Allegretto

Боль. Агония. Страдания… Полюби это.

– Курсант Стилински, срочно зайдите в отдел «Поведенческого анализа», МакКолл вызывает! – Есть, сэр! Странно. Что понадобилось его непосредственному куратору, Рафаэлю МакКоллу от Стайлза прямо сейчас, во время утренней пробежки? Должно быть, произошло что-то серьезное и у шефа на этот счет свои соображения, не терпящие отлагательств и требующие незамедлительного присутствия без пяти минут офицера ФБР в своем кабинете, даже в таком виде: в кроссовках, спортивных штанах и влажной от пота майке. Поднявшись наверх, он оказывается во временно пустующем кабинете начальства, бросая свой пристальный взгляд на одну из стен с многочисленными фото жертв и мест преступления. Крупным планом взяты лица погибших, изуродованных по линии рта. У кого-то он зашит грубой нитью, у кого-то отсутствуют губы и язык, безобразно обнажая зубы и дёсна. – Впечатляюще, правда? – сухо интересуется Рафаэль МакКолл, спешно входя в свой кабинет. – Похоже, у нас новый маньяк, которому не нравится человеческий рот и губы. – Можно, сэр? – спрашивает Стилински, чтобы не нарушать субординацию и не вставлять свою реплику без разрешения старшего по званию. – Да, пожалуйста, – предлагая сесть и высказаться. – Или наш серийный убийца не любит болтливых. – Возможно, – кивает головой МакКолл, опускаясь в свое кресло. – Мне нужно, чтобы ты съездил в тюрьму «Эйкен» и кое с кем побеседовал. Его зовут Питер Хейл, некогда практикующий психиатр, долго скрывавший свою истинную сущность. Поймать такой экземпляр – большое достижение для науки. Для Эрика Брунски, нынешнего директора тюрьмы, Питер Хейл – человек-ликан ценнейший трофей в его коллекции. – Почему вы считаете, что Хейл знает этого убийцу, и что более важно он станет со мной сотрудничать? – Я лично пытался его допросить, потом посылал наших самых опытных агентов: как женщин, так и мужчин – безрезультатно. В этот раз я решил положиться на свое профессиональное чутье, удачу, твои способности и личные предпочтения самого Хейла. *** – Не понимаю, чем это животное может вам помочь? – возмущается Брунски, сопровождая Стайлза до особой секции. – Думаете, этот серийный убийца ему знаком или был когда-то его пациентом? – Я не уполномочен разглашать информацию, пока идет следствие, – натянуто отвечает Стилински, ощущая неприязнь к этому скользкому типу. – По всем вопросам обращайтесь к моему руководству. И я хотел бы сам его допросить, – твердо добавил Стайлз, оставляя Брунски перед входом в отсек. – Мое дело предупредить, – ворчливо кидает в спину директор, – он опасный хищник, познавший вкус сырого мяса и крови. Что помешает голодному зверю вместо животного напасть на человека? Камера Хейла оказывается самой дальней, и под умеренную классическую музыку, льющуюся из глубины коридора, Стайлз уверенно к ней следует, бросая короткие взгляды на его сокамерников. Большинство не обращают внимания на молодого и симпатичного посетителя, но есть и те, кто «безумно» рад хоть каким-то изменениям восприятия окружающего мира и своего собственного в этих мрачных застенках. – О-о, этот сладкий аромат невинности! Подойди сюда, малыш! Пососи у старины Шредера! – хрипло выдыхает один из заключенных, с ошалелым взглядом бросаясь на железную решетку и лихорадочно потирая свой пах. Ускорив шаги, Стайлз оказывается у последней камеры, из которой и льется симфоническая музыка. Сам Хейл стоит в пол-оборота и, прикрыв веки, плавно размахивает кистью в такт мелодии. – Ты из ФБР, не так ли? – молвит заключенный, бросая быстрый оценивающий взгляд. – Такой молодой. Должно быть, у МакКолла и его богадельни плохи дела, раз он прислал ко мне неоперившегося птенчика. Хотя… – Меня зовут Стайлз Стилински, – пользуясь паузой, представляется тот. – Я заканчиваю Академию и стажируюсь у МакКолла. Возможно, вы дадите решающую оценку моим способностям. Готов ли я? Прекрасная музыка, сэр. Бетховен, кажется? Симфония №7… – угадывая, наконец, мелодию. – Аллегретто, – с улыбкой добавляет Питер, подходя вплотную к толстому стеклу. – А ты осведомлен. – Смени эту чертову пластинку, Хейл! – истошно вопит Шредер. – Извини за моветон моего соседа, – оглядывая Стайлза более пристально. – Ничего. Может, поговорим? – безразлично дернув плечом, предлагает Стайлз. – Как насчет вопросов – ответов? – встречно интересуется Хейл. – Что тебе сказал Шредер, когда ты проходил мимо? Я не расслышал из-за музыки, – кривит душой Питер, желая еще раз это услышать, но уже из уст самого юноши. – Что я пахну невинностью, – сквозь зубы цедит агент, не отрывая глаз от пронзительного взгляда мужчины, – и он хотел бы, чтобы я ему отсосал. – Вот бестактное создание, – сетует Питер. – Я бы не стал