В дальнейшем проходя мимо комнаты гостьи Асгарда, Локи не без удовольствия замечал розу. Зачарованная его магией, она стояла в вазе, не увядая. Эту же розу Локи видел и впредь у ложа супруги. У их семейного ложа.
Часть 1
20 сентября 2018 г. в 22:00
Снег в Асгарде — недобрый знак. Снег в Асгарде, самом теплом из девяти миров, — предзнаменование несчастья. Снег в Асгарде — предрассудок.
Говорили, что годовой цикл в Мире Богов схож с мидгардским. Что ж, верно. Только растягивался он на несоизмеримо продолжительный промежуток, превосходящий три месяца. Лето, жаркое и сухое, неуловимо преображалось в сдержанную мягкую осень, а та сменялась темной чуть морозящей зимой, испокон веков почти бесснежной. На триста семьдесят втором году жизни младший царевич впервые увидел снег в вечно цветущем царстве благоденствия. Фригга назидала тогда: если в мире Богов идет снег, значит, Праотцы огорчены поведением своих потомков или же ледяные великаны проклинают асгардский народ. То было своего рода суеверие для асов, у которых холод вызывал неизбежную ассоциацию с йотунами, а йотуны — с всевозможными бедами и горестями. Так же враждебно, как и к воинственной расе, относились в Асгарде к снегу. И если в детстве чудные трактования показались юному принцу несуразными — он любил снег, — то ныне они виделись ему преисполненными откровенной нетерпимости и враждебности уже со стороны самих асов, которые к тому же приучали своих детей.
Прошло шестьсот лет с того знаменательного дня. Миновала тягучая беспросветная зимняя ночь, и утреннее студеное солнце осветило белый пейзаж за окном. Девственно-чистый снег, нежный, пушистый, лег на давеча нетронутую инеем землю, укрыв собою дороги, тропинки, искрящиеся бело-голубым отливом, садовые лужайки, золотистую листву былой ушедшей осени; он щепетильно осыпал каждую веточку деревьев, будто нарядив ее в сахарно-белое кружево.
Когда снег выпал во второй раз, уже на тысячном году жизни, Локи, как и прежде, испытывал все тот же давний восторг, теперь не явный для чужих следящих глаз. Когда снег выпал во второй раз, он, как и прежде, единственный насладился этим редкостным в Асгарде явлением, отправившись в сад — на сей раз утаено. И, как и в тот день шестьсот лет назад, сад был непривычно пуст и безлюден. По крайней мере, так казалось сперва.
Ничто не могло умалить возвышенное чувство экзальтации в душе младшего царевича. Даже надоедливое сетование братца, который вопреки обыкновению отчего-то не направился прямиком к своим дружкам-болванам, а увязался за магом, решив, ни дать ни взять, замучить его беспрестанными жалобами на внезапную, знаменательно нетипичную для Мира Богов смену погоды, которая рушила его давнишние намерения устроить турнир. И эти минуты сопровождения Громовержца, что трикстер вымученно терпел, ему как никогда усиленно хотелось воткнуть наколдованный кинжал Тору под ребра. Жаль, что он не мог этого сделать: опыт детства с тем нелепым превращением в змею дорого обошелся тогда Локи*, и повторной такой выходки и тем более в сознательном возрасте родители бы ему, увы, не простили. Поэтому Бог Коварства лишь старательно сжимал кулаки, изредка выпуская из кончиков пальцев снопы раздраженных изумрудных искр. В конце концов Одинсон-старший все-таки отвязался, но к тому моменту трикстер ощущал уже немалое измождение. Тем упоительнее, живительнее показался ему прохладный воздух сада. Веяло благостной тишью, и белоснежность вокруг была преисполнена самобытной нетронутостью. Зимняя картина дышала замершими, сказочными светлыми красками, переливающимися, как бриллианты и топазы. Локи был уверен: в этой тиши он не встретит никого. Он один бродит здесь.
Зеленый подол его меховой мантии скользил по белоснежному покрою земли, оставляя легкими эскизами неглубокие, виляющие зигзагами линии. Заложив руки за спину, царевич прошел вперед с видом довольным и царственным и затем остановился. Присев на корточки, кончиками пальцев он подчерпнул крупинки ослепительного ворсистого снега. Холодные кристаллики безмятежно покоились на губительном, казалось, тепле человеческой руки, не тая. Бровь Локи приподнялась, образовав выгнутую морщинку замешательства на лбу. Внутри дернулась струнка уже знакомой нотки беспокойства. Поднявшись, иллюзионист небрежно скинул кристаллики снега с нечувствительных к холоду рук и продолжил путь по скрипящему рыхлому ковру, направляясь вглубь сада.
