Привычка

Назови в честь меня своего ребенка. Обещаю, он будет счастливей всех. (с) Сопрано

Когда я добрался до ворот парка, на часах было без трех минут пять. Бросив краткий взгляд на экран мобильного, удовлетворенно улыбнулся: ну вот, точно вовремя. И кто теперь решится обвинить меня в непунктуальности? В молодой зелени деревьев беззаботно зачирикали птицы, воздух до одури пропитался одиночеством и весной, разметающей по столичным улицам неприбитую пыль. Я машинально извлек из кармана легкого пальто примятую с одного края пачку и медленно закурил, не сводя глаз с оживленной улицы: мой визави задерживался. Но, сделав первую же затяжку, поймал себя на странных ощущениях, колюще отзывающихся в сердце, - что это? И в недоумении вынул уже спрятанную коробку, чтоб убедиться: ну да, наихудшие предположения оправдались – в руке те самые сигареты, чей терпкий аромат когда-то окутывал все мои вещи. Но пришли иные времена, другая на дворе эпоха, другая марка фигурирует ныне в списке постоянных покупок... вот только, видимо, вчера на кассе подсознание все равно выдало это бесхитростное название. Хм. Ну и ладно. Не выбрасывать же. Процесс курения сам по себе настраивал на задумчивый лад – и вот мои мысли уже плели паутину, вытягивая из памяти образы, давно похороненные под толстейшим слоем пыли. Как странно: жизнь все чаще напоминает мне если не кольцо, то, по крайней мере, спираль, каждый новый виток которой проходит тот же поворот, где ты уже был. Вот и сегодня опять весна, опять те самые сигареты, прозрачный воздух и старый парк, где лет десять тому назад мы любили прогуливаться после репетиций, обсуждая что угодно и даже больше. Прошло столько времени, а ничего не меняется... хотя нет. Может, это я остался прежним, застрял в своем прошлом? Кто знает. Всякое может быть. Внезапное радостное «Джин-чан!» вырывает меня из раздумий. Я оглядываюсь, чтобы увидеть быстро приближающегося субъекта в темном строгом костюме. Его красиво постриженные волосы, отливающие мелированным серебром, аккуратно обрамляют круглое лицо, умные небольшие глаза цвета горячего эспрессо отгораживают от окружающего мира толстые стекла очков в громоздкой, но стильной оправе. Если бы меня спросили, сильно ли его потрепала жизнь, я бы не колеблясь ответил, что выгляжу в двести раз хуже. Я не утрирую – я пытаюсь воспринимать неизбежное легче. Поравнявшись, бывший музыкант склонился в уважительном поклоне, стараясь унять дыхание, сбившееся от слишком быстрой ходьбы. - Прости, прости, пожалуйста, я слишком поздно вспомнил о нашей встрече, - смущенно протараторил он, казалось, едва не падая мне в ноги – эта ситуация, вкупе с сегодняшним положением вещей, показалась мне до ужаса смешной, так что я просто не смог сдержать искреннюю улыбку. - Прекрати, Руи-кун, я простоял всего-то минут пять. Не надо. Послушавшись моего совета, он выпрямился, и наши уверенные взгляды сошлись. В темноте бархатных глаз Руи я сходу прочел нескрываемую радость, вселенский покой – и рана в моей душе, нанесенная больше десяти лет назад этими же родными глазами, принялась медленно затягиваться. Наконец-то. Ура. - Ну что, позволь тебя поздравить, святой отец! Значит, на сей раз сын? – я весело хлопнул друга по плечу, слегка расстроившегося от оброненного эпитета, но тут же засмущавшегося, услыхав последний вопрос. - Да, - кратко ответил мужчина, трогательно улыбаясь и вновь пряча взгляд, точно боясь признаться в своей радости. И я умилился, понимая, что несмотря ни на что мой Руи ничуть не изменился – он все такой же добрый и скромный. Даже