Turf Tears and Toblerone

…мой отец ненавидел людей… Каждую ночь он забивал лошадей.

Каждую ночь. У него болит живот каждую ночь так, что ему кажется, что вот уж в этот раз он точно умрёт. Но он не умирает. Жгучая боль грязными иглами дикобраза разливается по телу, поднимается вверх и впивается в сердце так, что он едва может дышать. И повсюду этот отвратительный запах торфа, от которого его вот-вот вырвет, но каждый раз, как он склоняется над раковиной, изо рта вытекает только слюна... Он молчит. Он нелюдим. Никому не рассказывает о том, что каждую ночь выходит на балкон с сигаретой в руке и пустотою в глазах. Курить нельзя. Это вредно, он знает. Это может помешать ему на тренировках, ведь в легких оседает смола. Сохранять ровное дыхание при беге становится все тяжелее и тяжелее. Но если бы он просто курил! Уж лучше смола в легких чем этот отвратительный всепоглощающий запах торфа. Он сводит с ума. Лучше задыхаться от табачного дыма, чувствовать, как протестующе сжимаются лёгкие при каждой затяжке, отплёвываться и смотреть на то, как тлеет в темноте догорающий фильтр... чем слышать хрип умирающих лошадей, видеть их подернутые пеленою боли закатившиеся глаза и задыхаться от жуткого смрада торфяников. Слёзы наворачиваются на глаза, он раздраженно смаргивает их и снова затягивается. Его тошнит. Очень сильно тошнит. Тошнит так, что перед глазами все плывёт, а голова гудит, и сердце заходится «бум-бум-бум». Каждую грёбаную ночь. Он предпочитает жить в дали от людей, чтобы не ловить на себе полных недоверия косых взглядов. Он не боится показаться им странным или привлечь к себе лишнее внимание. Ему вообще-то всё равно. Такие, как он, обычно отталкивают. Сначала настораживают, а потом отталкивают, потому что люди не любят вникать в чужие проблемы и неприятности. Им и своих хватает. И Марио не видел никакого смысла особенно сближаться с кем-то из клуба или из сборной. Не видел смысла переубеждать их в чём-то или доказывать что-то. Его вполне устраивало обычное «Привет-привет» и дальнейшее молчание. На тренировках он выкладывался полностью и вместе с командой делил радость побед и горечь поражений, но на послематчевых вечеринках всегда делил место со стаканом виски и своими мыслями. Никто толком и не замечал, когда он уходил. Марио просто сливался с окружающей обстановкой, словно Бетмен, а затем бесшумно исчезал, никого не обременяя ни своим обществом, ни своими проблемами. Ни в сборной, ни в клубе никто толком и не мог ничего сказать о нём, кроме как того, что он хороший игрок на поле и довольно замкнутый человек, к которому нелегко подступиться. Марио вполне устраивали такие отзывы о нём. Да даже если бы товарищи по команде вдруг вышли за рамки кодекса вежливости и назвали вещи своими именами – сказали бы, что он законченный псих, и его силуэт, виднеющийся в черноте ночи, пугает до дрожи в коленках, вряд ли бы его это задело. Он знал, что о нем думают другие и не собирался их переубеждать. Псих, значит псих. Из сборной пришлось уйти, после того как глубоко ночью, как раз перед матчем финала – самым последним матчем Чемпионата Мира, Ракитич застал Марио ходящим по коридору с остановившимся взглядом и бормочущим себе под нос какие-то страшные стихи. Поражённый Иван замер возле лифта и во все глаза смотрел на то, как Манджукич измеряет шагами длину коридора и напевает что-то в странном стиле: ...Я в конце тоннеля не видел света... скоро опять наступит лето... ...Я не здесь, я остался где-то... ...Я ненавидел людские толпы, мою душу разорвали волки... На очередном резком развороте, когда Марио, определённо не видя ничего перед собой, прошёл в каком-то полуметре от Ивана, Ракитич резко схватил его за плечо, разворачивая к себе. Обычно всегда воинственный Манджукич, которого не напугала даже зажженная петарда, в панике дёрнулся прочь от прикосновения, широко распахнув глаза, и отпрыгнул от товарища по команде метра на два. Этот остановившийся взгляд неестественно расширенных зрачков напугал бы кого угодно, тем более не отличавшегося храбростью Ракету. Взгляд Манджо метался, как зверь по клетке, словно Марио ни за что убил человека, а Иван стоял в самом центре невидимой кровяной лужи. – Да ты псих! – отпрянул от него в свою очередь Ракитич. – Ты под допами что ли?! – Да... под допами, – согласно кивнул Марио. Неровное дыхание со свистом