Первичная его уверенность, что в саду кроме него никого нет, основанная на четком знании о нелюбви асгардцев к снегу, потерпела крах и пошла мелкими трещинами, когда, выйдя на Аллею Роз, на соседствующей стезе маг обнаружил следы. Чуть заметные на обильно «напудренной» снегом земле, они уводили в сторону замерзших кустов роз, медленно увядающих на жестоком морозце. Уголок тонкой губы младшего царевича мимолетно дернулся. Забавно. Он, оказывается, все это время блуждал в компании, только вот держась на расстоянии от таинственного незнакомца.
Хотя рушить свое уединение Бог Коварства не намеревался, любопытство взяло верх, и он крадучись двинулся дальше, с каким-то прямо-таки охотничьим азартом устремившись по вытоптанному пути. Естественно, трикстер понимал, что скрип снега выдаст его приход моментально. Но, немного подумав, он решил, даже не зная, почему, все же не прибегать к иллюзиям и не пытаться утаить свое появление. Так или иначе, в любой обстановке маг умел мастерски и почти бесшумно перемещаться, стремительно, но тихо. Потому-то, когда Одинсон завернул за поворот, куда уводили сакральные следы, его поначалу предсказуемо не заметили. Зато у Локи была несомненная фора, чтобы внимательно пройтись взглядом по девичьей фигуре, схваченной плотными шелками зимней мантии.
Не незнакомец — незнакомка. Губы лукавого Бога неумолимо растянулись в ухмылке. Так даже интереснее.
Она стояла у усыпанного снегом куста замерзших роз, с тоской и непонятным ожиданием глядя на увядшие ростки. Фалды длинного плаща вишневого цвета разметались широким полукругом у нее в ногах. Лица видно не было — на голову был надет капюшон. Но зато отличительно выделялись на фоне белизны природы и алости тканей каштановые с рыженой волосы, переливающееся червонным золотом. Когда девушка повернула голову в направлении доселе не обличенного ею наблюдателя, глазам его предстал правильный аристократичный профиль: аккуратненький нос, выделяющиеся вперед пухлые мягкие губы, ресницы, обрамляющиеся спокойный темный взгляд, карие бровки. В этой загадочной встречной иллюзионист, к собственному изумлению, быстро узнал гостью из Ванахейма, прибывшую вчера в Асгард среди других прочих. Сестра Бога Форсети. Дочь Бальдра. Сигюн.
Вот он и убедился все же в своей правоте, — с мрачным торжеством подумал маг. Он прав: асгардцы снег не любят. Потому как единственной, кто так же, как он, решил насладиться снегом, была чужеземка — ванка.
Локи запомнил ее накануне, хотя на приеме он не приближался и не заговаривал ни с кем из почтенных визитеров, предпочитая оставаться незримым пассивным созерцателем. Богиню он заприметил среди прочих, привлеченный ее красотой, которую расчетливо и цинично оценил по достоинству. Впрочем, никакого особого интереса девушка все-таки тогда у него не вызвала. Она просто была обязательным предметом его беглого изучения, ибо царевич бдительно обследовал взглядом каждого без исключения гостя. Эта же дама, возможно, заняла чуть больше времени и только. Другое дело сейчас — сейчас Бог был крайне завлечен ею. Будь сегодня какой угодно другой день, он бы развернулся и исчез так же незаметно, как появился. Но не сегодня. Сегодня выпал снег, и это событие окрасило повседневность жизни небывало яркими красками. Младший царевич был слишком для аса неравнодушен к снегу. Это напрягало всех, это напрягало и его в том числе. Он, конечно, привык к своей непохожести на других, к своей отличности от других; привык считаться и считать себя своего рода изгоем. И все же те метаморфозы, то детское безграничное восхищение, та глубокая эйфория, та бездонная нега, которые пробуждались в нем при виде снега, пугали. Особенно потому, что Локи не мог их контролировать. Душа Одинсона-младшего, выросшего в теплом цветущем царстве, лежала к зиме. Он, создание отнюдь не сентиментальное, — по крайней мере, внешне, — всецело становился рабом чувств, а все природные грани его характера — как положительные, так и отрицательные, — обострялись. Обострилась тяга к озорству, коварство, лживость, но и мечтательность, некая романтичность, оная сентиментальность.
Потому-то именно сегодня Локи не намеревался уходить. И без того недремлющая сущность трикстера, денно и нощно дающая о себе знать, обрела новые силы и требовала теперь дать ей выход. На этой Сигюн маг и надеялся отыграться — слишком много чувств эта неожиданная встречная вызвала в нем.
