Соловьи

1 сентября

      Снова осень.       На часах девять утра. Я неторопливо собирался на линейку. Это был мой последний учебный год в этой школе. Я не чувствовал какой-то грусти или радости, потому что по ощущениям все было как и раньше. Видимо, я еще не осознавал это до конца. Меня не пугали экзамены, потому что я был уверен, что сдам, как это было и в девятом. На мне был уже надет новый костюм, а мать пыталась уложить мои волосы. Обычно они просто стояли торчком. Мне жутко не нравилось, что она делает, но сидел и спокойно ждал. А еще чертовы туфли натирали ноги. Я могу снять их только после всех этих церемоний, ну, понимаете, да?       Вскоре моя укладка, казавшаяся мне просто нелепой, была готова, и я, подхватив свой драный рюкзак, вылетел из квартиры, несмотря на крики матери, гласившие, что я должен идти вместе с семьёй. Я что, дороги до школы не помню? В прочем, меня это мало волновало. Отойдя на приличное расстояние от дома, я уничтожил старания матери и растрепал свои волосы. Я представлял с каким возмущением на меня будут смотреть на линейке, но волновало меня это в последнюю очередь.       Я воткнул наушники в уши и шёл, смотря на прохожих. Мимо шли родители с детишками, которые держали цветы. Я не знал названия ни одного цветка. Мелкие улыбались так, будто наступает самое лучшее время их жизни. Однако хотелось разрушить их представление о школе и сказать, что на самом деле все не так уж замечательно. Но я же не придурок. Хотя…       Размышляя о бренности своего бытия я таки дошел до школы, которая выглядела «презентабельно». Играла ущербная современная музыка, которую слышно было даже сквозь наушники, и это дико раздражало. Но раздражение улетучилось, когда в толпе я увидел взлохмаченную светлую бошку своего друга. На моем лице невольно расползлась улыбка, а когда тот заметил меня, то и сам залыбился и бросился обниматься.       — Ми-и-иха! Сколько лет, сколько зим! — заорал он во весь голос, крепко сжимая меня в своих объятиях. Я пытался что-то сказать, но он перекрыл мне доступ к кислороду и это было похоже на кряхтение старого деда.       — Шура, блять, отцепись от меня. Я тоже соскучился.       Наконец-то, меня отпустили. Этого придурка звали Шурик Балунов, и из его фамилии вытекает кличка — Балу. Его хитрожопые глаза осмотрели меня с ног до головы, пока я держался за грудь и ахуевал от «обнимашек».       — Готов поспорить, твои патлы стали жертвой твоей матери, — заметил, чёрт.       — Как будто ты её не знаешь, — я закатил глаза.       — Моя тоже пыталась что-то сделать, но, однако, она не успела. Я по-быстрому свалил, — он демонстративно провел пальцами по своим волосам.       — Жёстко.       — Как твои ощущения, что мы тут последний год ошиваемся? Нам ещё и пиздюков вести.       — Так плевать, если честно, — я махнул рукой и пошел дальше по коридору. Балу пошёл за мной.       — Кстати, у нас еще новенькие будут, — добавил он. — И кто они? — спросил я.       — Я ещё не знаю, мне просто кто-то сказал. Не помню. Ну, короче, кто-то сказал. Вроде баба и пацан.       — М-м, — понимающе кивнул головой. — Уверен, что будут такими же скучными, как и остальные.       — Я тоже.       Где бы я ни шел, везде воняло цветами. Этот запах стал меня жутко раздражать. Я даже пожалел, что у меня не было никакой аллергии на цветы (или на что там бывает аллергия?). Сквозь эту толпу я еле выполз на улицу, чтобы подышать свежим воздухом, однако, даже на крыльце были люди с цветами. Черт.       Чтобы хоть как-то избежать все это, я поплелся на задний двор. Я хотел курить. Не знаю, какого черта я не сделал это, пока шел до школы, но мне ничто не мешало сделать это сейчас.       