Вода вниз

      Кран в душевой кабинке открыт до предела. Кошатница подставляет затылок под летящие струи. Точно сумбурно выдуваемое стекло, вода застыла в воздухе прозрачной пеленой и в тоже время потоками стекает вниз. Слёзы смешиваются с бегущими хрустальными дорожками, их как магнитом тянет туда, к ржавому сливному отверстию, по трубам, всё ниже и ниже. Через трещины в водопроводе в заплесневелый фундамент, к костям что почти истлели, оттуда в землю к корням деревьев. Вниз, вниз и снова вверх. Из груди рвется глухой вой. Пусть он тоже уйдёт, вместе с чувствами, вместе с болью, невыносимой тоской. Вниз. Вместе с водой. Сколько в Доме таких же как она, в это мгновенье сливает свои чувства в воду? Солёные слёзы в затхлой земле. Удивительно насыщенный коктейль. Всё что может вместить и растворить в себе нейтральная жидкость. Сколько чужих слёз перемешено в этом потоке? Нет, сейчас не надо о них!       Кошатница одинока всю свою жизнь, под ворохом одеял выдуманных историй, окруженная лишь бредом собственного больного воображения. Она сипло кричит в сливное отверстие: "Я не хочу одна! Понял?! Где ты?! Где все вы?.. Мать вашу?!!" Начинает кашлять, её трясет от беззвучных рыданий. Дом пуст. В нем нет никого кроме забывчивых призраков и галлюцинаций, порожденных истосковавшейся по любви душой Кошатницы. Может быть, есть кто-то ещё, но не с ней. Всегда где-то вовне, Там, а не здесь.       Русалка, что помогала Маме кошек забраться в душевую кабинку, интересно, она сейчас тоже плачет? "Хотелось бы... Убежала со всех ног, как только волосы дверью не прищемила, удивительно! А глаза у нее рыбьи, бесят в последнее время просто невероятно. Будто-бы и нет Русалки рядом, а вместо себя она выдаёт раз за разом волосатый ходячий чехол. Ты её раздражаешь, пытаешься ужалить побольнее, а она смотрит глазищами водянистыми, не моргая, словно и не понимает, что над ней издеваются. Вот и пусть теперь бежит к Ним! Пусть Они её утешают! А Кошатница... Кошатница одна!! Всегда одна, будьте вы пр..." — она прикусывает язык, зажимая последнее слово зубами накрепко, не давая ему шанса вырваться. Опускается на пол кабинки и заходится новым потоком рыданий.       Её руки — перекрученные, сухие ветки. Ноги — обглодыши мёртвых корней. Струи воды ласково бьются в спину и размягчают иссохший каркас. Смывают с пня старую паутину и труху. Помогают забыться.

***

— Рус, давай сегодня вот тем шампунем? Ага, этот, с тимьяном и мёдом. Он у тебя отлично получился. Такие душистые, летние ароматы. Русалка смывает пену с волос Кошатницы, нежно перебирая маленькими пальчиками, как продолжение самой воды, как ласковое прикосновение природы. Мама кошек закрывает глаза. Ей кажется, что она плывёт на спине по течению реки, водяные лилии и кубышки тихонько задевают её плечи и щёки, пушинки белёсых облаков проплывают над головой по волнам лазурного моря. Безмятежный покой. Все мысли уносятся вниз по течению, обгоняя её тело — сухую коряжку. Все пустое... Все пройдет... Как вода... Кто-то ткнулся в руку Кошатницы, рыба вильнула хвостом, блеснула чешуя...

