***
Вырваться в Нью-Йорк сейчас было трудно и очень опасно, но Роман и так затянул с визитом — он не видел Джейн и Эйвери уже целый месяц. С Куртом это, правда, было неверно — по долгу службы того неделю назад отправляли в Берлин, и Роман сумел выкроить несколько часов, чтобы встретиться с ним и передать кое-что в подарок для своих девочек. Эйвери чуть не задушила его при встрече в объятиях, и теперь бойко рассказывает о том, на какой фильм собиралась сводить её Джейн, что нового она узнала за это время о мире и о чём были книги, которые она успела прочитать с его последнего пребывания в Нью-Йорке. Роман отмечает, что хлопнула входная дверь, но узнаёт голоса Джейн и Курта, а потому даже не дёргается, продолжая слушать Эйвери, изредка вставляя свои реплики. — Я бы тоже был не прочь посмотреть этот фильм, солнышко, — говорит он, и Эйвери издаёт радостный писк, кидаясь ему на шею. В этот же момент Джейн появляется в дверях — и устало улыбается, видя их объятия. — Здравствуй, Роман, — произносит она. — Ты надолго? — Завтра днём улетаю, — отвечает он, потому что нет смысла не ответить. Джейн кивает и осматривает кухню, улыбаясь сильнее и умилённее, когда её взгляд падает на горку блинчиков, возвышающуюся на столе. — Можно, я буду плохой матерью и уничтожу этот аппетитный завтрак? — спрашивает она, подходя к Роману и целуя его в щёку. Он улыбается ей в ответ: — Тебе можно не только это. Тебе можно всё. А блинчиков я потом ещё напеку. — Боюсь, это нужно сделать прямо сейчас, потому что я тоже голоден, как волк. Курт заходит на кухню, и Роман кивает ему в знак приветствия. Эйвери садится на его колени, хотя она уже довольно взрослая девушка, и заявляет: — Роман пойдёт в кино с нами, мам. Джейн с Куртом переглядываются, и она замечает вслух: — Ты вся в меня. Весёлый смех наполняет кухню, и Роман расслабляется, наконец-то чувствуя себя дома.***
Полгода назад
Они возвращаются из парка аттракционов — очередное дело из списка упрямой Эйвери, задавшейся целью сделать всё, что обычные люди делают вместе с родителями в детстве. Джейн из-за стёртых воспоминаний не помнила своих походов в парк, если они даже и были, поэтому ей сегодняшний вечер принёс больше впечатлений, чем Курту с Эйвери, но те снисходительно помалкивали, улыбаясь её восторгу. — И всё-таки зря вы не пошли со мной на русские горки, — говорит Джейн, подходя к двери и доставая ключи, — это самый весёлый аттракцион на свете. — В детстве меня на них укачало, так что я, как и прежде, пас, — смеётся Курт, приобнимая Эйвери за плечо, и Джейн вставляет ключ в замок, пытаясь провернуть… Расслабленная лёгкость тут же переплавляется в стальное напряжение, когда Джейн одними губами шепчет: — Не заперто. Там кто-то есть. Курт тоже серьёзнеет, кивая и задвигая Эйвери себе за спину. Джейн открывает дверь — света не видно ни в одной из комнат, но она чувствует, что незваный гость всё ещё здесь. Они заходят в квартиру: Джейн первая, Курт, прикрывающий Эйвери, за ней. Джейн готовится проверять каждую комнату, но, как только дверь за ними закрывается, на кухне загорается свет, и оттуда выходит Роман: — Я вас уже заждался. Джейн немеет от такой наглости — на Романе фартук, в котором обычно готовит Курт, а весь его вид так и кричит о безобидности. Вот только это ошибка. — Ты! Джейн бросается вперёд, хватая Романа за рубашку и таща его к ближайшей стене, замахивается кулаком… — Я скучал по тебе, сестрёнка. Роман смотрит прямо и явно не боится её взгляда; у Джейн ноет сердце — в глубине души ей хочется не ударить его, а обнять, потому что она тоже соскучилась и устала от этой бессмысленной вражды. В конце концов, даже чёртовы татуировки, что Роман сделал, оказываются ключом к победе над теневым Мориарти мирового