчина лет сорока, дает себе мысленно пять за свою наблюдательность и ликует. — Переговоры? — победно улыбается, установив зрительный контакт с устрашающими в данный момент глазами. — Отпустите Чонгука, — чеканит ледяным голосом, не терпящим возражений. — Разумеется, мы даже вернем его тебе, но ты должен убрать для этого барьер, не так ли? — Нет, — искаженно улыбается Мин, — если я захочу, он прекрасно сможет пройти сквозь него, так что не стоит беспокоиться. — Перефразирую. Если не откроешь сейчас, то мы просто забираем этого пацана обратно и сажаем под арест. Больше на встречу можешь и не рассчитывать. Ты ведь самоуверенная тварь, — кидает вызов, — так давай, рискни. Тебе нужно устранить этот барьер ровно на несколько секунд, пока наш общий друг не добежит до тебя. Проверим, кто из нас быстрее, а? — Не открывай! Я не прощу тебя! — отчаянно кричит Чон, но ему быстро закрывают рот грубой ладонью. Однако Юнги его будто не слышит. Все, на что он обращает внимание, это неподобающее обращение с младшим, которое необходимо прекратить. — Я принимаю правила, — усмехается в лицо, — так что быстро предоставьте свободу действий Чонгуку. Чон брови вместе сводит, лицо в безысходности искажается, да что же это такое. Юнги в своих способностях уверен, его рефлексы на несколько уровней выше, чем у людей. Он убьет двух зайцев одновременно: вернет Чонгука и уничтожит чужие мечтания о его смерти. Вот только жаль, Чонгук об этом не знает. Все, о чем он думает, это то, что их лучший лучник, который птицу налету убивает, уже встал в позу и приготовил стрелы. «Юнги не понимает, во что ввязывается» — вот как это представляет младший. Так что когда он видит, как Мин щелкает пальцами, срывается с места со всех ног. Чувство, что в ушах собственное сердце стучит, но не до этого. Для остальных его действия срабатывают, как красная тряпка на быка, сигнал к действию. Это игра, Чон улавливает краем глаза готовую сорваться стрелу, замечает мягкую улыбку Юнги, предназначенную ему, он ждет его. А Чонгук не верит, что все может закончиться хорошо. В последний момент меняет траекторию движения, уходя правее, в сторону лучника. Трагедия в том, что стрела уже успела вылететь. Чонгук видит полные ужаса глаза Юнги, слышит, как его имя выкрикивают с двух сторон: Юнги и дядя. Чувствует, как правее, чуть выше ребер пронизывает острая боль. А упав, рукой нащупывает маленький участок без травы и улыбается. Значит это место у края барьера, где он болтал с Крошкой и от скуки выщипывал растительность. Он снова в том доме, что успел стать для него таким родным за эти два месяца. Чонгук вернулся, как и обещал. Мин мгновенно оказывается рядом, будто телепортироваться научился, причитает, подавляя панику: «Все хорошо, маленький, я сейчас все исправлю, потерпи». Вспоминает об остальных, только когда рядом еще один человек оказывается и быстро закрывает барьер. Плевать на чужака на своей территории, Юнги второпях складывает руки друг на друга над раной и начинает лечение, предварительно вытащив стрелу. Младший говорил, что стрелы не обычные, но насколько они вредны человеку неизвестно. Все самые худшие мысли откидывает, сосредоточившись, а на лбу появляется первая нервная испарина. Юнги обязательно выпишет мелкому знатных люлей позже за эту самовольность, но сейчас на него даже злиться не выходит. — Чего ты ждешь?! — нетерпеливо кричат по ту сторону. — Стреляй! — адресовано дяде, единственному человеку с вражеского тыла, для которого ведьмак в зоне досягаемости. — Но он все еще не вылечил Чонгука, — хмурится, ведь это обязательная процедура. — Другого шанса не будет, ты понимаешь?! Один маленький Чонгук или вся деревня, где по-твоему ставки выше?! — но встретив презрительный и немигающий взгляд, старейшина смягчается. — Он герой, погибший при исполнении обязательств. Мы сделаем так, что каждый ребенок будет знать его, мать будет горда им! — О каких обязанностях ты говоришь?! — вскипает второй. — Чонгук жизнью рисковал ради этого ведьмака и для меня это веская причина, чтобы пересмотреть взгляд на некоторые вещи. Если ты готов так легко пожертвовать своим человеком, ради достижения цели, то настоящий монстр на самом деле всегда