На миг призадумавшись, с чего бы начать, Бог, замерев у куста, скрестил руки на груди и аналитически нахмурился, критично рассматривая девушку. Затем неслышно хмыкнул и довольно прищурился, прежде чем заговорить. Негромко, мягко. Локи в совершенстве владел как своей мимикой и языком жестов, так и голосом, умея наполнять его необходимым по ситуации звучанием. Ныне он заимел очаровывающие бархатистые тона.
— Удивительно, не так ли?
Ванка испуганно вздрогнула. Фалды ее плаща потревожено вспорхнули над белой землей, когда, дернувшись, девушка резко повернулась к незнакомцу. На лице ее, однако, и в половину не было того испуга, что выразился в дерганных движениях. Да, ее испугали неожиданные звуки чужого голоса, и это было естественно, ведь она была уверена, что одна здесь. И все же Локи чуть расстроился, увидев, как быстро исчез страх. На лице виднелась теперь лишь заинтересованность, легкое недоумение и ожидание. Трикстер шелково улыбнулся этой Сигюн, поясняя:
— Здесь считается, снег не к добру. Забавно, что он выпал единовременно с вашим приездом.
Уж чего угодно после такой едкости ожидал трикстер, будь то возмущение, оскорбленность или злоба. Поначалу девушка, казалось, немного смутилась, но Локи и не успел даже насладиться этой промелькнувшей эмоцией, как тут же ванка, поведя глазами, вдруг бесшумно усмехнулась. Ее губы едва приоткрылись, на разрумяненных на холоде щеках образовались видимые впадинки — частично девушка улыбалась в тот момент, когда спросила, спокойно, вежливо, глядя на малость обескураженного ее приветливостью плута добрым искрящимся взглядом:
— А вы тоже так думаете?
Трикстер с улыбкой повел головой, игриво жмуря глаза.
— Я люблю снег. Так что, быть может, вы мой счастливый талисман?
В его речах бесстыдно и неприкрыто промелькнули любострастные нотки.
И вновь Сигюн поразила искусителя. Первые секунды она смотрела на него с умилительным выражением смятения, но затем, опустив голову и спрятав глаза под лиловыми веками, рассмеялась, тихо, щебечуще, красиво. Улыбка Локи помимо воли стала шире. Хоть он и рассчитывал на реакцию, отнюдь не столь радушную, и теперь был несколько удручен недейственностью своей тактики, очарованию незнакомки почему-то сложно было противостоять, и он улыбался вместе с ней.
Ожидая, пока девушка отойдет от закономерного смущения, непростительно и неожидаемо неглубокого с ее стороны, но зато очень привораживающего, Бог любознательно осматривал ее. Пожалуй, если б он не знал ее в лицо, то подумал бы, что она случайно забрела в асгардский сад — до того чудным и необъяснимым казалось ее одинокое и бесцельное присутствие здесь, совсем одной и как будто брошенной. Подумал бы, что она всего лишь лесной эльф — слишком маленькое и субтильное тельце она прятала за обширной тяжелой накидкой, пряча красоту молодого тела. Но глазам все равно было, на что полюбоваться, и Локи любовался безотказно, злостно думая единовременно, почему же эта ванка столь безмятежна. Прямо-таки оказия какая-то…
Она нисколько не тушевалась незнакомца, ее не напрягали его речи, и сама его близость так же не вызывала недоумения и чувства дискомфорта, которое трикстер любил доставлять. Будто они были старыми знакомыми, что умели без лишних слов наслаждаться обществом друг друга, Сигюн ощущала полнейший покой и в том молчании между ними, которое вдруг негласно установилось. Локи заинтриговано наблюдал за ней. Все так же стоя, скрестив руки на груди, сохраняя прежнюю изначальную дистанцию, он ждал, что же будет дальше.
На него Сигюн почти не смотрела. Похоже, она все же брела в поисках фразы для продолжения беседы, но искала тему разговора не в том паническом состоянии, в каком ее, случаются, ищут другие, а в прежнем мягком спокойствии. Интересно, она представляет, кто он? — подумалось Локи. Похоже, нет. Вчера ванка ни разу на него не взглянула, так что опознать в нем младшего царевича не смогла бы. Неужто ее нисколько не волнует, кто он?
— Как жаль… — произнесла неожиданно девушка, грустно обведя глазами замерзший сад. С ее губ не сходила нежная легкая улыбка. Лишь слегка приподнятые домиком брови выдавали ее упомянутое «сожаление».
— Что именно?
Сигюн посмотрела принцу прямо в глаза и, вздохнув, вымолвила:
— Я много слышала о красоте асгардских садов… — ее рука приподнялась, обведя оледенелый сад, и безвольно упала.
