Рядом с тобой

— Эй, пластик, — хрипло пробормотал Гэвин и чихнул. — Ты слишком жесткий. Он вяло завозился в поисках удобного положения. Коннор убрал влажную прядь с его лба. — Потому что ты используешь меня не по назначению, — мягко возразил он. — Гэвин, я предлагал нормально устроиться в постели. — Позу Коннор не изменил: как сидел, флегматично вытянув голые ноги, так и продолжал, не двигаясь лишний раз. Гэвин последний раз охватил взглядом точеную линию челюсти, решительный изгиб губ, полуопущенные острые ресницы. Разбирайся Гэвин в искусстве, нашел бы подходящие эпитеты для Коннора. Он притягивал взгляд с любого ракурса. Например, идеальный индустриальный продукт, воплощенное в металле и синтетических полимерах стремление к совершенству. Совершенство было теплым, живым и вопросительно щурилось в неярком свете, падающем из окна. Наконец, Гэвин собрал волю в кулак и поднял голову с коленей Коннора, пока не отлежал шею. Мир угрожающе накренился и поплыл каруселью. Вокруг был разложен вспомогательный реквизит: влажные полотенца в пластиковом контейнере, инфопланшет, блистер с таблетками, салфетки, дополнительный плед в красную шотландскую клетку, бутылка воды и термокружка с куриным бульоном. Коннор сообщил, что отсутствуют подтвержденные сведения о его лечебных свойствах, но бульон оптимально подойдет в качестве легкой еды. Гэвин ничего не имел против и даже с проебавшимся чувством вкуса понял, что вышло неплохо. Коннор к остальным достоинствам еще и готовил прилично. — Лучше дай подушку, — недовольно потребовал Гэвин и тут же закашлялся. Коннор придержал его за плечи, потом подхватил с другого конца кровати плоскую подушку и положил на колени. Гэвин покрутил ее, устраивая поудобнее, и лег на бок, уткнувшись лицом в живот Коннора. Совсем другое дело. Великолепно и охуенно иронично: по улицам разгуливают андроиды (даже в собственном доме постоянно болтается один), люди заводят механические копии животных, устанавливают бионические протезы, используют криозаморозку клеток или всего тела в надежде на бессмертие, а вирус гриппа живет и процветает с пещерного века. Лихорадка накатывала вязкими волнами лавы, заставляя обливаться потом и часто менять футболки. Когда она отступала, Гэвин накрывался потеплее и стучал зубами. Все тело ныло и слезились глаза. Каждое моргание добавляло комнате радужный блюр. Гэвин вовсе не просил Коннора бросать дела и изображать сиделку. Напротив, сурово и лишь совсем немного сопливо пожелал хорошей рабочей недели, рассказал, кому передал текущие кейсы, и приготовился к вечерним визитам. Сезонные эпидемии он принимал как настоящий мужик: стоически пережидал их в скрюченной позе с трагическим еблом. Но через полтора часа после разговора Коннор с видом, не терпящим возражений, стоял на пороге с пакетом продуктов и лекарств. Гэвин, не подавая виду, с облегчением отдался судьбе. И не прогадал. Как живут наследники королевских династий, он не был в курсе, но готов был поспорить, что только у него был продвинутый полицейский андроид для обеспечения бытовых удобств. Ну просто счастливчик. Коннора можно было целовать без риска заразить. Он оставался в запрошенном положении сколько угодно, чтобы Гэвин мог развалиться на нем, как пожелает. И у него обнаружилась полезная функция холодной грелки: руки у Коннора были не ледяные, конечно, но очень приятно прохладные. Охлаждение всего тела негативно повлияло бы на производительность, как он сказал, но временно и в периферийных компонентах допустимо. Гладкие длинные пальцы Коннора легко прикасались ко лбу, нажимали на виски, облегчая головную боль, и нежно скользили по волосам, зарываясь и массируя кожу головы. Гэвин расслабленно забрался руками под его футболку, обнимая за поясницу. По коже пробежала мурашками убаюкивающая нега, вгоняя в парадоксальное оцепенение. Будто не он продрых больше половины дня сурком, горящим в аду за травоядные грехи, пока Коннор присматривал за ним, параллельно удаленно работая над отчетами. Снова поддаваться искушению сна при наличии других искушений Гэвин категорически не планировал и усилием воли подавил предательский зевок. — А знаешь, где мне еще жарко? — ухмыльнулся он, сползая рукой к заднице Коннора, и изо всех сил постарался не заржать. Ответный вздох он скорее почувствовал, чем услышал. — Это плохая идея, — укоризненно отозвался Коннор, но, противореча себе же, положил ладонь ему на спину и с нажимом провел по ней, очерчивая выпуклости позвонков. — Почему же? — поинтересовался Гэвин. Ему было в буквальном смысле