ходил рядом с нами. — Ты как был глуп, так и остался! Ни одну цель нельзя достичь, без жертв, неужели так сложно это понять? — Я отказываюсь следовать твоему приказу, — демонстративно откидывает свой колчан в сторону. — Братья, — обращается к толпе, как некогда правая рука старейшины, — подумайте и вы над этим. На какое-то время наступает тишина. Глава, не в силах смириться с проигрышем, начинает зло колотить это чертову стену, громко ругаясь на «недоумка, что не может элементарного сделать». Отряд медленно, но начинает редеть. Многие просто молча развернулись и ушли, усталые от этой постоянной борьбы. Были, конечно, и те, что до конца остались верны своим убеждениям и вождю, но и они в конечной итоге покинули эту местность, когда Юнги забрав Чона направился в дом. Для некоторых толчком к уходу послужил банальный страх, в каком ведьмак будет в гневе на них, когда разберется с раненным. У всех свои причины, но как итог, к утру вокруг дома никого не осталось. Даже старейшина ушел, хотя все еще не сдался.***
Уже май, но солнце все еще жалеет их, не работая в полную силу. Прохладный ветерок приятно дует, пробираясь под оверсайз футболку Гука. Примостившись у дерева в лесу, Чонгук удобно улегся на бедра старшего, в то время как тот приятно перебирал его волосы на макушке. Теперь единственным напоминанием и том дне служит небольшой шрам на груди Чона и некоторые изменения вокруг них. Например, в деревне произошло массовое голосование, на котором был переизбран старейшина и отношение к Мину. Дядя Чона, как бывшая правая рука и инициатор изменений, был избран на эту новую должность. Набеги прекратились, люди вновь начали жить своей жизнью без дополнительной мороки. Хотя парочка знала, что это временное затишье. Предыдущий старейшина пропал, но он предпримет что-то вновь, они уверены. Этот человек уже болен этой идеей «очищения народа». Но сейчас их это не заботит. Мама регулярно приходит с гостинцами, а с ней же временами заглядывает и новый глава. Крайне редко, но Чонгук тоже выбирается, чтобы повидаться со своим единственным другом Тэхеном, который до смерти боится Юнги. Это очень забавляет Чона, так что он не скупится на шутливые угрозы в случае чего. Но эта старая жизнь уже так далека от Чонгука. Теперь он не может представить ночь, где не обнимал бы Мина, засыпая. Уходя, он не чувствует полное сердце счастья, а возвращаясь мечтательно улыбается. Руки Юнги ласковые и пахнут всегда приятно, благодаря постоянному контакту с разнотравьем. Чонгуку нравится, что Мин не может себя сдерживать рядом с ним. Вот и сейчас, он склоняет голову, поцеловав младшего в лоб. Юнги все время пытается уместить всю свою любовь к этому ребенку, но это кажется невозможным. И когда чаша переполняется, он просто все выплескивает наружу, снимая маску сдержанного парня. Чонгук пытается потянутся за следующим поцелуем, но уже полноценным, однако Юнги отстраняется, игриво улыбаясь. — А говорил, что никогда мне верным не будешь, — голос Мина не громок, не нарушает эту идиллию природы вокруг них. — Обстоятельства — страшная сила, не так ли? — фыркает, закатывая глаза. — Ты просто не устоял перед моим шармом, признай. — Был бы ты тем, за кого я тебя принимал, тебе бы никакой шарм не помог, — улыбается, принимая правила игры. — Я в этом не уверен, — театрально склоняет голову в задумчивости. — Хорошим мальчикам ведь нравятся плохие. — Девочкам, — исправляет. — Хорошим девочкам нравятся плохие мальчики, так звучит оригинал, ты перепутал фразу. — Я не хотел задевать твои чувства, но раз ты настаиваешь. — Просто замолчи уже, — перебивает Чон, схватив парня за шею и притягивая к себе для очередного, но не менее волнительного, поцелуя. Будет целый ряд преград: Матильда все также бушует, возвращение озлобленного главы и множество других непредвидимых ситуаций. Но им повезло иметь такое большое и открытое сердце для любви, повезло суметь найти друг друга и понять, когда никто не смог. И пусть все вокруг их ненавидят, но Чонгук отчетливо чувствует эти мягкие губы на своих, Юнги забывает о времени, ощущая эти шаловливые пальчики на коже, а значит плевать на все предрассудки этого мира. У них есть свой собственный.