Как я и предполагал, там никого не было. Там вообще редко кто бывает. Я спокойно сел на старинную парту с облезшей краской и достал из своего рюкзака пачку сигарет и зажигалку. Там же валялся мой телефон и кеды, которые я собирался надеть после церемонии. После этого ведь еще и будет классный час, который избежать не удастся, а натирать ноги о туфли дальше мне не хотелось.       Когда я практически докурил сигарету, ко мне прибежал Шура. Он сказал, что нужно уже возвращаться и готовиться.       Затушив сигарету, я пошел за ним.       Началась линейка. Вокруг нас стояли люди, по ощущениям абсолютно каждый смотрел на нас. Директор и учителя толкали свои торжественные речи, от которых хотелось блевать. Мне кажется, этот текст они уже заучили и не меняли на протяжении многих лет.       Все это было скучно и мне быстро надоело стоять.       В толпе я уловил мамин взгляд. Взгляд у нее был… неодобрительный, и я понимал, почему. В то же время я не увидел злости, потому что она меня знает. Отца, как обычно, не было.       Вообще, линейка прошла даже быстрее, чем я думал. Мне ничего не нужно было говорить, поэтому я глубоко задумался, а очнулся, когда меня в бок толкнул Шура. Он шепнул, что мы должны валить на классный час.       Вместе с Шурой и Поручиком (это наш с Шуриком общий друг, которого тоже звали Саша) я пошел в наш кабинет.       Пока мы шли до нужной аудитории, мы громко разговаривали и гоготали. Проходящие мимо одноклассницы цокали и смотрели на нас, как на придурков. Впрочем, мы действительно были придурками. Свои задницы мы приземлили на задние парты.       Пор сидел со мной, а Шура перед нами. С Балуновым села какая-то девица, я даже имени ее не помнил. Я ткнул пальцем в его спину. Тот повернулся, а я подвигал бровями, кивая на эту даму. Балу покрутил пальцем у виска и отвернулся. Мы с Поручиком усмехнулись.       Пока все собирались, я разговаривал с пацанами, причем довольно громко. Даже не услышали, как зашла учительница, услышали только ее тупой скрипучий голос. Пришлось сесть нормально, лишь бы не было дурацких лекций о том, как нужно себя вести.       Ее монотонная болтовня была ну ни о чем. Я ее не слушал, просто пялился в окно. В какой-то момент я вспомнил, что хотел переобуться, и ничего умнее не придумал, чем сделать это сейчас.       — Ты че делаешь? — шепотом спросил Саня, когда увидел, как я пихаю свои туфли в рюкзак.       — Переобуваюсь, блять. Заебали эти тапки, — отодвинувшись на стуле немного назад, я поднял ногу и принялся зашнуровывать кеды. И похоже, это не осталось без внимания учительницы.       — Горшенёв, — я даже не поднял головы, — Что бы ты там ни делал под партой, — по классу разлетелись тихие смешки, — Это можно сделать потом.       — Нет.       Она не стала со мной спорить, потому что знала, что это бесполезно, поэтому продолжила свою речь.       — И так, наверное, вы уже знаете, что у нас пополнение. Представься, — за первой партой оказалась новенькая. Она встала, представилась и начала говорить о себе. Это была полная чушь. В общем, как я и думал — очередной скучный человек. — Надеюсь, вы подружитесь и после классного часа пообщаетесь поближе. К сожалению, второй новенький сегодня не появился по состоянию здоровья, так что познакомитесь завтра…       Как только все это закончилось, с Поручиком и Балу я выбежал на улицу. Народу было мало. Мы вышли на улицу и шли по тротуару куда глаза глядят. Каждый из нас рассказывал о том, как мы провели лето. По сложившейся ситуации — Пор уехал в другой город, Шура вообще улетел на море — я остался один в Питере. Меня это разочаровало. Мои родители и брат тоже уехали куда-то, но я, опять же, не поехал никуда. Я просто