преступного сообщества, и он работает на эту победу, подтачивая организацию этого человека изнутри. Он — её брат, который искренне хочет ей помочь, но всё ещё обижен на неё за то, что Джейн предпочла Курта ему. — Джейн, — голос Курта из-за её спины звучит так, будто она находится под водой, — не верь ему. Джейн пытливо смотрит в залитое светом с кухни лицо Романа, ища хоть один намёк на то, что он лжёт ей. Но Роман говорит правду: он ведь не раскаивается, а просто признаётся в своих чувствах. И её прорывает — Джейн утыкается ему в плечо, начинает плакать и говорить, несильно ударяя в его грудь кулаком на каждом слове, которое высказывает: — Ты — чёртов идиот, зачем ты пошёл с Шепард? Разве ты не понимаешь, зачем я… — Я не прощаю тебе мою стёртую память, — сухо говорит Роман, немного отстраняя её, — могла бы спросить у меня разрешения, в самом деле. Не говорю, что точно согласился бы, но ты должна была попытаться. Джейн кивает, снова чувствуя стыд за совершённый поступок. — Мам? — она оборачивается на зов, и видит, что Эйвери выходит из-за спины Курта и направляется к ним. — Эйвери, пожалуйста, стой, — просит Джейн, но дочь будто бы не слышит её, подходя ближе. Легшая на плечи рука Романа заставляет её вздрогнуть, и Джейн видит, как Эйвери с готовностью ныряет под вторую. — Всё хорошо, мам, — голос Эйвери звучит успокаивающе, — я жила с папой пять месяцев, прежде чем меня похитил Дидрик. Он нас не тронет. — С папой? — Джейн пытается отшатнуться, но Роман крепко держит её и приказывает: — Вспоминай! Картинки из прошлого послушно начинают мелькать перед внутренним взором, и Джейн не знает, как жить с тем, что вернулось из небытия в её память. Она оборачивается на щелчок предохранителя и просит: — Курт, не стреляй. Роман — отец Эйвери. Эти слова надламывают что-то внутри неё, но Джейн помнит жар, любовь и нежность, в которых зародилась её дочь, и не может больше игнорировать одной очень простой вещи: она не хочет жить без Романа. Наверное, всё это отражается в её глазах, когда Курт опускает пистолет, и Джейн с облегчением вновь прижимается к груди Романа, чувствуя, как спокойно бьётся его сердце.***
Сейчас
Эйвери с Романом возвращаются, когда на улице уже темнеет. Джейн бессовестно проспала почти весь день в обнимку с Куртом, и теперь они в четыре руки готовят на четверть вегетарианский ужин. — Мам, это был абсолютно замечательный день! — с порога заявляет Эйвери и подходит поцеловать её в щёку. Роман, улыбаясь, замирает в дверях кухни, опираясь плечом о косяк. — Мы обошли пешком почти весь Нью-Йорк, — рассказывает дочь, возбуждённо жестикулируя, — были в паре музеев, о которых я даже не слышала, посидели в замечательной кофейне, посмотрели «Излом времени»… Джейн косится на Романа, и тот одними губами шепчет: «Чушь, но ей нравится». — Идите мыть руки, юная леди, — велит Курт на правах хозяина и человека, управляющегося с шипящими на сковороде стейками, — сейчас будем ужинать. Эйвери кивает и, радостно напевая что-то себе под нос, уходит в ванную. Роман подходит к Джейн и целует её в щёку, обнимая со спины, но Курт наставляет на него деревянную лопатку, которой переворачивает стейки: — Тебя это тоже касается. Марш! — Да, господин замдиректора Уэллер, — подобострастно говорит Роман и мастерски уворачивается от коварного пинка под колено, удаляясь в сторону ванной. Джейн переглядывается с Куртом и смеётся.***
Полгода назад
