Беспризорник

А знойным вечером порой, Дорога дрогнет под ногами. Запахнет скошенной травой И спешкой автомагистрали. Ты каждым вечером спешишь Ко мне домой, в мои объятья. А я все жду, когда решишь — Любовь я? Или же приятель?

      Руслан уже минут десять бесцельно ковырял маленький кусочек кожурки и наслаждался легким запахом апельсина. Продолжение никак не лезло в голову, внутри заели последние строки, да так и обрывались. Писать вдруг расхотелось.       Надо было заняться делом, но как только Вихлянцеву попадала в руки розоватая тетрадь, тянуло в сон. Поперебирав тетради учеников, он отложил их до неопределенного времени. В худшем случае — у него есть время проверить работы прямо на уроке.       Руслан сгреб апельсиновые кожурки, хитро посмотрел вниз и сбросил их на землю. Удостоверившись, что никто не будет ругать за столь дерзкий проступок, спрыгнул с подоконника и с лету повалился на кровать, довольно потерся щекой о мягкое одеяло и сгреб его так, чтобы обнять и удобно устроиться. Ему даже одежду снимать не хотелось: " А ради кого?», спросил Вихлянцев у самого себя и сразу понял, что это был риторический вопрос.       Иногда он даже чувствовал себя чересчур одиноким. С ним вечерами оставались лишь тетрадки и кучка собственных сочинений, которые временами переставали заменять собеседника и только угнетали. В такие моменты Руслан мог почувствовать, как сливается с душным воздухом своей квартиры и словно сам пропадает. Вихлянцев давно уже пытался абстрагироваться от этого, но сейчас, черт, он будто провалился в эту апатию. Правда, не дал себе долго находиться в ней, подорвался и вышел в подъезд, а следом и на улицу.       Прохладный ночной воздух остудил горячую голову. Он огляделся по сторонам, послушал, как кто-то спорит в доме напротив. Его забавляло, когда люди на полном серьезе ссорились из-за цвета занавесок или разбитой тарелки. А еще грустнее было тогда, когда люди расходились из-за одного слова.       Он вздохнул, проследив за тенью девушки, которая что-то собирала и плакала. Мужчина сел за стол и молча смотрел. Ни один из них и не думал просить прощения. Девушка из гордости, которую не сломили даже слезы обиды, мужчина думал, что он прав, или попросту не умел говорить слова раскаяния.       Руслан пошел дальше.       Вывернув из своего спокойного дворика, он тут же наткнулся на маленькую женщину, спешащую домой. Она коротко поздоровалась — то ли узнала Руслана, то ли перепутала с кем-то, и засеменила дальше, как ни в чем не бывало. В свете уличного фонаря блестела ее маленькая сумочка, а в звенящей тишине мерно стучали небольшие каблучки.       Вихлянцев повернулся вокруг себя, застыл. Вдохнул полной грудью, почти кашляя от свежего воздуха, и сорвался с места, прямиком в арку, потом дальше, ловя взглядом удивление старичка и его столь же немолодой спутницы. Мелькали огни еще не погасших окон, темные улицы сменялись яркими участками, а он бежал, пока не выбьет из себя все, пока сердце не будет стучать не то, что в голове — отзываться даже в конечностях.       Зачем ему эта полуночная пробежка? Он сам не знал. Иногда тело превращалось в сжатую пружину, которая должна куда-то выстрелить. Или это было единственной отдушиной среди рутины, которая регулярно его обступала. Сбежать из города было невозможно, а вот из дома на несколько часов — всегда пожалуйста.       Руслан прислонился к стене, смахнул отросшие пряди с мокрого лба и поежился. На этот раз он превзошел себя: забежал туда, где еще не бывал в ночном городе. Он признавал, что был безнадежным романтиком и разделял город на дневной и ночной. По крайней мере, он редко узнавал места, в которых побывал ночью, и бежал будто по новому миру в тех местах, где бывал днем.       