Часть 1
18 сентября 2018 г., 10:59
Я тебя ненавижу.
Весь ваш блядский род утюгов на ножках презираю и желаю скорейшей утилизации. Ебучий технологический прогресс убежал слишком далеко. Вы матрицу не смотрели? Страх потеряли? Видимо да, так как я не могу найти адекватного объяснения тому, что сейчас происходит с умами людей, которые допускают робокопов к всякого рода занятиям, вплоть до секса. Вы бы ещё тостер выебали, честное слово.
Я и тебя ненавидел, когда ты приперся в «пятый по счету бар» и пролил моё ебучее виски. Когда смотрел своими стеклянными темными глазами на меня с бестрассным выражением на лице и что-то говоря об обязательствах, и безысходности данной ситуации. Тебя облизывающего вещдоки и вызывающего отвращение. Тебя орущего на андроида в допросной и пялящегося на себя в отражении. Ты же у нас железо, ебливая сталь, бронь-машина, последний прототип, еблише Киберлайф, но никак не мозгов. На мои возражения всем было насрать и тебе в первую очередь. Ведь:"Лейтенант, можно личный вопрос?»,"Лейтенант, как зовут вашу собаку?»,"Я люблю собак.» — не пизди, ты не умеешь.
Зато умеешь искуственно улыбаться и не менее искуственно подмигивать своими ебучими глазищами, больше похожими на озёра. Щуриться и хмуриться, постукивать пальцаии по чему угодно «просто так». Вытворять финты монеткой и смотреть обиженно, когда я отнимаю начинаю играть сам.
Ты вечно что-то скрываешь, подвисаешь анализируешь все, к месту и не к месту. Все тебе вредно и это вовсе не забота, это бядская программа соц.адоптации. А мне все мерещится, что это человечность, а следовательно девивиация.
Все ебнулось под откос, когда ты не пристрелил шлюху андроида, как там её Трейси. Я тогда допустил, что все, что ты вояешь своими слишком красивыми руками без отпечатков пальцев искренне. Одно маленькое допущение и всё побежало по пизде. Свисающая прядь стала красивой, жесты более человечными, я стал искать в тебе человека. А искать, как выяснилось, было нечего.
Ты говорил, что ты машина, что ты не боишься смерти, что тебе не может быть страшно, но почему там, в той телебашне, ты звал меня так, как будто совсем нехотел умирать? Почему не прикончил девчушку Хлою ради дела?
Потому что не смог.
Потому что это была эмпатия, а ты же у нас стоически не признаёшся, как партизан, молчишь и всё отрицаешь. Паразительнаюое упрямство.
И знаешь, что самое странное? Я стал меняться. Я стал меньше курить и жрать эти чёртовы бургеры перестал. Я заплатил за салат десять баксов и я клянусь тебе, в жизни не возьму больше этой травы с мерзотным оливковым маслом в рот. Я стал чаще улыбаться тебе. И в целом улыбаться. Я стал чаще удивляться, что все слишком цеклично, что стоит поменять что-то, как говорится во всех этих треннингах личностного роста. Я блядь занялся спортом, это же пиздец!
Я стал реже думать о сыне. Но всё чаще о тебе.
А когда я увидел тебя во сне в разных непотребствах с моим участием я понял, мне пиздец.
Ты пришел и все поменял своими дурацкими позами, арматурой в спине непониманием, куда запихиваются инструкции и наивностью пятилетки.
Со своими ямочками и веснушками. Влюбился в улыбку, а пришлось брать всего человека.
Человека.
Как часто я тебя просебя так называю.Радуюсь, что не опускаюсь до уменьшительно-ласкательных словечек.
Зато в лицо я тебе «тостер». Я тебе тычки и подзатыльники, а ты мне «вам следует употреблять меньше алкоголя». Веду себя как пацан, ей богу, который дёргает свою даму сердца за косы.
Ты весь такой добрый, весь такой, я блядь не знаю какой. Любящий.
Когда же мне показалось, что ты смотришь так же, как и я? Когда ты полтора часа играл с Сумо? Или когда ты приносил мне кофе? Я уже не помню, да и не хочу помнить.
Я тогда тебя притянул к себе за затылок с такими мягкими волосами. Они всегда немного вились и, как выяснилось, всегда были как шёлк на ощупь. Ты не понимаешь, чего я хочу, только несколько секунд, пока не оказываешься в плотную ко мне. Не мигаешь алым диодом на виске.
Ты не шевелишься, а я сейчас разрыдаюсь. Я зажмурился.
Ты поднял руки. К моей груди.
Ты толкаешь меня изо всех сил от себя.
Утираешь рот и смотришь так, как будто тебе было прмятнее лизать кровь нарколыги месячной давности с ножа, чем-то, что сделал я.
Я смотрю в твои стеклянно-пустые глаза, а ты орешь, истерично и злобно, что это омерзительно. Надрывно рычишь о том, что это не нормально, что ты машина и что если я принял твою программу за чувства, то это самообман и нечего тешиться, не ребёнрк ведь, а взрослый мужчина.
-не делайте так больше, Лейтенант.
Почти шепот. Звучит как тишина после той кавалькады криков в мой адрес.
Ты уходишь.
Куда, зачем, я не знаю.
Внутри так же пусто как после смерти сына. Только в разы больнее.
Я обезумел. Отчаянее иссекло меня и заставило бежать за тобой, оборачивать всех встречных, хоть чем-то похожих на тебя. Я искал тебя на каждой чертовой улочке этого треклятого города.
И не нашел.
Остался один путь -наверх по этажам заброшенного недостроя. Так странно, нет страха когда я пробежал пролет двадцатого этажа. И сомнений нет. И вообще ничего скоро не будет. Внизу шумит неон.
А я оглох нахрен от всей этой хуевой тучи чувств к тебе, тостер.
Терять нечего, а идти до спокойствия всего ничего-пол шага.
Не знаю с левой или с правой.
Ты знаешь, а давай, посчитай мне вероятность того, что я тебя увижу на том всете.
Все о тебе напоминает чем-то личном, теперь уже не нужным. Не нужным тебе, а значит и мне.
Ты посчитай.