Первый «семейный» ужин проходит в напряжённом молчании — Курт всё ещё зол на Романа, Джейн же готова то ли съесть его живьём, без масла и специй, то ли обнять его. Просто ещё не решила. Она ловит на себе взгляд Курта, и его губы трогает улыбка — наверняка, он заметил её метания. — Почему ты заставил Эйвери инсценировать смерть? — наконец задаёт Джейн тревожащий её вопрос, глядя Роману в глаза. Курт откладывает ложку с тихим стуком. Повисает тревожная тишина. — Я же говорил — я хотел, чтобы тебе было больно так же, как мне. Теперь не хочу. Роман абсолютно серьёзен и, видимо, это тот единственный ответ, который он может ей дать. Но разве Джейн не понимает его? Её память о прошлом обрывочна и беспорядочна, его же вернулась к нему в полном объёме — и все потери, вся боль и лишения, что выпали на их долю, обрушились на него одновременно. Выдержала бы она сама такое? — И чего же ты теперь хочешь? — спрашивает Курт. Роман переводит на него взгляд: — Сначала уничтожить Хэнка Кроуфорда и всю его преступную сеть. Затем — вернуться в Америку и поселиться где-нибудь неподалёку, чтобы чаще видеть Эйвери и Джейн. — Ты — террорист, — голос Курта режет воздух, будто сталь, — и сейчас только благодаря Эйвери сюда не едет отряд спецназа, который бы… Джейн касается рукой его плеча, прерывая, и заканчивает за него: — Роман, мы не можем тебе доверять. И ты сидишь сейчас здесь только потому, что татуировки, сделанные тобой, ведут нас не к очередному «второму этапу». Хотя откуда нам знать? Роман со стуком кидает ложку на стол и встаёт, опираясь на него ладонями: — Я не Шепард! — Я не могу быть в этом уверена! — парирует Джейн. — Ты заставил нашу дочь сымитировать смерть, полгода не давал мне с ней увидеться, допустил, чтобы её похитили, а теперь хочешь, чтобы я простила тебя? — Вообще-то я сама сбежала, — вдруг вставляет Эйвери, и это мгновенно переключает внимание Джейн. — Но почему? — Хотела прогуляться по окрестностям, я иногда так делала. — Вот и догулялась, — говорит Роман себе под нос. Джейн узнаёт в его тоне нотки беспокойства и спрашивает поражённо: — Значит, это не ты организовал покушение? — Я похож на идиота, рискующего жизнью единственной дочери? — сердито огрызается Роман. — Как ты, чёрт возьми, вообще могла подумать об этом? Я хотел, чтобы она осталась со мной, как напоминание о тебе. Последние его слова делают Джейн больно, и она невольно вспоминает, как он плакал в её объятиях, когда она сказала ему, что любит его. — Прости меня, Иэн. Роман вздрагивает от этого имени, как от удара током, но Джейн встаёт из-за стола, подходит к нему и садится рядом на корточки: — Прости меня. Я говорила, что не превращусь в Реми, но опять начала решать всё за тебя и чуть не разрушила наши жизни. Ты сможешь меня простить? Она смотрела на него снизу вверх и видела, как он сильно зажмурился, стискивая зубы. Все в комнате молчали, позволяя им выяснить отношения в тишине. — Я… — Роман делает глубокий судорожный вдох и продолжает: — Я прощаю тебя, Элис. Он сползает со стула прямо в её объятия, и они плачут в обнимку, возвращаясь к началу и становясь наконец теми, кем были раньше — двумя сиротами, оставшимися наедине с жестоким миром. Но неожиданно Джейн чувствует ещё чьи-то руки. — Мамочка, — у Эйвери по щекам тоже текут слёзы, — папочка… Стол вдруг отодвигается, и Курт опускается на колени рядом с ними. — Для протокола: ты — чёртов ублюдок, и я всё ещё тебя ненавижу за то, что ты сделал, — говорит он и, дождавшись кивка Романа, продолжает: — Но я хочу, чтобы Джейн была счастлива, а без тебя этого не будет. Джейн будто снова оказывается в своём сне, где всё было хорошо — Курт обнимает их с Романом, целуя её в лоб. И вот так, на полу квартиры, которую она могла наконец назвать своим домом, Джейн впервые чувствует, что может надеяться на счастливый конец.***
Сейчас