выходило из груди хорвата, его всё ещё потряхивало, и Ракитич, к своему изумлению уловил отчетливый запах табака. – Ты ещё и обкурился, придурок?! – воскликнул он вне себя. – Счастье твоё, что это я тебя встретил, а не Далич. – Что ты хочешь за своё молчание? – Марио опёрся о стену, явно с трудом держась на ногах. По-хорошему ему не стоило покидать номер в таком состоянии, но прохлада коридора, создаваемая кондиционерами, немного успокаивала бешеный стук сердца, а от нашёптывания стихов, которые он придумал ещё в детстве проходила тошнота. …плевать, пусть Ракитич думает, что он под допингом. – Ты должен уйти из сборной. – твёрдо и с явным презрением произнёс Иван. – Не хватало нам только из-за таких, как ты, быть дисквалифицированными в шаге от победы. – Хорошо, я объявлю о своём уходе, – кивнул Марио. – Это всё? – Не попадайся мне на глаза. Иван толкнул его плечом, проходя мимо, и хлопнул дверью номера. Этот звук ещё долго отдавался у Марио в голове, пока он сидел на лавочке перед отелем и просто смотрел в небо. Они взяли серебро на Чемпионате Мира, и он объявил о своём уходе из сборной – просто стечение обстоятельств. Всё продолжалось, пока не появился он. Кьеллини позвонил ему в один из вечеров, потому что Марио не было ни в одном чате, сказал приехать на тренировку пораньше, потому что у Аллегри для них какое-то важное объявление. «Роналду переходит в Ювентус» – вот оно о чем. Марио пожал плечами: – Мне всё равно. Одним игроком больше, другим меньше. Ему и правда было все равно. Роналду наверняка отлично сойдётся с Дибалой, из них выйдет отличная связка двух форвардов, а его сместят на скамейку. Марио только надеялся, что не пожизненно. Конечно, тридцать три это солидный возраст для футболиста, но уходить на пенсию в ближайшие пять лет в его планы не входило. Это произошло перед выездным матчем с Кьево, дебютным для Криштиану. Марио опять не мог найти себе места, крутился в кровати, мерил шагами длину своего ночлега. Открывал минибар, закрывал. Наконец, сдавшись, хорват выудил из рюкзака пачку сигарет и зажигалку и вышел на балкон. Звёзды холодными фонарями светили на чёрном решете неба. Задувал холодный ветер, и оранжевый язычок пламени загорался у него в руках всякий раз, когда Марио бездумно щёлкал зажигалкой. – Сигареты не будет? – раздалось внезапно откуда-то с боку, и Марио вздрогнул. На балконе рядом, отделённый лишь полуметровой перегородкой стоял Роналду. – Я не курю. – Марио невозмутимо отвёл взгляд и снова уставился на небо. – Я тоже, – Криштиану пододвинул стул поближе к перегородке, разделяющей их балконы и сел. – угощайся, – протянул он хорвату коробку шоколада через перегородку. – Это что? – Toblerone. В аэропорту купил. – Криштиану ободряюще улыбнулся, – Попробуй, нервы успокаивает. Это же гормоны радости. Марио из вежливости отломил маслянистый треугольничек и отправил в рот. – У меня и чай в номере есть. – не замедлил сообщить Роналду. – сейчас принесу. – Да не надо... – начал было Марио, но новичок Ювентуса уже упорхнул за дверь и вскоре снова появился с термосом и двумя одноразовыми стаканчиками в руках. Перегородка балкона оказалась не таким уж и плохим столом, как выяснилось – уже через несколько минут на ней лежала начатая пачка Toblerone и стояли наполненные горячим чаем стаканчики, от которых вверх поднимались паутинки пара. Так и не открытая пачка сигарет и зажигалка остались лежать в кармане, а Марио и Криштиану стояли друг напротив друга, опираясь на балконную перегородку и ждали пока чай немного остынет, чтобы тонкий пластик стаканчиков не обжигал руки. – Волнуешься перед матчем? – спросил Роналду спустя несколько минут тишины. – Нет, с чего бы? – Марио задумчиво наблюдал за паром, что поднимался вверх от его стаканчика с чаем и растворялся в ночном воздухе. – А я волнуюсь, – честно признался лучший футболист Реал Мадрида. – Всё-таки дебютный матч. – Волнуешься, что не забьешь? – ухмыльнулся Марио. – Или что оставят сидеть на банке? – И то, и другое вместе. Роналду пропустил колкость мимо ушей и пригубил чай. – Можно пить, уже не кипяток. – вынес вердикт он. Марио кивнул в ответ, в свою очередь беря в руки стаканчик с чаем. Неприятный ком все ещё сдавливал горло, но запах торфа, который обычно можно было вытравить лишь более крепким запахом табака, ушёл. В матче с Кьево ни одному из них не