Критическая ситуация

За все годы работы в школе, которую он несомненно любил, Франкенштейн не испытывал таких нервных потрясений, каковое испытал, получив всего одно электронное сообщение. «Доносим до Вашего сведения, что в старшую школу Е-Ран в профилактических и ознакомительных целях отправлена комиссия. Убедительно просим всячески содействовать и не препятствовать ходу проверки». Блестящие, идеально уложенные, белокурые локоны едва не встали дыбом, когда оная комиссия перед своим непосредственным прибытием потребовала созвать классные родительские собрания. В своих преподавателях, как директор, Франкенштейн был уверен, но вот с родителями выходила неувязочка. Заявиться туда в гордом одиночестве и представиться одиноким отцом-героем всего благородного сборища – не вариант. Хотя бы потому, что это будет выглядеть уж слишком подозрительно. Да и молод он слишком, в конце-то концов! Начать решили благоразумно с тех классов, от которых добираться до заветного, будут как можно дольше. В ходе пары таких собраний выяснилось, что выставить троицу своих небезызвестных сотрудников опекунами тоже не выйдет. Сотрудники школы и их семейные реестры досконально проверялись, будто какая-то сволочь свыше лично распорядилась добавить Франкенштейну лишних проблем и седых волос. - Ситуация критическая, - объявил ученый собравшимся в гостиной постояльцам. Франкенштейн окинул каждого из них внимательным взглядом и, стянув очки, тяжко вздохнул. В случае с Регисом, конечно, можно вызвать деда из Лукедонии, но идея отдавала каким-то фарсом. Да и не успеет старик добраться к нужному времени, - Вы трое, можете быть свободны, - Тао, Такео и М-21, которых вся эта канитель жутко напрягала, рванули с низкого старта и скрылись из виду за доли секунды. Снова оглядев оставшиеся кадры, ученый вздохнул еще более трагично и плюхнулся на кресло. Ситуация просто крайне критическая. - Директор-ним, так Вы опекун этого мальчика? – Франкенштейн ослепительно улыбнулся, пытаясь унять нервно подрагивающую бровь при упоминании «этого мальчика». «Этот мальчик», к слову, безучастно смотрел в окно и представлял собой концентрированное величие, которое ни в коем случае нельзя отвлекать. Члены проверяющей комиссии едва заметно щурились из-за исходящего от этих двоих сияния. На все интересующие их вопросы о том, как мальчику живется и интересно ли ему учиться, отвечал Франкенштейн. И отвечал со всей присущей ему ответственностью так, что больше вопросов у комиссии не возникло. Если в себе и в Мастере Франкенштейн был уверен, то насчет остальных оставались сомнения. Будь они хоть двести раз благородными, вряд ли в спектр их обучения входит подготовка к родительским собраниям. А уж об индивидуальных беседах с комиссией из Образовательного комитета и речи не шло. Все, что оставалось ученому, - нервно грызть дужку очков в своем кабинете и подливать Мастеру чай. - Кем Вы ему приходитесь, говорите? - Прекрасная леди, как я уже говорил, я прихожусь этому малышу незаменимой опорой в этом суровом мире, духовным наставником, личностным гуру, который всегда поддержит в трудную минуту, утешит и пригреет на своем широком плече, несравненным советчиком, готовым в любое время дня и ночи помочь мудрым словом. Я тот, кто ведет эту юную заблудшую душу по тернистому пути взросления. - Ближе к теме, пожалуйста. - О, разумеется! Я – брат дочери ее отца, возможно, брата жены моего отца, я в этом уверен, что-то во мне имеется, собрата по оружию отца и праотца вот этого замечательного ребенка. Близкая, знаете ли, родня! Венка на лбу Региса с каждым произнесенным Кэриасом словом вздувалась и пульсировала все чаще, щеки наливались кровью, а руки, скрещенные на груди, тряслись в огромном желании закрыть лицо со смачным шлепком. Член комиссии, поняв, что ничего не поняла, но, в принципе, опекун Региса К. Ландегре подозрений у нее не вызывает, отпустила их с миром. - Опекун, кем Вы приходитесь учащемуся? – в ответ на заданный вопрос «опекун» и «подопечный» едва уловимо переглянулись. Член комиссии, сходу поняв, что достались ему неразговорчивые крепкие орешки, еле слышно вздохнул. - Вся необходимая информация предоставлена в документах, - Раджек, поднявший руку к лицу и хотевший привычным движением поправить маску, вспомнил, что ее на нем нет, и нервно дернул пальцами, сделав вид, что хотел почесать нос. Член комиссии зашелестел кипой листов и, наконец, выудив один, подтянул сползающие очки. - Эм… названный старший брат, потерянный десять лет назад и неожиданно нашедшийся совсем недавно… я все правильно понимаю? Сейра с содроганием вспомнила предложение Тао написать: «Старший брат несостоявшегося законного супруга». Впрочем, от перестановки вранья смысл не меняется. Она на секунду прикрыла глаза и с самым важным видом, на который была способна в подобной ситуации, кивнула, попутно поражаясь чудовищной выдержке Раджека. Он в ответ на зачитывание откровенного насущного бреда даже бровью не повел. И то, что вообще-то он был в самом настоящем тихом ужасе, ей знать необязательно. Франкенштейн молча гордился своими постояльцами, которые не посрамили его честь, не пидманули и не подвели, и утирал скупую отеческую слезу. А комиссия, на поверку оказавшаяся, вражескими кромбельскими засланцами, была сурово наказана моральными травмами от благородных и физическими – от модицифицированных.