После ужина Эйвери улеглась спать, и Курт заходит к ней в комнату, чтобы проверить, как она. Когда Эйвери решила жить с ними, в оформленной для маленькой Беттани спальне Курт и Джейн отделили ей половину и вместе создали интерьер, так что неудивительно, что комната выглядит как убежище повёрнутого на комиксах и сериалах подростка. Беттани тоже обожает изучать половину Эйвери, а та с удовольствием возится с малышкой, хотя они и не сёстры на самом деле. Эйвери крепко спит, заткнув уши наушниками, из которых раздаётся что-то, подозрительно похожее на Led Zeppelin. Она всегда спит под музыку, но, опознав её выбор, Курт улыбается — в чём-то она стала похожа и на него, хоть он и не был ей отцом, — и подходит, чтобы подоткнуть одеяло, когда чуть не спотыкается об оброненную на пол книгу. Подняв её, Курт грустнеет. «Рэмбо». Эйвери пытается понять своих родителей, влезть в их шкуру хотя бы с помощью книг. Она простила их за то, что они не смогли её удержать, но всё ещё обижена на то, что они не искали её, когда выросли. Он и сам хочет понять, вот только Роман ничего не говорит, а Джейн ничего не помнит. Выходя, Курт прикрывает дверь в комнату Эйвери и идёт к спальне, откуда слышит ставшие уже родными звуки судорожного дыхания. Джейн восседает на Романе, опираясь ладонями о его грудь, и, опустив голову, приподнимается и опускается на его члене, дрожа всем телом. Роман придерживает её за бёдра и сосредоточенно толкается навстречу, поддерживая ритм. Курт бесшумно замирает в дверях, наблюдая за ними, и безошибочно отмечает тот момент, когда Джейн кончает: она сгибает пальцы, скребя ногтями по груди Романа, запрокидывает голову, чуть выгибается вперёд, и опускается, позволяя члену проникнуть особенно глубоко. Её красивое, покрытое татуировками тело похоже на тело какой-нибудь древней богини, и Курт готов поставить всё на то, что Джейн стала бы отличной богиней любви. Роман гладит её по трепещущим бокам. Джейн, как всегда, чувствует на себе взгляд Курта, поворачивается и протягивает к нему руку. Он заходит в спальню, закрывая за собой дверь, и начинает раздеваться.***
Полгода назад
Курт проводит в душе больше времени, чем обычно, потому что пытается взять себя в руки. Новость о том, что Эйвери — дочь и Романа тоже, оглушает его: он не может сразу осознать самого факта инцеста и сопоставить это в голове со своей женой. Джейн, похоже, до сих пор слишком любит Романа — хотя в их случае понятие «слишком» ещё более растяжимо. Курт опирается на раковину и долго смотрит в зеркало, успокаивая себя с помощью специальной дыхательной техники. Вдо-о-ох — вы-ы-ы-ыдох. Джейн спала с Романом. Вдо-о-ох — вы-ы-ы-ыдох. Они зачали ребёнка. Вдо-о-ох — вы-ы-ы-ыдох. Родилась Эйвери. Не сразу, но у Курта получается взять себя в руки, и он идёт в спальню, как вдруг уже на пороге замечает в полумраке на один силуэт больше. Бёдра ударяются о бёдра, руки скользят по покрытой испариной коже, дыхание срывается — Курту до боли знакомо это ощущение, тем более, когда речь идёт о Джейн, — но сейчас над ней нависает Роман, целующий её в шею, и у Курта руки сжимаются в кулаки от резкого прилива ревности. Он видит, как Джейн поворачивает к нему голову — её глаза влажно поблёскивают в ночи — и слышит: — Курт, пожалуйста… От одного этого тона его член начинает вставать, и Курт, сжав зубы, подходит к кровати, подавая руку тянущейся к нему Джейн. Её пальцы судорожно вцепляются в его, и она подтягивает его кисть к губам, целуя грубоватую кожу. Дрожь пронзает всё тело Джейн, и она кончает, выстанывая что-то невнятное на выдохе. Роман тяжело дышит и отстраняется от неё, но Курт смотрит на него и понимает, что тот ещё не кончил. — Если ты готов идти на уступки, я тоже, — говорит Роман, — другого я бы убил за секс с моей сестрой. Поверь. — А Оскар? — вспоминает Курт. — Она бы сама его убила, я лишь ждал. Роман не шутит, Курт это понимает — и уважает. А ещё видит, что выбора у него нет — Джейн не оставит Романа, не оставит Эйвери и будет пытаться остаться с ним, пока её сердце не разорвётся на части в попытках охватить всех их своей любовью и никого не обидеть. Поэтому, если Курт хочет, чтобы Джейн была счастлива, он просто должен переступить через тот факт, что Роман — опасный преступник, потому что он никогда не тронет свою семью. И Курт будет частью этой семьи. Джейн изумлённо выдыхает, когда он наклоняет Романа к себе за шею и крепко его целует.***