не скажешь, что перед тобой счастливый отец двоих детей и врачеватель заблудших душ... Хотя по мне тоже многого не скажешь. - Поздравляю!! – искренне завопил я, издав прежде некий нечеловеческий выкрик, а затем бросившись на шею Руи и заключая бывшего коллегу в крепкие дружеские объятья. – Расскажу ребятам, все безумно обрадуются! - Джин... ну хватит... отцепись, - предприняв несколько неудачных попыток избавиться от бурных объятий, мой застенчивый товарищ окончательно потерялся. – Задушишь же... - Извини, - лучезарно улыбаясь, я разжал руки, так и быть, отпуская его. Какое-то время мы молча обменивались понимающими взглядами. - Пойдем? – Руи кивнул в сторону калитки, и я, согласившись, проследовал за ним, чтобы вновь, как и много лет назад, оказаться в особой атмосфере этого чарующего места – места, где живет вечная молодость, где в шелестящей листве деревьев все еще слышны наши далекие беспечные голоса... - Ну давай, рассказывай: что да как? – прищурился я, делая очередную затяжку и откашлявшись, мысленно проклиная никак не проходящие последствия недавно перенесенной простуды. – Как дела? Как семья? Как чувствует себя новый гражданин Японии? - Все прекрасно, спасибо, Джин, - вежливо поблагодарил Руи. – В конце недели выпишемся и поедем домой. - Как малыша-то назовете? – в моей голове уже перебирались варианты, хорошо или не слишком хорошо рифмующиеся с фамилией экс-басиста. Такаши? Дайске? Может быть, Такахиро или Ю?.. - Кунихико, - от неожиданности я вздрогнул. Руи опять опустил глаза. – В твою честь. - Вот уж нежданчик, - только и смог пробормотать я, облизывая полусухие губы: предполагая что угодно, меньше всего я рассчитывал услышать из уст друга собственное нескладное имя. – Ну что ж, - я сглотнул и, затянувшись, деловито отметил: - Тогда обещаю, что он будет счастливей всех. - Везучим, как и ты? - Даже больше, - подчеркнул, посмеиваясь. – Это имя правда приносит удачу. Проверено на себе, - я заговорчески подмигнул, а Руи, перенимая мое настроение, по-дружески пихнул меня в бок, заставляя беззаботно расхохотаться – слишком уж мы сейчас напомнили нас же прежних. От этих воспоминаний слегка кололо в области сердца, но я списывал неприятные ощущения на возраст и лишний вес, стараясь, как говорили во времена нашей молодости, не усложнять. - Ах ты лицемер! А еще ж представитель такой гуманной профессии! – дружелюбно укорил я Руи. – Как не совестно! – наигранно строго покачал головой. - Прости, Джин-чан, но с тобой не могу вести себя иначе, - признался тот. – Ты ведь ничуть не изменился. - Чего? – от услышанного я едва удержался, чтобы не покатиться со смеху прямо по пыльной дорожке. – Совсем-совсем? – недвусмысленно похлопал себя по животу. – Ничего, что меня малясь разнесло? - Не так уж и разнесло, Джин-чан, - бывший бас-гитарист с умным видом поправил сползшие очки: это его старый жест, я привык к нему и, заметив снова, облегченно вздохнул – Руи действительно все тот же. – Ты замечательно выглядишь. - Льстец, - срезал, подпаливая новую сигарету. – Но я тебя прощаю. - Брось, я сразу тебя узнал. - И я тебя тоже, - выдохнул ароматный белесый дым. – Давно не виделись, а точно прошло всего каких-нибудь пара дней. - Вот и у меня то же чувство, - Руи задумался, огляделся. – Особенно здесь, в этом парке... Помнишь, как мы тут гуляли? - А то, - простуда вынудила меня снова откашляться и тихо ругнуться. Руи услышал, нахмурился, но не произнес ни слова: благое дело, которому он теперь служил, научило его истинному терпению. - Как там наши? – негромко спросил Руи. – Вы все еще