не хотел. Добрую половину июня я просидел в квартире. Я мог устроить в ней полный хаос, и один раз это вышло. Даже разбил кружку, вау, ну вообще лютый панк. Но потому, что мне было пиздецки скучно, я через пару дней все убрал. Я сидел в Интернете, пытался в этой сети найти хоть каких-то собеседников, но все напрасно. Каждый раз пытаясь найти людей по разуму, я натыкался на одних лишь позеров, и это дико заёбывало и разочаровывало. Только несколько раз я переписывался с Саней (он заходил, почему-то, только ночью, а ночью я не спал тоже). Я тренькал на гитаре, пытался что-то сочинить… но вдохновения не было вообще.       Тогда я уехал в деревню.       Моя бабушка радушно встретила меня, дала по затылку за то, что редко ей звонил и так откормила, что мама не горюй. За это я, конечно же, ей благодарен — давно я не ел нормальной еды, а особенно с момента, как остался наедине с собой в тесной квартире. А деду я заделался помощником, ну, помогал по всяким домашним делам.       Рано утром я часто выходил в поле со своей гитарой. Тогда-то мои эмоции и чувства выливались наружу ввиде музыки. Почему-то тогда шли и слова, я напевал что-то, но не запоминал. Один раз я записал, где-то я нес полную чушь, а где-то вполне связанные между собой слова и предложения.       Иногда я просто лежал средь этого огромного поля и смотрел на небо.       И мечтал о лучшей жизни.       Я фантазировал насчет своей будущей деятельности. Совмещал несовместимое.       И даже смеялся.       Я, наконец-то, чувствовал, что я свободен.       Однако, я не описывал свои чувства друзьям. Не знаю, почему. Я только поверхностно рассказал, что да как. Они вроде и были моими друзьями, но по душам говорили мы очень редко. Поручик только возмутился, что это все как-то скучно, но я пнул его. Не так сильно, чтобы он обиделся.       Разошлись по домам мы уже вечером. Было, на удивление, очень тепло, поэтому мы шастались по городу так долго. Мы даже не заходили домой, чтобы переодеться — все равно завтра эта форма не пригодится, и вообще она не пригодится до конца года. По крайней мере мне.       Придя домой, я сразу же стянул с себя этот неудобный костюм и направился в душ (ого, второй раз за два дня). Хотелось смыть с себя всю пыль и дурацкий гель для укладки с волос.       После душа я вернулся в комнату и залез в компьютер. Как-то так получилось не пересечься ни с кем из домашних. Включил интернет и нажал на вкладку «ВКонтакте». Друзей у меня было немного, фотографий на странице тоже — всего три, и то: на одной я был с Балу и Поручиком где-то в лесу, на другой я просто был один, но моего лица не было видно, так как я играл там на гитаре, и картинка со знаком Анархии, записей не было вообще. В сообществах тоже было скудно. Только несколько новостных пабликов о рок-группах и еще какая-то хрень. Я открыл страницу Шурика, которая была завалена всякими разными фотографиями и прочим, и прочим. У него друзей было побольше, но только из-за того, что там были все одноклассники. Один раз он сказал, что поудаляет всех, а пока пусть сидят. Я так же посмотрел записи одноклассников и моя ладонь поздоровалась с моим лицом раз сто за эти тридцать минут. Практически у всех были фотографии с линейки, и кое-где я даже находил себя. Так и хотелось написать, чтобы они удалили это говно. Кто-то писал «душевные» посты о том, как им грустно, и пока я это читал, еле сдерживал рвотные позывы. Какие же они все лицемерные. Одна девица писала о том, как рада новеньким, хотя второго даже не видела. Ну, здесь было понятно, для чего это знакомство ей…       Еще немного посидев, я выключил компьютер и лег спать. Завтра надо вставать пораньше.       А может, и нет.