Сейчас
Джейн всё ещё дрожит от пережитого оргазма, слезая с Романа и ложась на постель. Брат мокро целует её в плечо и гладит по животу, успокаивая. Курт аккуратно, как это ему свойственно, складывает одежду и подходит к кровати. — К вам можно? — спрашивает он с мягкой улыбкой, поднимая брови, и Джейн торопливо кивает, пододвигаясь. Она занимается сексом с Куртом регулярно, но то, что происходит между ними с Романом, это больше, чем секс — это объединение в целое. Только с появлением в её жизни Курта без него тоже становится нельзя. Роман ужасно по ней соскучился, и поэтому она отдаётся ему до прихода Курта, не выдержав ожидания. Курт не обижается на неё в такие моменты — он знает, что Джейн никогда не назовёт его именем брата во время секса, потому что она всегда находится здесь и сейчас. Ему попросту незачем её ревновать — она любит их обоих. — Заваливайся, братец Медведь, — смеётся Роман — он любитель пошутить в постели, и от этого становится ещё уютнее. Курт опускается на кровать рядом с Джейн, и она видит, что он улыбается. — Смотрю, вы с братцем Кроликом уже начали без меня? Джейн кладёт ладонь ему на грудь и приподнимается, чтобы поцеловать. — Но продолжим с тобой, если ты не против, — говорит Роман сзади, пододвигаясь к ней со спины и прихватывает губами кожу её шеи, посасывая и прикусывая. Он любит оставлять на Джейн следы — и татуировки тоже в счёт. Курт берёт в ладонь её маленькую грудь и поглаживает во время поцелуя, иногда зажимая между пальцев сосок и мягко перекатывая его. Рука Романа скользит вдоль её бока, по животу и накрывает промежность — пока что просто так, без активных действий. Но даже от ощущения горячей кожи, прижатой ко всё ещё влажному входу, Джейн снова возбуждается. Она знает, как Реми ненавидела терять контроль, потому что это есть и в ней самой — но ей невероятно повезло, что у неё есть целых два человека, которым она готова этот самый контроль передать. В руках Курта и Романа она чувствует себя одновременно и беззащитной, и защищённой — высшая слабость и высшее проявление доверия. — Джейн… Курт выдыхает её имя ей в губы, всё настойчивее массируя её грудь, и Джейн ёрзает, чувствуя, будто тысячи маленьких иголок вонзаются в кожу, причиняя какое-то болезненное удовольствие. Внизу живота начинает тянуть — пока что не сильно, но Джейн знает, на что способны сдвоенные усилия Курта и Романа. — Реми… Эта борьба за «правильное» имя ведётся с самого первого дня — но Джейн они оба подходят, потому что отражают её роли — жены и сестры. И она отзывается им обоим — откровеннее лаская рот Курта языком, наощупь находя голову Романа и запуская пальцы в его волосы. Когда они делали это впервые, казалось — одно неловкое движение, и всё будет уже не так. Но Джейн знала тогда и знает сейчас, что Курта тянет к Роману, пусть не с той же силой, как к ней, но тянет, а Роман отвечает ему тем же. Она доверяется их рукам — и ощущает, как ладонь Романа поворачивается ребром, скользя между её половыми губами и задевая всё ещё чувствительный растраханный вход. Курт увеличивает напор в поцелуе, обнимая Джейн за талию и подтягивая к себе, его напряжённый член касается низа её живота. Роман пододвигается следом, пуская в ход пальцы, и ласкает её лёгкими порхающими прикосновениями, мягко теребя нежные складки. Его