Balance

— Арсений, нам очень жаль, но, чтобы вылечить или хотя бы попытаться сделать это, нужны деньги, большая сумма, — доктору на самом деле неприятно это говорить, что скрывать, он не любит эту часть своей работы, а кому понравится говорить столь неприятные слова для каждого. — Но шанс, ведь, есть? — надежда не покидает молодого человека, который так усердно старается вылечить свою маму от рака. — Шанс есть всегда, но все зависит и от Анны Григорьевны. Я вас предупредил, простите, но мне уже пора, — мужчина слабо улыбнулся и повернулся спиной к парню, чтобы идти к другим пациентам, но его остановил тихий голос шатена: — Спасибо, — Грановский пытался сделать голос не таким сломанным, все-таки этот человек самый понимающий из всех, кого только видел Арсений в этих стенах; мужчина повернул голову в сторону сына пациентки и слабо улыбнулся, качнув головой в знак понимания. Стерев слезы с лица, Арсений заходит в палату матери, напротив которой он стоял все это время: — Хей, мам, — тихо говорит парень, присаживаясь на край ее кровати. — Сынок? Разве у тебя сегодня не важная репетиция? — Анна Григорьевна медленно перекладывает свою ладонь на ладонь сына. — Она не такая важная, как ты, — Грановский хочет прижаться щекой к щеке мамы, но боится сделать что-то не так. — Арс, ну я же просила не забрасывать балет из-за меня, — она с самого детства готовила Грановского младшего к покорению вершин в балете, и никакая болезнь не поменяет намеченного пути. — А кто говорил, что я его забрасываю? — тихо спрашивает парень, поглаживая большим пальцем тыльную сторону ладони матери, пусть у него и были такие мысли. Но сейчас их нет, — вот, скоро должны раздать роли. — У тебя есть предположения насчет своей? — Анна Григорьевна была бы безумна рада, если бы ее сыну дали бы главную роль, но Арсений не хочет давать ложные надежды, поэтому отвечает: — Пока нет, мам, сегодня должны сказать. — А когда репетиция? — Через пол часа, — Арсений зажмуривается по привычке, потому что, если бы Анна Григорьевна не была бы так слаба, ее громкий голос услышал бы каждый на этом этаже. — Арсений! — да, хорошо, это тоже было не тихо. — Ухожу, — Грановский встает быстро, чтобы не злить и не волновать маму, — До завтра, — после хлопка двери за спиной, Арсений садится на лавочку недалеко от палаты, тихо говоря себе под нос: — Мне так хочется прижаться к тебе, но ты, даже за шаг до смерти, остаешься непреступной. Просидев еще половину часа, Грановский все-таки отправляется на тренировку, пусть даже добираться до театра столько же, сколько он просидел в больнице.  — Вы только посмотрите, кто пришел, — Ольга Александровна останавливает весь процесс, чтобы «поприветствовать» опоздавшего. Родной танцевальный зал поприветствовал тихой музыкой, льющейся из фортепьяно, ярким электрическим светом, до боли любимые пуанты. Кордебалет встретил его ехидными усмешками, гордо поднятыми подбородками. Это территория хищников, лишь за один неверный шаг тебя растерзают, не смутившись. Грановскому нравится это. Здесь он может чувствовать себя, как рыба в воде, под пристальными взглядами. — Чего встали? Продолжили прогон, — прикрикивает балетмейстер, — а ты, мой ненаглядный Грановский, подойди сюда, — ее голос кардианально изменился — она давно поняла, что с одним из лучших танцоров из ее труппы нужно быть более терпеливой. — Да? — Арсений даже не смотрит на Ольгу Александровну, поправляя прическу, которая изрядно потрепалась из-за переодевания в спешки. — Пока тебя не было, мы разобрались с ролями, — из далека начал балетмейстер. — Не тяните, Ольга Александровна. — Роль Принца Зигфрида твоя, если ты будешь заниматься следующие две недели вместе с подтанцовкой, — балетмейстер выжидающе смотрит на Арсения, пытающегося набрать больше воздуха в легкие: — Я согласен, — а Арсений и не утверждает обратное, для этой роли ему нужно снова начать заниматься так же, как и до болезни матери. — Если с ней ты справишься, твоя следующая роль будет Принц из «Спящей Красавицы», — Ольге Александровне точно не