головокружительно кайфово. — Технически, с высокой температурой ты не можешь предоставить осознанное согласие, и я воспользуюсь твоим беспомощным состоянием. — Пиздец, ты нудный, жестянка, — закатил глаза Гэвин. — Это я-то беспомощный? И в доказательство бесстрашно перевернулся и стянул с задницы боксеры, высвобождая безучастный член. От резкой смены положения подступила дурнота, но с ней можно было справиться ради высокой цели. Коннор выразительно вздернул брови, выражая крайний скептицизм. — Вспомни мой день рождения, — Гэвин сразу пошел с козырей и нисколько не стеснялся. Он же не в коме лежал. Если алкоголь в крови Коннора не остановил, то отмазка про простуду была просто тупой — но душу грела, кто ж еще будет с ним нянчиться, как с хрустальной вазой. — Детка, если бы тебя реально волновали правила, ты бы в жизни не девиантнулся. И Гэвин с чистой совестью обхватил Коннора за плечи, приподнялся и прижался губами к напряженному рту, вынуждая ответить. Коннор позволил на себе повиснуть, обнимая и поддерживая, и прикасался языком медленно и сладко. Губы Гэвина были шершавые и обветренные до заедов, но дискомфорта он на удивление не почувствовал. — Признай, ты любишь меня лапать, — прохрипел Гэвин, отклонившись назад. Он поспешно прокашлялся, ухмыльнулся и показал поднятые большие пальцы, мол, полный порядок. — Не можешь удержаться? — Если ты настолько этого хочешь, я позабочусь о тебе, — заметил Коннор. Его губы дрогнули в подразнивающей улыбке, но взгляд остался мягким. — Что, вот так просто уступишь? — Улучшение кровообращения, синтез эндорфинов… — начал перечислять Коннор и улыбнулся шире в ответ на недовольный взгляд. — Есть шанс, что быстрее поправишься. — Не терпится от меня избавиться любой ценой? — Гэвин прислушался к нарастающему возбуждению и переставил ноги, избавляясь от трусов. — Давно догадывался. — Я очень самоотверженный, — с готовностью подтвердил Коннор. — Ложись на живот. Деловой тон Коннора окончательно распалил Гэвина. Он хмыкнул и подтянул одну ногу выше, насколько это было возможно с упирающимся в одеяло членом, и опустил голову на сложенные руки. Если совсем откровенно, то сил на подвиги не было, но он знал, что на его состояние отреагируют с предельным вниманием. Коннор всегда ответственно подходил к поставленным задачам. Кровать протестующе заскрипела, когда Коннор переместился и аккуратно переложил лишние вещи. Он устроился между ног Гэвина и плавно провел от коленей до поясницы разминающими движениям. «Прям эротический массаж», лениво думал Гэвин, особенно когда пальцы Коннора задержались на заднице. Это было просто чертовски идеально, одновременно возбуждающе и умиротворяюще. Гэвин удовлетворенно прогибался и что-то одобрительно мычал. — Тяжело же, — буркнул он, когда Коннор оседлал его бедра. Ладони мягко скользнули по влажной коже, очертили лопатки и начали сильно разминать плечи и прощупывать каждую точку уверенными круговыми движениями. Дальнейшие возражения застряли на подлете от переместившихся вдоль позвоночника к затылку прикосновений, от которых волоски на всем теле вставали дыбом и разбегались мурашки, от поцелуя возле шрама. Коннор перешел к прикусываниям уха, и Гэвин отстраненно подумал, что согласен лежать так бесконечно. — Думаю, ты уже готов, — вкрадчивый голос Коннора разрушил истому, сковавшую тело Гэвина. Он повернулся к Коннору и начал целовать его, пока в легких не закончился воздух. За окном раздался гудок машины, пискнуло напоминание о приеме лекарств, но Гэвин не мог и не хотел отвлекаться. Коннор просунул руку между ними и плотно обхватил его член; от выверенных ускоряющихся движений Гэвин поддался поднимающейся тяжелой волне, смывшей последние клочья болезненного дурмана, пока мир вокруг не разбился вдребезги. Коннор, не вставая, осторожно потянулся за салфетками за его спину, и Гэвин обнял его, решив, что никуда не отпустит, просто не сможет. — Эй, Коннор, — позвал он откуда-то из пограничной зоны между сном и реальностью, в абсолютной тишине которой остались только приглушенное сердцебиение и сбивчивое дыхание, и обессиленно погладил по лицу. Когда они трахались, или занимались любовью, какая разница как это называть, — он всегда был для него только Коннором, никаких прозвищ. — Спасибо. Коннор укрыл его одеялом, подал таблетку с водой — Гэвин даже не зафиксировал, как выпил ее, случайное машинальное движение. Потом прикоснулся губами ко лбу и остался рядом, и Гэвин с улыбкой провалился в сон, плавясь от сжимающих сердце эмоций. Он все же пиздец какой романтик.