удалось отличиться голами. Роналду просто не везло, хотя он и отыграл все девяносто с лишним минут, а Марио вышел на замену, но тоже был не особо полезен на поле. Этот матч Ювентус выиграл трудами полузащитников и защитников. Вечер перед матчем с Лацио они так же провели вместе, вот только на этот раз Криштиану осмелился перелезть через перегородку балкона, а также перетащить с собой чай и новую пачку шоколада. Чёрные треугольники Toblerone почему-то всегда ассоциировались у Марио с клыками акулы. Он никогда не был особым любителем сладкого, особенно шоколада, но эти маленькие знаки внимания от мало знакомого пока товарища по команде Марио находил весьма милыми, хотя и странными. То, что делал для него Роналду шло вразрез со всем, что он слышал о португальце. «Самовлюблённый нарцисс», «Законченный эгоист», «Влюблённый в себя идиот», «ЧСВ выше крыши» никак не подходили под то, как вёл себя Роналду с новой командой. Криштиану выкладывался на тренировках даже больше остальных и не потому, что пытался показать свою крутость, а потому что пытался стать максимально полезным новой команде. Португалец старался обходить стороной вопрос о причине ухода из Реал Мадрида, что само собой наталкивало на мысли, что это мог быть и не полностью добровольный шаг. В игре Роналду подстраивался под манеру игры команды, много ассистировал и страховал товарищей по клубу в тех моментах, когда мог бы забрать инициативу себе и просто вколачивать мячи в чужие ворота. А ещё он очень красиво улыбался. Марио однажды поймал себя на мысли, что сам невольно улыбается, когда встречается взглядом с Криштиану, и почему-то преследующий его повсюду запах торфа начал замещаться ароматом горячего чая с бергамотом и хрустом шоколадной плитки. Роналду не лез в душу, ничего не спрашивал, никого из себя не строил. Просто почему-то перед каждым выездным матчем, их номера оказывались рядом, и Криштиану приходил к Марио, неизменно приносил чай и шоколад и просто сидел рядом, улыбался в ночной тишине. И от тёплой, какой-то уютной улыбки, сердце хорвата невольно замедляло свой бешеный стук. Рёв крови в ушах затихал. С каждым проведённым вместе вечером, двое футболистов неосознанно все ближе и ближе пододвигали стулья, пока в одну холодную звездную ночь Марио не ощутил тёплое удивительно надёжное плечо Роналду рядом. Они сидели бок о бок. Он ещё ни разу не прикасался к португальцу так. Конечно, они неоднократно касались друг друга на тренировках, сталкивались на матчах, когда ещё играли в разных командах. Но никогда не соприкасались друг с другом так. Поймав на себе ободряющий взгляд португальца, Марио всё-таки поддался первоначальному порыву и склонил голову на его плечо, устраиваясь поудобнее. Есть люди уютные, как дом. Криштиану, как ни удивительно, оказался как раз таким для Марио. Всегда тепло улыбающийся, он излучал спокойствие, и в его биополе, Марио даже не требовалось глубоко дышать и нашёптывать про себя стихи, чтобы унять тошноту. Это тепло само укутывало его, как большой шерстяной плед, и не пропускало через себя монстров прошлого. А ещё одним вечером, после матча с Пармой, Марио, перед тем как вернуться в отель, решительно подошёл к урне, чтобы раз и навсегда избавиться от пачки сигарет и зажигалки в кармане брюк – последних цепей несчастного детства. Однако, выкинуть их оказалось не так-то просто. Словно застывшая смола, они намертво прилипли к его ладоням, и Марио невольно почувствовал укол страха – а может быть оставить их как талисман? И только ощутив знакомую тяжелую ладонь на своём плече, Марио смог разомкнуть пальцы, и бумажная пачка сигарет с гулким стуком упала на железное дно мусорки. «Мы справимся» – читалось в тёплых карих глазах Роналду, и снова эта улыбка. Криштиану чуть стиснул Марио за плечо и отступил. Всё, никто не заметил этого невесомого тактильного контакта, никто кроме них двоих. Этих нескольких секунд обволакивающего тепла, запаха чая с бергамотом и шоколада карих глаз было для Марио достаточно, чтобы понять – тьма мусорной корзины поглотила смолу прошлого окончательно. Они не поехали в отель. Приятная физическая усталость после мачта прошла, и Криштиану с Марио решили посвятить этот вечер маленькому, но безумно красивому городу Парме. ...