Город был неспокоен даже в двенадцать часов. Руслан, зажмурившись, прислушался: за углом противоположного дома маячили пьяненькие работящие мужички, которые уже были отпущены с работы и они бурно отмечали это событие, кажется, каждый вечер; в арке, что рядом с Русланом дрались кошки, а прямо над головой учителя раздался знакомый голос, только с визжащими истеричными нотками. — Ты правда думаешь, что кому-то здесь хорошо, среди всего этого бардака?! Мам, сколько еще мне надо повторить, что я не собираюсь гробить себя и свою жизнь на твои прихоти?! — измученно воскликнул Поперечный. — Да как ты говоришь с матерью? Ты хоть понимаешь, что я тебе только лучшего желаю?! Кому ты сдался со своими сценариями и мультиками, ты подумай только! Выучись хотя бы на общую профессию, чтобы мог и в инженеры, и в медики, и в… — Нужны мне твои пилюли и чертежи! Хоть силой потащи — я сделаю все, чтобы вылететь оттуда! Как бы я тебя не уважал, а здесь на уступки не пойду! — звучит хлопок по столу. — Паршивец, нет на тебя управы! Бессовестный ты, Поперечный. Извинись! — голос матери задрожал.       Повисла тишина. Руслан невольно встал на носочки, не решаясь отойти от стены и заглянуть в окно второго этажа, туда, откуда слышались голоса. Сейчас и он, и женщина ждали всего одного слова, которое бы немного смягчило ситуацию. Но Данила молчал. — Извинись, или я буду вынуждена принять соответствующие меры.       Снова молчание. Руслан представлял, как мечутся глаза Поперечного, он весь закаменел, поджал губы. И молчал. Позорно молчал, не в силах произнести единственное слово! — Иди в свою комнату и носа оттуда не высовывай, пока я не скажу, — еле различил Вихлянцев и вздохнул: эту битву его мама снова проиграла.       Послышались удаляющиеся шаги и все стихло. Руслан тоже отлип от стенки и заметил, что задерживал до этого дыхание, одышка никуда не пропала.       Он не хотел быть свидетелем этого разговора. Он даже не хотел знать, где точно проживает Поперечный. Потому, что насколько он бы не был тактичным, а смотреть на Данилу как всегда не сможет. Глаза выдадут презрение, смешанное с беспокойством и сомнением. Почему не извинился? Не захотел исправиться перед родным человеком? Будто его попросили кого-то убить.       Или его как раз попросили убить свою гордость?       Руслан хотел знать. Но не выйдут ли ему эти знания боком? Тема конфликтов была если не на каждом углу, то в каждой газете так точно. Этого хватало по горло в стране, чего уж говорить об отдельно взятой семье. У самого Руслана их хватало с лихвой, если на то пошло. Вихлянцев молился о том, чтобы и это не стало очередной головной болью для него, хотя она ему не принадлежала.       Он вздохнул, задержал еще раз дыхание. Ему казалось, что он одним неосторожным движением обратит на себя внимание, если не всей улицы, то людей выше точно. Он чувствовал себя подслушивающим разговор родителей школьником, которого не должны найти.       Руслан, нахмурившись, подавил это ощущение и пошел по улице, к проспекту. Там можно было встретить столько людей, сколько, кажется, в полдень никогда и не было. Вихлянцев усмехнулся: знает он эту красивую легенду о звездах и истинных парах. Когда сам узнал — даже сбегал из дома и бродил по улице, а потом вертелся у зеркала, в надежде обнаружить у себя что-то, кроме редких родинок. А потом, где-то через полгода, остыл к этому. Постепенно пришло понимание, что это почти невозможно: никто не гарантировал, что твой истинный живет рядом или хотя бы на одном материке с тобой. А может, он только родился, или умер вчера.       Руслан зарекся больше не искать свою истинную пару. Он хотел бы думать, что этот человек просто не знает его, не говорит на одном с ним языке, а не умер давно или не только родился. Может, он никогда бы не чувствовал к этому человеку чего-то особенного, но внутри Руслана все равно бы что-то оборвалось, он бы точно плакал и тосковал. Этот человек был дан ему судьбой или случайностью, но он был его истинным.       А еще позже, когда из головы повыветривались юношеские замашки, а борода стала ему идти, а не быть несуразной плешью, он понял, что ему достаточно легкого флирта с девушками, их влюбленных взглядов и звонкого смеха в ответ на его шутки. С тех пор, как он узнал о соулмейтах, он будто бы разучился любить. Руслан бы ни за что себе не признался, но, кажется, он был предан.       Предан неизвестно кому.       Вихлянцев сердито выдохнул и сразу свернул во двор. Он уверен — если бы он вышел в скопление людей, он стал бы неосознанно искать взглядом среди толпы красивую девушку, которая привлечет его внимание не обворожительным личиком или глубоким взглядом — чем-то иным, что заменит ему все существовавшие на то время наркотики.       