о таком просить на первом свидании. Я бы вообще не стал просить, – изменив угол взгляда, голосом змея искусителя зашипел Хейл. Похоже, стоит ему только захотеть, и его жертва сама окажется у его ног, с благоговейным трепетом расстегивая ширинку, желая всячески ублажить его член. – Аромат невинности? – переспрашивает Питер, делая глубокий вдох воздушной взвеси просачивающейся через ряд небольших отверстий. – О-о, нет, нет! Наш крошка уже не девственник, но не по вине мужчины. Пока. Я знаю, как ты пахнешь, агент Стилински. Когда физически вымотан и выжат. Когда весь такой разгоряченный и влажный. Кажется, у кого-то была утренняя пробежка? – Я вам – вы мне, доктор, – напоминает Стайлз, стараясь хранить внешнее спокойствие, хотя кажется, его сердце трепещет воробушком у самого горла, отдавая шумом в ушах. – Ладно, что там у тебя на этого «Молчуна»? Мне нужны улики и фото, – слегка разочарованно кидает Питер, выдвигая ящик для почты. – Откуда вы…– хочет спросить агент, потом стремительно замолкает, вкладывая в лоток пачку бумаг и быстро подавая его обратно. – Отчего умерли жертвы? – быстро пролистывая фотографии и заключения судмедэкспертизы. – В большинстве случаев от удара топора, брошенного на расстоянии, – лихорадочно произносит Стайлз, пытаясь прочесть реакцию мужчины. В свое время беспечность Питера чуть не стоила ему жизни. Он расслабился, полагая, что достаточно осторожен, хитер и силен. Рана давно зажила, но факты, предоставленные ФБР заставили Хейла с новой силой почувствовать, как лезвие брошенной секиры ломает ребра, достигая сердца. – Что скажете?! Почему вы назвали его «Молчуном»?! – с толикой несдержанности интересуется Стилински. – А зачем, по-твоему, ему зашивать рот, лишать жертву губ, или языка? Потому что он не такой как мы с тобой. – Он не любит говорить… – Не то! Думай, Стайлз, анализируй! Вчитывайся в фото! Тут же море подсказок! – потрясая перед агентом ворохом улик. – Или… – лихорадочно мозоля мужчину взглядом, – по каким-то причинам, возможно врожденным или приобретенным он не может разговаривать. – Но очень хотел бы. Ты на верном пути, агент Стилински. – Он что, немой?! – Стайлз это твое настоящее имя? – меняет тему Хейл, давая понять, что сейчас его очередь задавать вопросы. – Странное имя, мне кажется. – Имя, данное мне при рождении – Мечислав. – А-а, «прославляющий меч». Ты когда-нибудь убивал, Мечислав? Сталь твоего ножа входила в живую плоть по самую рукоятку? Или может быть пуля, выпущенная из пистолета, прошивала кожу и кость, застревая где-то внутри или свободно проходя насквозь, разбрызгивая кровь и мозги? Слова, произнесенные с тихим звериным рокотом и леденящим душу взглядом, заставили Стилински внутренне содрогнуться и расширить глаза от накатившего ужаса. Сейчас на него взирал самый настоящий хищник, матерый убийца, и прочной преграды из пуленепробиваемого стекла между ними как будто не существовало. – Смотри, крошка Стайлз. Смотри внимательно, – продолжал свой умелый гипнотический трюк Хейл. – Тот, кого ты ищешь, почти такой же опасный, как я. Тебе не совладать с ним в одиночку. Сейчас он просто развлекается, пытаясь подражать нам или создавать себе подобных из числа своих жертв. – Вы его знаете?! Где нам его найти?! Скажите мне, кто он?! – кидается к стеклу Стилински, пытаясь добиться истины. – Лети в свое гнездышко, пташка. Лети и не останавливайся, – отводит взгляд Хейл, всем своим видом давая понять, что визит окончен. Ноги почему-то становятся ватными, и Стайлз ими еле передвигает. В ушах стоит шум, а мозг – будто кто вынул его из черепной коробки, пару раз шмякнул об стену и вернул обратно, превратив в кашу. Досада и горечь сдавливают горло, не давая вздохнуть, а внезапно возникшее чувство смятения – быстро среагировать на смачный плевок Шредера. – Да-а-а! Вот та-а-к! – заходится в безумных конвульсиях и истерическом хихиканье заключенный. – Теперь на твоем лице моя сперма, малыш! В отсеке поднимается недовольный шум сокамерников. На миг вжавшись в стену и быстро стирая ладонью мерзкую слюну, возможно с примесью еще чего-то, Стайлз улавливает отборную ругань в адрес этого поехавшего крышей сексуального извращенца. Но сквозь все это он так же слышит зычный рев Хейла, зовущего его по имени. Стилински вновь оказывается у его камеры, встречая в глазах мужчины неподдельное сожаление и заботу. – Извини, Стайлз! Я никогда бы не допустил этого! Неучтивость невыносима! Будь мы в другом месте и одни… – Просто ответьте на мои вопросы! – берет инициативу агент ФБР, пытаясь воспользоваться моментом проблеска человечности и открытости Хейла. – Убийцу нужно отвлечь! У него есть, по крайней мере, одно незаконченное дело! Ему нужна ценная