и пролилась кровь на ковёр, на рукав, на стены Тетива гудела, повсюду летали стрелы... Ребёнок с соседней комнате не спал, он кричал, пока его мать в аду горела... Криштиану крепко держал его за плечи, позволяя кричать в глухой мрак итальянской ночи. Он не называл его ни психом, ни придурком. Не хватал его и ничего не требовал. Он просто бережно обнял его, сгрёб в охапку и крепко держал, позволяя кричать, кричать и кричать, а когда у Марио кончились и воздух, и слова, Криштиану прижал его к себе, зарылся пальцами в жёсткие короткие волосы и вытер тыльной стороной ладони жгучие невыплаканные слёзы, все скатывающиеся и скатывающиеся по бледным острым щекам хорвата. – Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. Я рад, что ты смог рассказать мне. – Спасибо что выслушал. В последнем матче серии А перед стартом Лиги Чемпионов, турнира Роналду, как её шутливо называли спортивные журналисты, Криштиану наконец «распаковывается». Он заколачивает в ворота Сассуоло мяч за мячом, в то время как Марио, в запальчивости укусивший одного из игроков команды соперника, отсиживается на скамейке запасных. И Марио искренне радуется каждому голу нового одноклубника, как своему собственному, потому что эти веселые искорки в глубине карих глаз и сверкающая улыбка, способная затмить даже самые яркие прожекторы на стадионе, освещала не только стадион Турина, но и его израненную душу. С каждым днём, с каждым проведённым вместе мгновением глубокие царапины внутри затягивались. Тёплый взгляд карих глаз Роналду согревал Марио изнутри, подобно бергамотовому чаю, который португалец заваривал для него каждый вечер. А смуглые, сильные руки португальца, обнимающие Марио внезапно для него и незаметно для окружающих, напоминали хорвату своим цветом плитку шоколада... Он до последнего не верил тому, что происходит между ними, но первый матч Лиги Чемпионов доказал всё. Тридцатая минута. Красная карточка. Марио видит растерянные, полные отчаяния глаза Роналду. И этот взгляд, эта гримаса боли, они так не идут ему. Они вызывают когнитивный диссонанс у Марио в душе и разрывают сердце гораздо сильнее хрипов забиваемых насмерть лошадей, но Манджукич ничего не может сделать, потому что как в старинной английской пословице: «Гость умер, уберите один прибор и несите второе», игра продолжается, просто вдесятером. Они выигрывают этот матч, но радости от победы никакой. Скорее, они выдержали серьезную битву и понесли большие потери. Роналду находится в раздевалке. Одинокий, подавленный. И где хвалённый буйный темперамент? Почему же он не кричит и не бьет дверцы шкафчиков, как говорили ребята из Реала? А Марио не может смотреть на эти поникшие сутулые плечи и всклокоченные волосы. Из его тёплого португальского солнца, гревшего его в самые холодные чёрные ночи, выпустили все силы. Ребята по очереди обнимают его, Аллегри говорит что-то про аппеляцию, но этот пустой взгляд обычно таких живых, наполненных эмоциями глаз Криштиану, красноречивее любых слов подсказывает Марио, что все это – не то. Раздевалка пустеет по мере того, как бьянконери расходятся, и вот они остаются вдвоём. Марио дожидается, когда дверь захлопнется за последним человеком, и бесшумно садится рядом Роналду. Криштиану невольно вздрагивает, когда Марио обнимает его, прижимаясь поближе, и поднимает взгляд на одноклубника, уловив слишком знакомый шорох обёртки шоколада. – Всё что нас не убивает, делает нас сильнее, помнишь? – Марио впервые в жизни улыбается так же тепло и ярко, как это много раз делал для него Криштиану, и протягивает португальцу коробку шоколадных треугольников. Губы Роналду дрогнули в подобии улыбки, и он послушно отломил один треугольничек и отправил его в рот. – Помню, – почти шепотом произнёс он, словно кто-то мог их подслушать помимо опустевших шкафчиков, да брошенного кем-то забывчивым полотенца. – Иди сюда. – ещё тише, едва слышно. Марио послушно подаётся вперёд, с трепетом чувствуя, как сильные руки Роналду обнимают его за шею, притягивая ещё ближе, и растворяется в ощущениях, чувствуя испачканные в шоколаде губы Криштиану на своих. Он смотрит в карие глаза напротив, в которые по мере углубления поцелуя начинает возвращаться жизнь. Шоколадный привкус растворяется во рту у обоих. Марио ловит себя на мысли, что его уже очень давно не тошнит по ночам, а Роналду, глядя на то, как Марио прикрывает глаза, плавясь от ощущений, думает о том, что ещё никогда он не был так силён, как сейчас.