концентрат одиночества

Алисса распухшие от недостатка сна глаза прикрывает, она давно забывает, как закрывать их — мешающая вино и успокоительное мать и ее очередной "единственный" никотиновым дымом и привычкой заглядываться на острые колени Алиссы в коротких домашних шортах; и без того разваливающаяся реальность во сне догорает, ей страшно — она жизнь забивает дешевыми ворованными у нового отчима сигаретами. Ее мать громко ругается после расставания с Тони, который третий самый отвратительный человек из всех, что Алисса знает, они и место меняют, потому что шепот преуспевающих подруг матери звучит громче; новое место приносит в их жизнь очередного неудачника, но она терпит — отчим готовит сносную лазанью и много курит, ей достаточно. Алисса — концентрат одиночества в мире, чужая, отторгающаяся каждым, начиная с матери, три раза забывшей ее имя и заканчивая одноклассниками, не оценившими отсутствие всякой заинтересованности; скука нападает часто, пожирает остатки спокойствия, доводит ее до привычного состояния, цель которого — раздражать каждого. Кто-то однажды ненавистно шипит ей, отмывая позеленевшие волосы, что лучше бы она сдохла в доме-убийце, чем училась с ними. Огромный дом, найти который можно и с помощью экскурсии, и людей, боязливо вздрагивающих при упоминании, завораживает красивым фасадом и разбитыми окнами, она надпись скребет, выведенную на стене — "конец", красное забивается под кожу, она понимает, что это — загустевшая кровь; у Алиссы нервы — натянутые струны, ей нравится, она обожает свое загнанное в волнении сердце и нервное желание выругаться — привычка матери — дверь открывается сама. Она в подвал идет, следуя правилам ужасов, только не кричит, сталкиваясь с картинами, изображающими дьявола, и пятнами крови, нестертыми в ванной, она трогает застывшую жидкость пальцами, рассматривает завораживающее изображение, улыбается криво. — Как много людей ты убил? — старый иссыхающий от голода дом не отвечает, но истина в каждом сантиметре, чужих фотографиях, страшных историях, во всем, что прячут от новых его покупателей, повторяя про заниженную стоимость, мечтая никогда не возвращаться. — Сотни, — она вздрагивает от неожиданности, оборачивается,чтобы столкнуться с пустым взглядом темных глаз, радужка словно выцвела, пленкой равнодушия покрылась; Тейт безысходный, разбитый, Тейт вечность, что терзает его чужой холодностью и молчанием, дожить пытается, не уверен, что в конце найдет прощение. — Он убьет меня? — в ее голосе странная радость, раздражающий взгляд отчима, чье имя она не пытается запомнить, и севший голос матери, старательно пытающейся изображать счастье и не звонить Тони, окупаются страшной историей; Алиссе всегда нравились именно они, заставляющие людей испуганно вздрагивать, Алисса ненавидит людей. — Если хочешь сдохнуть, то не здесь, застрянешь, станешь очередной историей дома-убийцы, может и убьешь кого-нибудь сама, — у него в голосе холод бродит равнодушный, пустота забивается глубоко внутри, тянет, болит, он в никуда помощи просит, смотрит на нее долго и жалостно, только Вайолет не говорит, она смотрит сквозь него, и не прощает. — Всегда мечтала попробовать, — шепчет закусанными губами, рваные колени на холодный пол кладет, истории готовая слушать. Тейт едва удивляется, он давно не встречал девочек, полных ненависти к себе и миру, горьких на вкус, отчаянно-несчастных, всеми забытых и оставленных. Лэнгдон рассказывает долго: про двух сестер, залитых кровью, про женатые пары, сошедшие с ума, убившие друг друга, про доктора, его жену и несчастного ребенка, про то, что новые люди в последний раз в этот дом приходили пять лет назад, продержались три недели, закончили самоубийством. Алисса остается, она спит на холодном полу, мечтая услышать тихий шепот дома, шепот, способный изуродовать человеческую психику, душу наизнанку вывернуть и свести с ума, ветер за окнами завывает, словно предупреждает — ничего хорошего не жди. — Я хочу сойти с ума, хочу быть как ты, истребить надоедливых и ужасных, скучных и ненавидящих меня, — у нее дыхание рваное, Тейт смотрит на нее неверяще, она звучит безумно, словно сущность дома уже уничтожила в ней человека, но Алиссу не трогают, Лэнгдон оберегает ее, пытается достучаться до Вайолет или просто боится за похожую на него, морально разбитую и несчастную Алиссу, у которой одна буква мешает в имени до сказочной героини, Алиссу, в которой сказочного ничего нет. — Ты не говорил про них, — красивая семья улыбается на пожелтевшей фотографии, они — нерассказанная история, источник чистой боли и главная ошибка, Хармоны вдоль его жизни проклятием новым выписываются, Вайолет ладони его прожигает взглядом лучше, чем сигаретами; между ними несчастья хватит на вечность вперед. Тейт из мира своего ее выталкивает, живым, пусть и морально разлагающимся, не стоит оставаться с мертвыми; Алисса улыбается болезненно, запястья окровавленные к нему тянет, задыхается: — Давай уничтожим мир вместе.