Локи изогнул уста в кривоватой ухмылке.
— Ими мы обязаны вашему народу.
Ванка понимающе дернула уголком губы, задумчиво опуская глаза. Ремарка аса была справедлива: почти все сельскохозяйственные продукты традиционно ввозились в Асгард из Ванахейма во исполнение послевоенного договора по обмену заложниками, согласно которому в Асгард переселились ванские боги плодородия — Фрейя и Фрейр. В красоте садов, урожайности почв и благополучии Мира Богов была заслуга другого народа. Так уж сложилось исторически.
Вновь молчание. Глядя на Сигюн каким-то новым, прозревшим взглядом, Локи даже с некоторым сочувствием думал о причине ее прихода сюда. Она, быть может, никогда не бывавшая ранее в Асгарде, но наслышанная о его красоте, наконец приехала сюда в надежде увидеть прославленные на все миры сады, и вместо этого ее приезд ознаменовал ненавистный здесь снег, укрывший собою прелести пестрых цветений. Какое, должно быть, разочарование испытала эта девочка, когда не исполнилась ее мечта.
Еще толком не представляя, что выйдет из его затеи, но наметками вырисовывая возможные исходы у себя в голове, Локи сделал размеренный шаг вперед, покинув свой пост. Неторопливо подступив к молча наблюдающей за ним ванкой, принц остановился прямо напротив нее, покровительственно взирая на Сигюн из-под ресниц. При приближении трикстера та вопросительно подняла на него глаза, и затем взгляд ее, пройдя путь от очей мужчины вниз по его лицу и далее — по всей длине руки, которую тот неожиданно отвел в сторону, остановился на тонких искусных пальцах, которые потянулись к ближайшему заснеженному кусту роз. Девушка непонимающе свела брови и вновь устремила наивные темные глаза в лицо незнакомца.
— Смотрите, — лишь произнес он негромко.
Сигюн послушно перевела взор обратно на мужские пальцы. С секунду ничего не происходило — ладонь иллюзиониста мерно покоилась на промерзлом кусте. Но затем постепенно, возникнув сперва в виде мелких искр, от места соприкосновения руки с растением пошло изумрудное свечение. Ванка охнула, когда прямо у нее на глазах магический свет, распространяясь по всему кусту, плавно прошелся по нему, иллюзией стирая снег с озябших листьев и бутонов; полумертвые ростки ожили, залились свежей зеленой краской, упруго вытянулись, распрямившись; весенние листочки приподнялись, и из обновившейся зелени высунулась головка жемчужного бутона розы, охваченного изумрудным блеском. Лепестки трепетно дрогнули и медленно раскрылись, один за другим загибаясь изящным завитком, а Локи, беспечно хмыкнув, аккуратно подцепил пальцами колючий крепкий стебелек, вытаскивая на свет роскошную, пышущую красотой новой жизни, благоухающую розу. Зимнюю розу.
Сделав округлый маневр рукой, в элегантном жесте Бог почтительно поднес розу к ошеломленному девичьему лицу. Сущность трикстера обещано ликовала: то неподдельное изумление, застывшее в широко распахнутых очах, устремленных на маленькое чудо природы в руках чародея, было картиной, по красоте сравнимой, пожалуй, с первой пушистой снежинкой, ложащейся на багряную осеннюю землю.
Однако вновь реакция загадочной чужеземки не совпала с ожиданиями Локи. Оторвав, наконец, заслезившиеся от долгого неморгания глаза от бутона зимней розы, Сигюн нацелила их на донельзя довольное нахальное лицо и с суеверным ужасом отшатнулась назад. Принц непонимающе нахмурился. Ну надо же. Теперь, после этого, она, стало быть, чуждается его?
— Кто вы? — выдавила девушка, переводя подозрительный, вдруг ставший колючим, словно шипы на стебле розы, взор с цветка на лицо мага и обратно.
— Я Локи. Вы, верно, слышали обо мне?
— Бог Обмана? — неуверенно с тоненькими нотками несильного страха вопросила Сигюн. Щурясь от удовольствия, Локи утвердительно кивнул. Взгляд девушки вновь метнулся в сторону розы в его руке, и в ее темных глазах отчетливо мелькнула тень сомнения, затем — осознания и огорчения. — Так это…
— Иллюзия? — закончил за нее царевич, приподнимая брови. — Не-е-ет, — протянул он полушепотом, качая головой, и, увидав явное недоверие на чужом лице, картинно поразился: — Не верите мне? Прикоснитесь!