Позволить себе сейчас с головой окунуться в юношескую наивность и ожидание чуда было сродни смерти для Руслана. Еще ничего не сломало то равнодушие, которое он выстраивал годами, не хватало еще, чтобы одна ночь довела его до состояния соплей и грусти о несбывшемся. Он мужественно взял себя в руки и стал вертеть головой: становилось холодновато, а рубашка не была чем-то теплым и надо было идти домой.       Оказывается, он был совсем рядом со школой, в которой преподавал. Понял он это тогда, когда практически уткнулся носом в узнаваемый узорчатый забор. От этого места Руслан уж точно смог бы добраться до дома и уверенно пошел по проверенному маршруту.       Дома его не ждало совершенно ничего нового, разве что холоднее в квартире стало. Вихлянцев поежился и тут же побежал к окну. Когда оно было захлопнуто и чуть ли не обложено тряпками, чтобы ни одного ветерка не проникло в и так холодную квартиру, Руслан побежал на кухню и поставил чайник греться.       В его планах было напиться чаю до одури, проверить тетради и уложить свое бренное тело спать. Мужчина ощущал себя мертвецом, которого оживили и решили использовать как лавочку для тучных господ. И он сразу захотел это исправить: скинул с себя за считанные секунды одежду, включил душ и залез под теплую воду. Холода с него было достаточно.       Душ не помог ему стать живее, но хотя бы согрел. Поэтому, когда мокрый раскрасневшийся Руслан выбежал из душа на свист чайника, ему пришлось встретиться с жестоким холодом квартиры снова. Он тут же чихнул, растерянно потер нос и побежал обратно под воду: кажется, его ночная прогулка в сочетании с его геройством в школе выйдет ему сопливостью и температурой.       Оставаться в душе ему долго не дали, точнее, Вихлянцев сам сердито помотал головой и выключил воду. Ему не позволяло больше задерживаться ни время, ни счета за воду, которые иногда становились космическими с расточительностью Руслана. Он сразу закутался в огромное полотенце и пошел на кухню.       Настроение выправлялось с каждой проверенной тетрадкой за кружкой крепкого чая со смородиной и вместе с рассветом на лице учителя появилась несмелая улыбка. Он выдержал приступ хандры, который сожрал бы его полностью и он мог праздновать эту победу вместе с солнышком, которое в очередной раз побеждало ночь и медленно, но уверенно карабкалось наверх из-за частокола пятиэтажек. Руслан в очередной раз налил воду в кружку и насыпал заварки, тут же начиная помешивать маленькой чайной ложечкой.       В голове была привычная тяжесть от недосыпа, голова болела каждый раз, когда Вихлянцев пытался перемещать взгляд. Ему не впервой пропускать сон за проверкой тетрадей. Руслан, правда, очень сомневался, что ни разу не встретится сегодня лбом со своим столом, пытаясь не заснуть.       Однако, работа не могла больше ждать! Мужчина собрал все тетрадки в сумку, похлопал по ее вздувшемуся боку и пошел переодеваться. Его сегодняшний наряд несильно отличался от вчерашнего, разве что рубашка стала светло-серой. Часы показывали полседьмого, когда Руслан в последний раз поправил прическу и захлопнул дверь своей квартиры.       Вихлянцев получил ключ от своего кабинета и шустро прошагал на свой этаж. Учителя приходят в школу обычно часов в семь, но и здесь Руслан решил отличиться и прийти раньше всех. Но это была не единственная причина, а если честно, то оно вообще таковой не являлось. Просто у него руки чесались продолжить читать книгу, которую он получил совсем недавно.       Вот за эту книжку и расстрелять могли. «Россия во мгле» — книга, которую Руслан рад был держать в руках, ощущая внутри легкое трепетание перед этим произведением, которое так яро запрещали в его стране. Даже если она была получена с кровью и потом у далеких друзей, переписанная вручную, с множеством правок и неточностей, она все еще была для него сладким запретным плодом.       Закрыв за собой дверь, Вихлянцев бросил портфель к столу, подбежал к шкафу в конце класса, приставил к нему стул и вскочил на него. Рукопись была предусмотрительно спрятана в старые сочинения учеников его класса, скрепленная ниточками и никому не нужная, кроме самого учителя. Он достал книгу да так и застыл, стоя на стуле и уткнувшись в мелкий торопливый почерк.       