играете в SCREW? - Да, куда ж деться с подводной лодки? – шутливо бросил я. – Работаем над новым материалом, по уши увязли в записи. Бё, кстати, на днях настоящую поэму сочинил – не знаем теперь, куда ее впихнуть, чтобы она меньше пострадала. Казуки говорит, проще из нее сделать две, а то и три самостоятельных песни, но ты же знаешь Бё? Уперся – и ни в какую. Что сделаешь – поэт. Я комично развел руками, заставив Руи тепло улыбнуться. Наверное, он думал о Бё. Или о нашей группе. Ну, это мне бы хотелось, чтобы он думал, а как там оно было на самом деле – не так, собственно, и важно. Однажды Манабу сказал мне, что для тебя существует лишь то, во что ты веришь. Вот я и верю... Кстати, о Манабу. - Бу приостановил деятельность своего сайд-проекта, - объявил я. – Теперь все силы будет отдавать SCREW. - Это радует, - кивнул Руи. В мягких глазах проскользнула слабая печаль – или мне просто показалось?.. – Вы пишете хорошую музыку, признаюсь честно, порой я даже немного жалею, что в свое время ушел со сцены. Его заявление прожгло мой разум: да разве наш замечательный бас-гитарист не по собственной воле покинул группу, решив ступить на путь служения?!.. Он же... мы же... Но, сглотнув, я сделал вид, точно не удивлен. - Так возвращайся, - ляпнул я. – У нас, к слову, с недавних пор место басиста опять вакантно. Или, может, тебе вера не позволяет? – с издевкой прищурился, уже зная, каким будет ответ, но колкость сама напросилась, чтобы ее сказали. - Будет тебе, - с достоинством отмахнулся Руи. – Я уже сделал выбор и никогда не пожалею о нем, - выждал паузу, чтоб точнее сформулировать мысль. – Знаешь, только приняв сан, я смог познать свое истинное предназначение – помогать другим обрести утешение в печали, счастье в радости, покой на земном пути. Все мы грешны, Джин-чан, - он вздохнул. Его голос отзывался в моем сердце давящей болью, тревожа старую рану, но звучал по-своему успокаивающе. Из Руи все-таки вышел замечательный священник... – Да, иногда я жалею, что не могу больше играть в рок-группе, создавать вместе с вами наш общий мир, но моя миссия не дает мне поддаваться унынию. - Звучит убедительно, - я чуть заметно пожал плечами: добавить было особо нечего, а нести вздор после его «проповеди» решительно не хотелось. Может, в старые времена я бы и нашел, чем зацепить друга, но годы, похоже, берут все-таки свое. Дальше мы говорили о религии, о предназначении, музыке и еще, кажется, о чем-то – не помню. Помню лишь, что где-то посередине нового монолога пастора попросту потерял нить и принялся отвечать односложными нейтральными фразами, вроде «да», «конечно», «интересно» и «похоже на то». Все из-за душевной раны, которая, сделав вид, точно собирается затянуться, лишь на короткое время затаилась, а теперь разболелась в сотню, в тысячу раз сильней, чем прежде. Ну зачем, скажи мне, тот, кто сидит на небе, зачем мне эти воспоминания?!.. Пыльный клубок сам собой принялся разворачиваться, а я – терять возможность контролировать разговор. Мне непросто осознавать, что Руи покинул SCREW – для меня это нонсенс, выдумка, дурной сон. Даже сейчас, спустя столько лет, старая обида живет и здравствует, сжимая сердце невежливой крепкой хваткой. Мы ведь так хорошо работали вместе... Однажды в коридоре, раздумывая над глобальным вопросом, какой кофе заказать в автомате, я краем уха услышал новость, зачеркнувшую все мое благодушное настроение: у нашего басиста появилась девушка. Сначала я решил не придавать этому особого значения, решив, что все это несерьезно, но скоро меня поставили перед новым фактом: Руи женится на ней, у них будет ребенок. Наверное, тогда все и сломалось, именно тогда тонкая трещинка, о которой меня осведомили там, возле кофетворящего монстра, углубилась, превратившись в нечто угрожающее. Конец не заставил себя ждать: спустя полгода Руи решил покинуть группу, чтобы, по наставлению жены, дочери пастора, посвятить себя служению Богу. Вот, в принципе, и все. Если кто-то подумает, будто я в чем-то обвиняю басиста, он ошибется: нет-нет, что вы, я безумно рад за своего друга, за его счастье, семью... И уважаю его выбор. И жена у него, кстати, ничего. И дочка очаровательная, вся в красавицу маму. И на свадьбе у них я, как следует надравшись, громче всех орал тосты... Но обида – жесткая, тугая обида – поселилась в моей душе. Мне больно. Я понимаю, что это жизнь и бла-бла-бла... но... но... Сейчас Руи одним своим присутствием бессовестно расковыривал мою незалеченную рану, и меня так и тянуло прекратить все это, попрощаться и тупо уйти, но я делал вид, точно ничего не происходит. Почему? – Это старая привычка, возможно, глупая, возможно, наоборот, но она настолько приклеилась к моей личности, что больше не отрывается. У каждого из нас есть своя любимая маска. Эта – моя. Когда-то в далеком детстве дядя, стараясь утешить будущего барабанщика SCREW, в очередной раз обиженного кем-то из дворовых товарищей, говорил: «Даже в самый трудный час, если все вокруг рухнет, если погаснут все огни и умрут все надежды – улыбайся. Пускай другие думают, что ты счастлив. Сначала это покажется тебе ложью, но когда-нибудь ты привыкнешь, а привычка – второе счастье». Эти слова записались мне на подкорку где-то рядом с прочими истинами, и с тех пор все считают меня ходячим позитивом. В каком-то смысле они не ошибаются, в каком-то – клюют на мое маленькое вранье. Вот и сейчас, общаясь с другом, я больше всего на свете не хотел, чтобы он узнал, как меня тяготит эта прогулка. И я улыбался. - ...Джин-чан, с тобой что-то не так? – прямой вопрос, прервавший очередное длинное рассуждение, заставил меня вздрогнуть и испуганно взглянуть на Руи: неужели догадался? Я что, разучился играть любимую роль? - А что? – кратко прочистив горло, на всякий случай поинтересовался я. - Ты все время покашливаешь, - нахмурился пастор. – Ты не заболел? - Не обращай внимания: отголоски старой простуды, - облегченно выдохнул я: хвала небесам, все в порядке. - Здоровье нужно беречь, - уверенно подчеркнул Руи. – Сходи к врачу, Джин, это может быть серьезно, - и заботливо взял меня под руку, точь-в-точь, как в прежние времена. Воспоминания вновь сдавили мне сердце, и я поспешил выпутаться из его рук. - Хорошо-хорошо, как скажешь. - Я буду переживать, - хмуро добавил он. - Не волнуйся, я ж обещаю! - Ну-ну. Кстати, как здоровье ребят? – осведомился Руи. – Твое наплевательское отношение к себе начинает меня пугать. - Да брось, все в порядке, не такие уж мы и старые, в самом деле! – усмехнулся я. «Случись чего, ты не будешь сидеть у моей постели», - с тоской подумалось мне, но я успел спрятать все свои печали за приветливой маской. - Как Бё себя чувствует? – в глазах друга появилось особое беспокойство. - Хорошо, - поспешил успокоить его. – Он замечательно перенес операцию и теперь как новенький. По пять раз за день ссорится и мирится с Казуки. Кошку завел. Поэмы вон пишет. - Вот и славно, постараюсь на неделе навестить его. Вздохнув, я полез за очередной сигаретой, но, как только вынул уже нехило початую пачку, экс-басист мягко перехватил мое запястье. - Ты все еще куришь LARK MILDS? – удивленно спросил