Прикосновение

Иногда Алекс задается вопросом, как Ник может спать в этом кресле. Почему у него нет кровати или даже узкого спального мешка. Вначале она думала, что он спал на диване, который она узурпировала, когда переехала к ним. Ещё одно неудобство, которое принесло её появление здесь. Однако, когда она поговорила об этом с Уориком, он просто покачал головой. — Нет, Алли. Он не спит на диване. Он никогда не спал на диване. — Когда его ответ явно не удовлетворил её, он добавил: — Радуйся, что он не спит на полу. Что-то есть в его словах. Что-то тяжелое и темное. Её очень волнует этот вопрос, хотя она осознаёт и побаивается последствий своего любопытства. Она так много не знает об этих мужчинах. Слишком много. И даже понимая это, она не может не задать себе вопрос, готова ли она это выяснить. В этом нет никакого смысла. Николас, возможно, и не такой большой физически, как его присутствие — оно оккупирует всё пространство, но ему не может быть удобно в этом кресле. Просто не может. Она периодически просыпается с острой болью в шее после сна на диване. Однажды она находит его, задремавшего в кресле, с подтянутыми под себя ногами и катаной, прислоненной к его плечу. На виске красуется уродливый синяк, а порезы и царапины исчезают в иссиня-черных волосах. Ещё одни напоминания очередного рабочего дня Бенрии. Как они не устают от этого? Давят ли они чувства, как она делала это раньше? Она не знает. Может, она никогда не узнает. Некоторые вопросы трудно спрашивать. Это даже при том, что можно вообразить, что они ответят, но это даже звучит сюрреалистично. Николас просто на регулярной основе отмахивается от её расспросов, а Уорик… Уорик, он плавно меняет тему, уводя разговор в нужное ему русло. Пытается отвлечь. Наивно полагая, что она не замечает. Думает, что она не замечает, что в последнее время он всё чаще и чаще водит её за нос, не отвечая на её вопросы. Что-то приближается. Может быть, буря. Конечно, было предупреждение по радио, но это нечто совсем другое. Нечто большее. Нечто худшее. Алекс чувствует это костями и не знает, что делать. Как подготовиться. Николас издает во сне странные звуки, прерывая её мысли. Шёпот, стон? Алекс не может понять, но это не имеет значения. Она всё равно протягивает руку и касается его лба. Чувствует борозды кончиками пальцев. Что же ему снится? Ночной кошмар? Это, конечно, не может быть хорошим сном, его лицо исказилось гримасой. Прежде чем всё хорошо обдумать, Алекс проводит пальцами к виску, легко касаясь синяка. Кожа на ощупь горячая, слегка припухшая. Ник двигается, Алекс костенеет, разрываясь меж двух огней: убрать руку или оставить на том же месте. Если он проснется и увидит её… прикасающеюся к нему, она не уверена, что для неё это всё закончиться хорошо. Но, а что если нет? Что тогда? Алекс вздрагивает, её мысли унесло куда-то не туда. Она должна остановить это. Что она вообще делает? Ник снова оседает в кресле, его складки на лбу разглаживаются. Алекс убирает пальцы от раны, единственный действительно серьезный ущерб с последней работы, она легонько проводит подушечками по мелким порезам в волосах. Её ногти слегка скребут по его коже. Она должна быть осторожнее. Ник начинает просыпаться, мирное выражение исчезает под тяжестью бдительного напряжения. Алекс отскакивает. Она отдергивает руку как ошпаренная и прячет себе за спину. Идиотка, ругает себя Алекс. Неимоверная идиотка… Однако он не вскакивает из кресла. Она не так представляла себе развитие событий. Вместо этого, Ник не двигается с места, свернувшись и ожидая. Нет, он не звереет, но может. Может, если она скажет или сделает что-то не так. Алекс смачивает губы кончиком языка. — Ты…ты хочешь чтобы я промыла это? — Она жестом указывает на его висок. Одной рукой. Ведь другая спрятана за спиной. Николас внимательно её рассматривает, а затем отрицательно качает головой. — Ты уверен? Оно выглядит… Он снова качает головой, на этот раз более резко. Алекс поджимает губы. Упрямец. — Дай хотя бы продезинфицировать эти порезы, — говорит она. Это мелочь. Не похоже, что эти порезы убьют его. Несмотря на самые тяжелые травмы, которые Николас получал с момента их знакомства, он никогда не отсиживается дома больше одного дня, максимум два. И это пугает. Но все же. Всё-таки… Ник жестикулирует свободной рукой, рассекая воздух. — Ты должна готовить ужин. Алекс прищуривает глаза. — Ты хочешь есть мою стряпню? — спрашивает она подозрительно. Разве он не думает, что еда, которую она готовит — так себе? Он пожимает плечами. — Тебе нужна практика. Мурашки толпами бегают туда-сюда по телу девушки, жар разочарования накрывает её. — Забудь! — рявкает она, резко разворачивается на каблуках и, негодуя, цокает вверх по лестнице. Она бесится. Она знает, что это ненадолго. В конце концов, она вернется и начнет готовить ужин. Ник полностью очнется и не от прикосновения женщины к его голове, пока он спал. Может, он будет делать приседания. В какой-то момент Уорик вернется домой, откуда бы он ни пришел, и тогда они будут ужинать вместе. Домашняя еда и атмосфера молчаливой недосказанности. И на протяжении всего этого Алекс не будет удивляться, почему, зачем Ник брал уроки у Уорика и начал сам менять тему разговора в нужное ему русло.