***

На пакете сухая рыбья кожа с блёклыми кругляшками чешуек. Почти такие же пытаются её отодрать: тоненькие гнущиеся ноготки царапают рыбью тушку, пальцы дрожат и поджимаются к запястью, пытаясь спрятаться, будто от боли... — Ну что же ты остановилась? — голос Кошатницы вкрадчив, от него невозможно скрыться, слова вливаются в уши горячим сиропом. Кошачья мама умеет. Только это она и умеет. — Я соскучилась по рррыбке. Ну, почисть мне её, скорее! Махонькие пальчики силятся ухватить кусочек кожи с чешуёй, обезглавленная вобла падает с коленей Русалки на матрас. — Что с тобой в самом деле? Тебе даже не надо отрывать голову, я её заранее откусила, позаботилась о тебе. Ну?! Нее, чисть же! Интересно, представляла ли Русалка, что сдирает кожу с самой себя или с своего собрата, сестры? Заплачет? Да, заболоченные омуты полны воды, потоки вот-вот выплеснутся за пределы пушистых ресниц. Ну и поделом! Должна же быть плата за ходячие ноги?! За то, что девчонка вот прямо сейчас спрыгнет с матраса и убежит. Туда. К Ним. А Кошатница останется одна...       Старая облезлая ведьма собирает дань за своё одиночество. От внимательного кошачьего глаза ничто не ускользнёт. Чуткий нос всегда уловит аромат случки. Вибриссы-антенны поймают волны нежности и тепла. Вот только осточертело быть наблюдателем. Немым пушистым наблюдателем! ...Кап-кап, кран в раковине роняет слёзы мерно, как метроном. Табаки трепетно отделяет прядь волос Русалки, ту, что с вплетёнными колокольчиками, и тихонько позванивает ими. Смотрит печально и рассеянно, фигурка сгорбленного старичка, тянет лапки: — Русалка, обними своего горемычного разнесчастного друга, бедняжечку! ...Рыжий подтягивает Габи ближе. Она почти соскальзывает с подоконника, но Рыж крепко держит её за бёдра. Пятки Длинной упёрлись Крысиному вожаку в задницу, его штаны сползли вниз. Видна тёмная выемка между ягодицами, огненные волоски выше ямки намокли, дорожка пота вниз, огибая выпирающие позвонки. Ноги Габи, как лапы самки богомола, коленки торчат широко в стороны, сотрясаются от ударов Рыжего. И голая пятка в дырявом чулке ещё крепче прижимается к его заду. Длинная томно скалится и закатывает глаза. Тела горячи также, как раскаленная батарея под подоконником. И в ней тоже вода. ...Крыса сползла ниже, полулегла, уткнулась макушкой в плечо Слепому. Смотрит недоуменно на свою руку, под ногтями алеет кровь. Она шевелит пальцами, словно лапками перевернутого на спину насекомого, глядит с внезапным отвращением. Вздрагивает и отдергивает руку, отряхивая её. В прачечной напротив Крысы и Слепого крутятся три шара-иллюминатора стиральных машин. Слепой прислушивается к шуму стальных барабанов. Танец мокрой ткани и струй. Пальцы Слепого подхватывают мелодию. Водяная паутина сворачивается в круг. ...Из водосточной трубы льется прозрачная ртуть. Влажный асфальт пахнет прибитой пылью. Слишком много огня. Умытое солнце, Рыжий и Рыжая. Она машинально стряхивает грязь с его штанины, он силится взять её за руку, но ладонь останавливается на пол пути и безвольно опускается вниз. Пальцы судорожно сжимаются, косыми линиями проступают старые шрамы на коже. Нитяной браслет на запястье совсем как у Рыжей. Две бусины на его завязках бьются друг о дружку, и возвращают боль в сердце Кошатницы, что подхватит и унесет вода с СероДомной крыши. ...Шакал Табаки запрокинул голову навстречу дождю. Вечер. Капли и слёзы вниз по щекам. Посеребрённые светом уличных фонарей, стекают и скапливаются в желобках его немаленьких ушей. Широкая горько-острая усмешка. В уголках рта бесчисленные тропки-морщинки СероДомных судеб, вся боль и счастье, что может выдержать сердце. Память всех дорог и проклятье одиночества. И их тоже смоет вода.       Мокрый серый кот под крыльцом. Кошатница плачет вместе с Шакалом. Всё пустое... Всё пройдёт... Пока вода не станет стеклом.