(не)случайные

Америка встречает Иру ярким солнцем, тяжёлым воздухом, первыми в её жизни пальмами, шумными жителями и парнем, что очень настойчиво на ломаном английском просит её тэйк э фото на фоне аэропорта. Если бы когда-то Ире сказали, что можно с первого взгляда сойти с ума, она бы посмеялась им в лицо. А сейчас ей несмешно, пиздец как несмешно, потому что она тонет в этом парне. Совершенно случайном парне, на котором она залипла через экран телефона. Потерялась. В его жестах, мимике, интонациях, смехе, имени

Арсений Арсений Арсений Арсений Арсений Арсений Арсений Арсений Арсений

Живёт в номере напротив, днём зовет её с собой в приключения, каламбурит направо и налево, делает сотни фотографий в минуту, вечно меняет слова в песнях, а ночью они лежат на большой кровати и делятся секретами. Ира делится, всю себя раскрывает, а Арс о себе ничего кроме имени и не рассказывает. Держит её от себя подальше, не пускает, колючими проволоками окружает себя. Не влезай — убьёт. Ни к чему им эта связь, думает Арсений. Под утро девушка уходит в свой номер и плачет, желая прикоснуться к нему в ином ключе, нежели он готов предложить. Плачет, потому что так наивно и по-детски влипла. Всего лишь знакомые, всего лишь попутчики-путешественники, а Ире от этого выть хочется. Хочется привязать к себе, чтобы никуда не делся. И целовать, целовать, целовать. Пропускать волосы сквозь пальцы, соединять невесомыми, невидимыми линиями все его родинки. Лежать под ним, выгибаясь, лежать на нём, прося глубже и быстрее, выстанывая его имя сладкой патокой. Арррррсений. Ире его хочется-хочется, Ира в нём пропала-пропала, Ире бы к нему под кожу, по венам, чтобы рядом с сердцем каждый раз быть. Ире бы ему завтрак готовить в постель, на него сонного смотреть и касаться-касаться. Ира готова даже сердце к его ногам кинуть, вот, пожалуйста, забирай, оно твоё. Арсений же то ли настолько слепой, то ли настолько актёр, то ли просто бесчувственная скотина, но он не придаёт значения всем попыткам Иры узнать его во всех сферах и плоскостях, не касается её даже мельком, не рассказывает ей о себе ничего, даже возраст, но всё так же зовёт её ночью к себе, чтобы пить вино, смотреть на звёзды с балкона и слушать её бессвязную болтовню. В один из дней Ира уходит из номера в 4:19 с растерзанной душой, горящими губами. И набатом бьющими в голове словами. «Я не могу. Мне это не нужно. И ты н е н у ж н а» Случившееся и поцелуем не назовёшь. Просто ночь давит на Иру своим безвыходным одиночеством, шепчет ей со всех сторон, чтобы выплеснула всё то, что в ней есть. Слёзы сдерживает, чтобы не быть в глазах Арсения тряпкой. Слова сдерживает, чтобы не быть в мыслях Арсения разочарованием. А себя не сдерживает. Касается его губ своими и целует. Вот только ответа нет. Нет и нет. Она отстраняется, глаза открыть боится. Выдыхает рвано, качает головой и вымученно улыбается. Не ответил. Не чувствует. Н е н у ж н а. Ира залпом допивает вино, пищит что-то похожее, что она, наверное, уже пойдёт к себе, и уходит так быстро, что Арсений не успевает подсластить ей эту горькую, грубую пилюлю, что подсунул вместо леденца. Он бы сжал её руку, чтобы она хоть на миг почувствовала тепло. Он же не совсем мудак. Или хочет таковым казаться. Ира не закрывает дверь, и в шесть утра Арсений заглядывает к ней и молча смотрит на спящую девушку. Гладит по волосам, стирает невысохшую слезу с переносицы и кладёт на тумбочку у кровати толстый конверт. В 8:36 у Арсения самолёт домой. Всё, что останется у него от Иры — это пустое ничего. В 12:00 в номер напротив Иры заселится парочка друзей. Всё, что останется у неё от Арсения — это большая стопка фотографий, украденная футболка и раскуроченная осколками сердца душа.