хочется лишиться лучшего танцора на Страстном. — Я понял, — Грановский разворачивается к выходу. — Ну и куда ты? — балетмейстер еле сдерживает злой тон. — На личную тренировку, — бросает шатен перед тем, как скрыться за дверью. Никто, кроме личного тренера Грановского, не знал, что в тот день он трудился так, как никто в этом зале не трудился. Лишь под предлогом забыться. Эти две недели прошли незаметно для Арсения, но не для его матери с прогрессирующейся болезнью. Занятый вечными тренировками, Грановский младший успевал лишь звонить матери между изнурениями. Не тот угол — заново, не дотянул — повтор, устал — еще упражнения. Но вот настал день выступления. Грановский сидел по середине сцены, разглядывая ряды из кресел — Ты справишься? — Ольга Александровна подходит к парню, его нужно предупредить; Арсений кивает, конечно он справится. — Не хотела на тебя давить, но на спектакле будут критики, очень важные критики. Сегодня решается твоя близжайшая жизнь. Ты должен блистать. А у него и нет другого варианта. Третий звонок. Увертюра Чайковского потрясает мощной силой и красотой звука. Первый акт. Сцена охоты принца Зигфрида. Грановский был совершенно преображенным. Принц. Настоящий. Мягкая улыбка на лице, вздернутый подбородок. Появляется Черный Лебедь, лишь от одного взгляда на него, по коже мурашки. Принц Зигфрид тянется к ней, но оказывается обманутым, на месте лебедя снова колдун. Принц сходит с ума. Точка. Точка. Па. Адажио. Девелоппе. Ретир. Прыжок и… темнота! Первое, что видит перед собой Грановский — мутные серо-голубые стены, от которых веяло холодом, несильно, но почувствовать можно. — Ты уже проснулся? — достаточно детский голос прозвучал откуда-то из темноты, но Арсений упрямо пытался разглядеть человека. Ну, а кто еще умеет разговаривать? Но если так подумать, он исчезает со спектакля, появляется где-то, где холодно… после такого можно и в сказку поверить; шатен слышал приближающиеся шаги, но никого до сих пор не было видно, вдруг, откуда не возьмись появилось голубое свечение, на столько яркое, что Грановскому ничего не оставалось, как зажмурить глаза, просидев так некоторое время, он все же решается открыть глаза и не видит никакого яркого света, лишь девочка-подросток рядом, которая протянула руку в дружелюбном жесте: — Герда. — Арсений Грановский, — слегка пожал хрупкую ручку девочки, которая с интересом разглядывала его одежду. — Ты работаешь в театре? — Герда с осторожностью дотрагивается до костюма на Грановском. — Да, балероном. — То-есть ты исчез прямо со сцены? — девочка заливисто смеется, когда парень положительно кивает. — Что же будет, когда я вернусь? Сегодня было выступление, которое могло изменить мою жизнь в лучшую сторону, — от неизбежности Арсений запускает свою пятерню в волосы, портя при этом укладку. — О, да, твоя жизнь изменится, — милый смех девочки не прекращался, — и это будет в лучшую сторону. — Откуда ты это знаешь? — парень недоверчиво посмотрел на девочку. — А ты думаешь, что первый здесь? Ко мне часто кто-то приходит, но вот встречи с тобой я рада больше всего. — Это почему? — парень выпрямился в спине, если жизнь изменится в лучшую сторону, то он не против побыть тут немного. — Я люблю балет, но сейчас у меня нет возможности его посещать. — Почему же он тебе нравится? — Балет — отличная почва для размышлений, отсутствие реплик и классическая музыка, мысли звучат будто чище, — Герда мечтательно прикрыла глаза. — Так вот почему они смотрят таким потерянным взглядом? — оба засмеялись, — знаешь, если у тебя получится вернуться вместе со мной, я бы сводил темя на балет не один раз, — в ответ на это Грановский был «немного» оглушен счастливым визгом. Прошло достаточно времени после той «сказки», в которую окунулся Арсений, но, вернувшись назад, все было не так прекрасно и счастливо — доктора ничего не смогли сделать с болезнью Анны Григорьевны Грановской. Но сейчас Грановский младший выступает в Большом, а его Герда ходит почти на каждый спектакль. Стоит трудиться и жить ради счастья в будущем.