он. - Нет, - я улыбнулся, - давно уже перешел на другую марку, но вчера почему-то снова купил эту, - невинно пожал плечами. – Привычка. - Скверная привычка, Джин, - заметил Руи, поправляя очки. Только теперь я обратил внимание, что за всю прогулку мой друг не выкурил ни единой сигареты. – От нее нужно избавляться. - Смотрю, ты уже избавился? – хмыкнул я. - Да. И без нее мне намного лучше. Знаешь, - он задумался, - наши старые привычки очень часто не дают нам спокойно жить, но стоит всего лишь отвернуться от них – мы тут же замечаем, как становится легче. Это большое дело – суметь отказаться от ненужных вещей. - Пожалуй, - все равно подпаливаю трубочку с ядом, выпускаю белесый дым. Руи вздыхает, видимо, понимая, что я неизлечим. Заблудшая из меня овца, отче, окончательно заблудшая... Но последние слова бывшего музыканта все же успели задеть меня: говоришь, нужно избавляться от старых привычек? Что ж... Отказаться от неискренней улыбки я уже не в силах, но можно ли отказаться от любви? Ведь любовь – это тоже своего рода привычка. Привычка чувствовать влечение, необоснованную привязанность к человеку, который никогда не будет твоим... Привычка бессознательно мечтать о нем, прекрасно зная, что изменить ничего нельзя, что прошло уже бог весть сколько времени, что ты сам виноват в собственном одиночестве, однажды так и не решившись произнести самых важных слов. Мне бы хотелось от нее избавиться. Мне бы очень хотелось. - ...Джиин! Ты что, заснул? – Руи водил ладонью перед моим лицом: я задумался на куда более длительный срок, чем мне показалось. - А? Нет, извини, - пробормотал, выбрасывая никчемную ароматную палочку, успевшую догореть в моих пальцах и слегка обжечь их. - Такое впечатление, что ты чем-то озадачен, - вздохнул экс-басист. – Не буду настаивать, но, возможно, тебе стоило бы выговориться. - На исповедь намекаешь? – хмыкнул я, пряча ладони в карманы пальто. - Называй, как желаешь, - мой собеседник еле заметно пожал плечами. – Но порой, чтобы стало легче, достаточно всего лишь поделиться с кем-то своими мыслями, обречь их в вербальную форму, не каяться, а просто поговорить. - Боюсь, Руи-кун, если я начну говорить, ни один священник не вынесет столь длинного монолога, - невесело рассмеялся я, изучая взглядом тротуарную плитку под ногами. Края некоторых квадратиков обломаны, верно, на них тоже слишком сильно давили. – Даже ты. - Слишком много грешишь? – полушутя спросил он. - Слишком много думаю, - поправил я. Мы помолчали. Вокруг нас бесчинствовала весна, создавая до тошноты романтическую атмосферу, тут и там ворковали голуби, прохаживались люди, любящие друг друга, – и от щемящего одиночества мне впервые в жизни хотелось выть. Хотя нет, не впервые. На что ты толкаешь меня, дружище? Хочешь, чтобы я выговорился, разделил с тобой все свои горести и проблемы? Тогда тебе придется узнать о себе много нового – и я не думаю, что эти факты порадуют тебя... Ты же давно для меня не просто бывший коллега, товарищ, единомышленник. Очень давно. У меня в кармане немеют пальцы – так, легкий застой, профессиональное заболевание вроде артрита, - и я экстренно разминаю их, заставляя кровь отливать от сердца и направляться к неожиданно прихворнувшей конечности. С каждым сжатием кисти мои мысли усиливают свой бег. Руи, это глупо, все это до ужаса глупо... но я люблю тебя. Еще с тех незапамятных пор, когда деревья были большими, плиты в парке – неповрежденными, а ты – не обремененным женой, детьми и заботой о прихожанах. Видимо, ты не знал, да, впрочем, и не знаешь, как служил моим солнцем, моим