Он настойчиво приподнял розу. Ванка покосилась на лгуна с опаской и былым недоверием, но все-таки подошла на шаг к нему, вернув недавнее расстояние между ними. Нерешительно она вытянула вперед руку, и еще более нерешительно ее палец коснулся нежного душистого лепестка, вполне материального и реального. Девушка потрясенно приоткрыла губы во вздохе и растерянно заглянула в лицо царевича снизу-вверх. Он снисходительно-ласково улыбнулся ей и приглашающе протянул цветок, указав на него подбородком. Сигюн колебалась: коротко глянув на предлагаемый ей дар, она вопрошающе посмотрела затем вновь на Локи, и он повторил движение рукой, одобрительно кивнув. Однако стоило девушке и пальцем шевельнуть в направлении бутона, как тут же трикстер отдернул руку с розой назад.
Теперь он, казалось, окончательно сбил ванку с толку. Шокированная своеобразным юмором, она безмолвно взирала на него большими оробевшими глазами. Что ж, Бог по праву мог гордиться собой: создание, полное спокойствия, доверчивости и приветливости, он привел к эмоциям, в корне противоположным оным.
— Я еще и Бог Озорства, — ухмыльнулся Локи, поднося розу к носу и шумно втягивая неповторимый аромат цветка. — Ммм… — он прикрыл глаза, смакуя сладковатый запах. — Понюхайте, как славно пахнет роза.
И вслед за этими словами он вновь приглашающе протянул девушке бутон, и вновь на ее лице отразилось закономерное и совершенно оправданное сомнение и недоверие. Царевич испустил притворно-утомленный вздох. Подойдя еще на шаг ближе, так, что их грудные клетки почти соприкоснулись, он сам, как бы уверяя предубежденную ванку в искренности своих намерений, протянул бутон на сей раз к аристократическому носику девушки. Та сделала пробный вдох, блаженно сомкнула веки точно так же, как недавно это сделал трикстер, и ее губы расплылись в светлой ангельской улыбке. Локи понравилось сие зрелище. Даже слишком.
— Подождите, я хочу понюхать с вами, — вымолвил он тихо и, наклонившись к самому лицу Сигюн, крепко поцеловал ее в приоткрытые пухлые губы.
Такого принц, стоит признаться, не планировал. Но его негаданный пылкий порыв, определенно, оказался удачным экспромтом — настолько удачным и настолько внезапным, что девушка, дернувшись сперва от неожиданности, издала лишь невнятное протестующее мычание, на котором ее попытки отстраниться и ограничились. Хотя она, как казалось, и хотела бы оттолкнуть от себя наглеца, на такой разумный и подобающий поступок у нее не хватило ни сил, ни уверенности, а может, и желания, ведь своим поцелуем трикстер ох как постарался напрочь отбить у нее, незнакомки, желание отстраниться от него, незнакомца. Воспользовавшись мигом ее слабости, Локи слепо провел ладонью по шелковой ткани ее капюшона, стягивая его с головы, и обвил рукой женские плечи, притягивая девушку еще ближе к себе. Со стороны Сигюн послышался слабый негодующий писк. На него принц не обратил уже ни малейшего внимания: все теснее и теснее прижимая к себе несчастную, так, что той даже пришлось под его жестоким натиском привстать на носочки, он до того увлекся процессом, что в конце концов упустил хрупкий момент, когда девушка попросту не устояла на ногах и рухнула на него всем телом, разрывая затяжной пламенный поцелуй и ударяясь подбородком о мужское плечо. Руки принца тут же заботливо обхватили ее тело, спасая от полного сокрушительного падения.
На минуту они так и замерли, будто непутевые любовники, застигнутые врасплох. Впрочем, застигнутой оказалась только Сигюн, которая, почувствовав чужие бесстыдные руки на своих волосах, насмешливо-утешительно погладившие ее по голове, запоздало опомнилась и резко отдернулась в сторону. И несмотря на то, что маг мог запросто пресечь ее попытку отдалиться, он выпустил ванку из рук, хотя и не без сожаления и хотя потеря ощущения тепла ее юного тела неожиданно оказалась очень тягостной. «Снег. Сантименты.» — подумал принц, как ни в чем не бывало, буднично наблюдая за раскрасневшейся девушкой, которая отскочила от него почти что с суеверным ужасом, с каким асгардцы опасались холода. Мерещилось, она хотела что-то сказать. Некоторое время Локи вежливо выжидал этого "нечто". Но, проницательно догадавшись, что ничего вразумительного он уже не услышит, иллюзионист взял инициативу в свои руки и, подойдя к остолбеневшей ванке, вложил в ее руку стебелек зимней розы, сжав его ее же пальцами.
— Дарю.