поцелуи тоже становятся жёстче, и Джейн стонет, оборачивая ладонь вокруг члена Курта и начиная двигать ею вверх-вниз. Курт благодарно стонет и отрывается от её рта, вопросительно глядя на Романа. Джейн не видит, но чувствует, как его пальцы погружаются в неё и размазывают смазку по промежности, а затем Курт приподнимается, подхватывает её и устаивает у себя на животе. Джейн поводит плечами, прогоняя сладкую дрожь от соприкосновения мокрой промежности и его горячей кожи, и ощущает его напрягшийся пресс под собой. — Ты готова? — спрашивает он, потому что дальше им будет не до разговоров, и Джейн кивает, опираясь обеими руками в его грудь. Курт помогает ей приподняться, поддерживая под бёдра, а Роман снова перемещается за её спину и придерживает его член, направляя его внутрь. Джейн опускается, принимая его в себя в одно плавное движение, и ложится грудью на Курта, отставляя задницу и закусывая кончик пальца. Член Курта в ней неподвижен — горячий и твёрдый; она сжимается на нём, заставляя Курта приглушенно охнуть. Сейчас они должны ждать — Роман с тихим треском разрывает упаковку презерватива, глухо ругается по-арабски, видимо, надевая его… Джейн прислушивается к его действиям, но всё равно рвано вздыхает, когда его смазанные пальцы прикасаются к её анальному отверстию. — Тише, — шепчет Роман и вылизывает её спину, аккуратно раскрывая её пальцами. Курт начинает медленно двигать бёдрами, рассинхронизируясь с Романом и толкаясь внутрь тогда, когда пальцы оказываются снаружи. Джейн глубоко дышит, сжимая зубы на кончике своего пальца до боли. — Можно. Предупреждение Романа не лишнее — Джейн задерживает дыхание, чувствуя, как он раздвигает её ягодицы одной рукой, другой приставляя головку члена к судорожно сократившемуся отверстию, и расслабляется, впуская его в себя. Она сосредоточенно держит себя в таком состоянии, дыша мелко и редко, пока Роман маленькими, бережными толчками входит в неё, растягивая и соприкасаясь с членом Курта через тонкую стенку плоти. Затем Роман хлопает Курта по бедру, показывая, что готов, и они начинают двигаться. Джейн стонет от ощущения невероятной заполненности и вцепляется в плечи Курта, чтобы удержаться на нём, когда поочерёдные толчки их бёдер становятся мощнее и сильнее. Она чувствует, как постепенно Роман подстраивается к ритму Курта, и может только всё громче повторять: «Боже, боже, боже, да», когда они оба ускоряются. Оргазм маленькой шаровой молнией рождается в низу её живота и взрывается, заставляя её забиться в объятиях Курта и удерживающей хватке Романа на боках. Её практически выворачивает наизнанку удовольствием, но это не всё. Они ждут, пока Джейн перестанет так сильно дрожать, оставаясь в ней, и снова начинают неистово трахать её, доводя до следующей яркой кульминации. К концу секса она уже не чувствует рук и ног, не может прекратить дрожать и мучительно стонет, достигая вершины в очередной раз. Роман выходит из неё первым, потом Курт, и они вдвоём деликатно укладывают её на постель, прикрывая простынёй разгорячённое тело. Джейн благодарно вцепляется в прохладную ткань и смотрит на них, пододвигающихся на коленях друг к другу, только сейчас понимая, что ни один из них не кончил.***