Когда его отвлекли быстрым стуком в дверь, он подпрыгнул на стуле да чуть не свалился с него от неожиданности. Нервы были на пределе, начиная от последствий бессонной ночи и заканчивая тем, что Руслан держит в руках свой смертный приговор. Учитель торопливо соскочил со стула и открыл дверь. — Здравствуйте, товарищ Вихлянцев! — громко протараторила маленькая, но жилистая женщина перед ним — Елена Владимировна. — А я к вам по случаю, что ваши ученики изволят творить и помогать нам. — Вы по поводу постановки, — кивнул Руслан. — Появились какие-то особые требования? — Нет, я принесла вам списки тех, кто будет участвовать в постановке. Ваша задача — донести это до товарищей Поперечного и Кшиштовского, чтобы они подумали, как кого распределить. Также жду от них список нужных материалов и сценарий. Так как желающих участвовать не так много из их и девятой параллели, а младшие классы я не опрашивала, понадобится еще несколько человек и пусть они выберут их сами. А могут попробовать взять себе роль! — бойко и будто отрепетированно сказала Елена Владимировна, положила несколько листов на стол учителя и снова повернулась к Руслану. — Я все запомнил, все понял. Мальчики все сделают, — Вихлянцев снова кивнул и оперся на парту, ожидая, что его сейчас оставят в покое и он сможет продолжить чтение. — Мы ждем сценарий на этой неделе, — сухо сказала женщина. — Все должно быть идеально отрепетировано, поэтому времени рассиживаться за планированием у нас нет. — Стойте, до конца недели осталось четыре дня! Они же дети, они не смогут так быстро написать Войну и мир, — вскинулся Руслан, думая в первую очередь о Мише, который не выдержит такой нагрузки. — Они почти полноценные граждане СССР, не десятилетние малыши! Тогда еще одна ваша задача — проследить, чтобы все было сделано хорошо и в сроки. Проверите сначала вы их писанину, потом принесете на школьный совет, — Елена Владимировна поставила жирную точку в разговоре, хлопнув дверью. — Никакого уважения к творчеству, — обиженно пробормотал Руслан, обнаружив, что ему правда обидно за слово «писанина».       Через пятнадцать минут в класс начали стекаться ученики. Кто-то еще спал, кто-то под шумок пытался списать домашнее задание прямо за партой, Руслан только снисходительно качал головой на такую безответственность. Ученики краснели, подминали тетрадку под себя и начинали писать быстрее, будто это облегчит их положение.       Руслан был благодарен расписанию, что сегодня у него с его собственным классом занятий не планировалось. Конечно, ему придется выловить Мишу и Данилу сразу же, как только у него закончатся уроки и начнутся окна, чтобы те сразу начали работать над сценарием. Вот что-что, а стать причиной неудачи парней ему точно не хотелось.       На своих уроках он всем классам раздал по диктанту и трем упражнениям на два урока, чтобы никто даже не подумал поднять голову от тетради и помешать его сонному медитированию. В других классах было достаточно крикунов и похлеще Поперечного на пару с Мишей, но они хотя бы боялись плохих оценок. Ну или ремня, который, в случае неудачи, ждал их дома.       Когда прозвенел звонок с шестого урока, Вихлянцев выгнал всех учеников из класса, благодушно разрешив детям забрать тетради домой и дописать все спокойно и с помощью родных, и поспешил перехватить своих подопечных на пути к раздевалкам у физкультурных залов. Мишу он словил прямо перед дверью, а за Поперечным пришлось побегать: этот засранец успел смотаться за школу и закурить.       Как только все действующие лица были в сборе — одно заинтересованное, второе уставшее и третье лицо, испепеляющее взглядом второе — Руслан помахал листами перед лицами парней и пересказал почти слово в слово указания Елены Владимировны. Миша тут же взял листы и стал изучать список добровольцев. Поперечный нехотя оторвался от расщепления учителя в голове и присоединился к Мише, уже начиная что-то бормотать о распределении.       