светом, моим спасением. Но я не мог признаться тебе. Почему? – Да потому что я просто трус, разве еще не понятно? Ха-ха. Очень весело. Мне, наверное, просто было стыдно, я боялся потерять такого друга, как ты. Знаешь, это только в романах все просто: вот вы подружились, а потом и полюбились – в жизни так, увы, не бывает. Или не бывает со мной. Я не представлял, каким образом повернуть наши отношения на любовный лад, вот и молчал, а ты... А ты нашел другую. И дело даже не в том, что мы одного пола: я уверен, будь я девушкой, ты бы никогда не увидел во мне женщину. Мы же друзья... И с тех пор в моей душе зияет болезненная рана – иногда она затягивается, благодаря прочим заботам, а теперь вот снова болит, потому что ты сейчас рядом, потому что ты это ты, потому что ничего не меняется... Я привык любить тебя. Я привык ждать тебя. Я идиот, правда?.. - ...Как хочешь, - проронил Руи, расценив мое длительное молчание как отказ от разговора. Осторожно коснувшись пальцами моего плеча, выронил искренне и тепло: - Просто знай, что мои двери всегда для тебя открыты. - Спасибо, Руи, буду иметь в виду, - откашлялся и вымученно улыбнулся. Из вежливости. Только сейчас, поднимая взгляд, я заметил, что мы вернулись к воротам парка – значит, пришло время прощаться. - Ну что, Джин-чан, благодарю за прогулку, - произнес бывший басист. – Не хочется уезжать, но меня ждут в роддоме, а нужно еще заскочить за фруктами. - Поспеши уж, молодой отец, - прищурившись, заметил я. - А ты... – он запнулся. – Ты не устал от своего одиночества? – вопрос прозвучал осторожно, точно друг задал его случайно, выронив, упустив. - Нет, - отрицательно мотнул головой. – Я наслаждаюсь своей свободой. - Это тоже правильно, - слегка смутился Руи, на прощание приобнимая меня – и я вновь с головой укутался в терпкий аромат его стильного парфюма, все того же, давно знакомого. Я ответил ему не менее теплыми объятиями, привычно потрепал по плечу. - Ты не пропадай, навещай нас, как время найдешь. Передавай привет семье, маленькой Юрико. Ну и Куни, конечно. Пусть растет большим и толстым, как я. - А ты обними за меня ребят, - рассмеялся Руи. - Обязательно: не только обниму, но и расцелую, - я хитро подмигнул. - Счастливо, Джин-чан! - Бывай. И он ушел, оставив по себе тонкий шлейф чуть заметного аромата, почти тут же смытый ветром, точно здесь и не было никого. В молодой зелени деревьев беззаботно зачирикали птицы, воздух до одури пропитался одиночеством и весной, разметающей по столичным улицам неприбитую пыль. Стрелки часов на часах антикварной лавки сложились в ровную линию: вот и шесть – где-то далеко звон колоколов собирал прихожан для вечерней мессы. Нелепо покрутив в руках помятую красно-белую пачку старых добрых LARK MILDS, я вынул очередную сигарету и медленно закурил. «Возможно, ты прав: мне нужно избавиться от привычки любить тебя, - мудрая мысль наконец обрела более-менее законченную форму. – Вот только я знаю, что излечусь от нее лишь когда разучусь дышать, - легкая улыбка тронула мои губы. – Прости меня, Руи. Прости». Глубокий вдох и короткий выдох, вечер только начинался, а для меня как будто бы все закончилось. Вокруг проходили какие-то люди, каждый из них думал, мечтал и печалился о чем-то своем, каждый спешил куда-то и совсем не заботился о невысоком мужчине, мирно курящем у ворот старого парка. Взглядом, туманным от слез – следов моей недолеченной простуды, – я изучал замысловатый белесый дым, и от предательской жалости к самому себе мне искренне хотелось расплакаться. Но я улыбался.

The end

Апрель 2013.