У Курта открывается второе дыхание на третьем оргазме Джейн. В комнате на удивление светло — напротив открыли забегаловку с очень яркой вывеской, и теперь Курт может разглядеть выражение лица Романа. Он почти готов кончить вслед за Джейн, но Курт легонько хлопает его по руке и отрицательно качает головой. Роман разочарованно стонет, но сжимает себя так, чтобы продержаться ещё. Идея Курта почти перестаёт казаться ему интересной, когда они доводят Джейн до её последнего оргазма. У него практически не остаётся сил держаться, но Роман со всхлипывающим стоном всё-таки не кончает, а потому Курт тоже не должен. У него едва искры из глаз не сыплются, когда он сдавливает член у основания. Вместе они помогают Джейн удобно лечь. Роман заботливо укрывает её и придвигается к нему. — Ну? — шёпотом спрашивает он. — В чём дело? Курт молча стягивает с него презерватив, обнимает Романа за плечи, целуя в губы, и обхватывает их члены своей ладонью. Он не впервые целует Романа, и им случалось помогать друг другу, если кому-то не удавалось кончить во время секса с Джейн, но так Курт поступает впервые — и понимает, что поступает правильно, когда Роман отчаянно отвечает на поцелуй, хватаясь ладонями за его бока. Он приоткрывает рот, и Курт проскальзывает в него, начиная ласкать язык Романа своим. Снизу он слышит удивлённо-восхищённый вздох Джейн и чуть улыбается, но не отвлекается — Роман дрожит под его руками и держится вертикально только благодаря объятиям Курта. Курт ускоряет движения руки, и Роман с глухим стоном кончает, вдавливая пальцы в его бока до будущих синяков. Курт уже почти готов отпустить его — ему до собственного оргазма остаётся буквально пара толчков, когда вдруг Роман накрывает его руку своей дрожащей ладонью и судорожно сжимает её, помогая ему кончить. Курта тоже трясёт — теперь они держатся благодаря друг другу, и спешно ложатся по бокам от Джейн, обнимая её и пытаясь отдышаться. — Как бы я хотела, чтобы так было всегда, — говорит Джейн, находя руками их руки, и Курт любяще целует её в щёку, глядя, как с другой стороны то же самое проделывает Роман. — Я тоже, — шепчет Курт ей на ухо и облегчённо вздыхает.***
Пару месяцев спустя
Хэнк Кроуфорд оказывается на крючке у ФБР внезапно для себя и для всего мира — но не для Романа, который и так слишком долго к нему подбирался. Волна арестов прокатывается не только по Америке — все страны, где обнаруживаются «щупальца» организаций Кроуфорда, спешно активизируются, и подвергают репрессиям всех виновных, под шумок, разумеется, приплетая туда же ещё кое-какие дела, чтобы накрыть ранее недоступных для ареста людей. Больше всего бурлит Россия — там верхушка власти оказывается втянутой в тёмные делишки Кроуфорда вся подчистую, и расследование с последующими задержаниями самых влиятельных лиц государства плавно перетекает в пассивную революцию. Роману все эти бурления только на руку — он знает, что главная беда России в возведённой на государственный уровень преступности, и человек, обладающий хотя бы каким-то понятием о честности, способен начать охоту не только внутри страны, но и снаружи, что снизит активность Дабурзана и в целом пойдёт миру на пользу. Благо, у России есть такой человек, и Роману не о чем больше волноваться. Завершив все свои дела в Европе, он собирает немногочисленные вещи и улетает в Нью-Йорк, где снимает маленькую неприметную квартирку с достойной кроватью и сносной остальной мебелью, а потом звонит Джейн, направляясь к их дому. Она поднимает трубку почти тут же: — Роман? — Здесь, — говорит он, будто бы здороваясь, но на самом деле сообщая ей о своём приезде. Джейн становится слышно чуть хуже — наверное, зажала динамик рукой. Она кричит что-то Эйвери, и её дыхание снова появляется в пределах слышимости. — Что тебе нужно? — согласно их шифру, это значит «Когда ты придёшь?». — Ты должна вспомнить это, Джейн. Вспомнить сейчас. Джейн резко выдыхает, и Роман видит её, выглядывающую в окно. — Ты… — говорит она, и он отключается, радостно ей улыбаясь. Из-за угла соседнего дома выходит нагруженный пакетами с продуктами Курт, и Роман направляется ему навстречу с гордо поднятой головой. Вся его долгая, изматывающая погоня за величайшим преступным синдикатом двадцать первого века закончена — и теперь всё будет хорошо.