Вихлянцев удовлетворенно кивнул, запер свой кабинет и вернулся к чтению «России во мгле». Миша мельком посмотрел на учителя и тут же бросил листы, подскочил к Руслану и заглянул в рукопись. Данила возмущенно вскрикнул, но, заметив заинтересованность своего лучшего друга, покорно собрал листы с пола и тоже подошел к учительскому столу. — Даже не проси у меня это почитать, все равно не дам. Могу тебе потом пересказать, но не более, — Кшиштовский еще не успел ничего спросить, но Руслан уже ответил на восхищенный вздох. — Хотя бы название скажи! — разочарованно простонал Миша и наклонился, попытавшись заглянуть на обложку. — «Россия во мгле». Да, да, та самая! — Кшиштовский, кажется, весь наэлектризовался, запрыгал на месте от волнения. — Сейчас потолок пробьешь, я не думаю, что наш директор хочет спуститься к нам таким необычным способом. — Но это достать же почти невозможно! Да совсем невозможно! Тем более у нас. — Миша взволнованно постучал пальцами по столу. — Только обещай, что все расскажешь точно. — Торжественно клянусь множественными головами Маркса! — засмеялся Вихлянцев. — Это связано с тем, что ты читаешь? — тут же встрепенулся Кшиштовский и снова попытался заглянуть в книгу. — Я тут вообще-то тоже есть, — напряженно протянул Поперечный, исподлобья смотря за весельем, которое проходит прямо перед его носом, но мимо него.       Все это время он стоял и мрачно наблюдал за скачками Миши и практически отцовской любовью в глазах Руслана, которая появилась вместе с окрыленностью его друга. Он не был против, что эти двое наматывают себе года в тюрьме за счет чтения странных брошюрок, но отношение Миши к этому вопросу его здорово тревожило, особенно если этот Эдуардович навязал его другу запрещенную литературу. — Миша, обсудим с тобой это чуть позже, не будем злить эту и так недовольную тень и вернемся к работе, — Руслан слабо усмехнулся и похлопал по спине Кшиштовского, направляя его к партам. — Как только вы всех распределите, вам надо будет подняться в актовый зал и сказать, кому к чему готовиться. — Мы, кстати, почти готовы огласить наше решение! — довольно сказал Миша.       Поперечный же не сделал и движения.       Руслан устало и злобно посмотрел в такие же темные и злые глаза перед собой с немой просьбой «хоть его в это не втягивай». В ответ на это он получил сжимающиеся от злости кулаки, которые, если у Поперечного поехала крыша до самой конечной, должны были через несколько секунд оказаться на лице Вихлянцева. Он устало потер глаза и полностью повернулся к Даниле. Для внушительности ему пришлось встать и нависнуть над учеником, прошипеть сквозь зубы «возвращайся к работе», и только тогда, процедив ругательство, он соизволил вернуться к Мише.       Еще через несколько минут все трое бежали к актовому залу. На протяжении всего пути Данила тихо переругивался о чем-то с Мишей. Руслан пытался вслушаться, но шум шагов заглушал свистящий шепот и к тому времени, как они подошли к залу, он не смог разобрать тему.       Поздоровавшись со всеми, кто был в зале, парни прошли на сцену и привлекли внимание отвлеченных от уроков ровесников. Елена Владимировна тоже была там. Она одобрительно покивала Руслану и тоже обратила внимание на парней, которые мялись на сцене. — Мы пришли огласить список тех, кто выступают, кто отвечает за декорации и за создание и сбор костюмов! — громко сказал Миша и дал слово Даниле, который и держал листок со списком. -… На главную женскую роль мы хотим взять Таню Тихомирову, а главную мужскую роль возьму я! — закончил Данила и посмотрел в зал. — Стой, а почему ты берешь себе главную роль? — возмутился Миша, кажется, сразу забыв о тех, кто был в зале, и обернулся к Поперечному. — Миш, я лучше знаю. — Нет, не знаешь! Почему ты думаешь, что ты лучше меня справишься с этим? Когда в последний раз ты выступал на сцене? В садике? — тут же вспылил Кшиштовский и надвинулся на Данилу. — Даже если в садике, это было хорошо и по делу! — То есть, ты хочешь сказать, что я выступал в пустых постановках?! А в голове у тебя не пусто с такими разговорами?! — Пусто получается играть у тебя! — Хочешь сказать, что я бездарный актер?! — Самый бездарный, которого я видел! — крик Данилы отразился от стен эхом и в зале повисла пронзительная, режущая уши тишина. — Миш, я не… — неуверенно начал Данила.       Его толкнули, за спиной Поперечного послышались шаги, переходящие на бег и хлопок двери. Парень обмяк и сел прямо на сцене, схватившись за голову и смотря перед собой, не слыша ничего, кроме собственного сердца в ушах. Он почувствовал, как его больно дернули за предплечье, подняли на ноги и потащили из зала сильные руки, но даже не попытался встать на ноги или начать сопротивляться.       Что он натворил.