приманка! – О чем вы?! – пытается сообразить Стилински, прищурив взгляд. – Я имею право хранить молчание! – с легкой издевкой в голосе молвит Питер, делая свой взор непроницаемым. – Все, что я скажу, может быть использовано против меня! – вновь выбивая почву из-под ног парня, так некстати зачитывая сейчас правило Миранды. – А теперь вон отсюда!!! – заставляя Стайлза резко вздрогнуть, а затем пулей направиться в сторону выхода. *** Через несколько дней каким-то непостижимым образом Питер Хейл сбежал из «Эйкена». Заключенный Адам Шредер был зверски растерзан в своей камере, а директор психиатрической клиники Эрик Брунски бесследно исчез. Спустя неделю неизвестный аноним по кличке «Благодетель» через средства массовой информации предложил десять миллионов долларов за голову Хейла. Эта новость вызвала огромный ажиотаж у местного населения, заставив полицию и федералов бросить все силы на безопасность штата и тщательный поиск всех троих: заказчика, жертву, исполнителя. В этой суете и суматохе Стилински удалось сдать последний экзамен и получить жетон и табельное оружие. Его не успели пока прикрепить ни к какой группе или сделать напарником, но он, как и остальные его сослуживцы, готов был тут же стать на защиту правопорядка. Характерные убийства и в самом деле прекратились, зашитых ртов и изуродованных лиц больше не было. Терзаемый мыслью, где сейчас может быть этот «Молчун» и Питер Хейл, Стайлз чуть не пропустил сообщение, пришедшее с неизвестного номера. «Привет, агент Стилински. Готов назвать тебе имя и тайное укрытие «Безмолвного». Я на заброшенном складе № 6 в припортовой зоне. Будь умничкой – приходи один». Проверив пистолет и дополнительный комплект патронов, Стилински понимает, что должен делать так, как велит Хейл. Он практически уверен в том, что тот его не тронет, и на этот раз не станет с ним играться и юлить. А вот сможет ли сам Стайлз удержаться от того, чтобы не всадить в опасного хищника всю обойму, после того как получит нужную информацию? И дело тут вовсе не в крупной сумме за его голову и не в честолюбии самого Стилински, нет. В чем же тогда? Оказавшись на месте и сняв пистолет с предохранителя, агент ФБР стал тихо красться вдоль бетонной стены, соблюдая тренировочные приемы и меры предосторожности. В зону видимости Стайлза попало еще несколько выходов, по одному из которых неслышно кралась огромная тень с топором в руках. Когда силуэт убийцы случайно/намеренно попал под свет мигающей лампы, Стилински чуть не обомлел. На него, прожигая углями черных глаз, глядело нечто, жестом повелевая молчать. Сероватого оттенка кожа обтягивала голый череп, глазницы и выпирающие скулы. Там, где должен был находиться рот или пасть, сплошняком от носа до подбородка шла кожа, делая убийцу таким запоминающимся и жутким. Если бы эта тварь все же имела подобие рта, то она бы сейчас зловеще ощерилась, глядя на реакцию простого смертного. – Кого ты выберешь, «прославляющий меч»? – раздается знакомый голос оборотня, выходящего на свет с одного из проемов, расположенного по диагонали. – Ты ведь понимаешь, что тебе не справиться хотя бы с одним из нас без помощи или невмешательства другого. Теперь, находящиеся в пустующем помещении Стилински, Хейл и «Безмолвный» образуют собой некое подобие треугольника, представляя отличную мишень друг для друга. Но в отличие от офицера ФБР и серийного убийцы у их визави нет никакого оружия кроме собственных когтей и клыков. Похоже, еще там, в «Эйкене», когда Питер снова подозвал его к себе, Стайлз уже знал ответ на этот вопрос. А даже если бы чуточку сомневался, безротый монстр сам подтолкнул его к действию, когда взмах топора прозвучал практически в унисон с тремя оглушительными выстрелами. Словно пребывая в трансе, Стилински кажется, что время в этот самый миг замедлило свой бег. Прошитое свинцом тело «Безмолвного» неторопливо валится на пол и к нему со звериным оскалом на лице устремляется Хейл. Стоящий в ушах звон от выстрелов медленно растворяется в возникшей вдруг в голове седьмой симфонии Бетховена. И под эти божественные аккорды ощущая как перенесенный шок от своего первого убийства уступает место чистейшей эйфории, Стайлз с замиранием сердца наблюдет как Питер Хейл размахивая острыми, как бритва когтями, дирижирует чужой болью и страданиями, умело доводя свою жертву до финального крещендо – агонии и смерти. Стилински продолжает хранить молчание и, затаив дыхание, наблюдать за тем, как Хейл, закончив, достает из кармана белоснежный платок, стирая с рук и лица кровавые брызги. Как вновь располагающе ему улыбается, торжественно молвив: – С боевым крещением, Мечислав. Экзамен сдан на «отлично». Что ж, – слегка меняясь в лице, – мавр сделал свое дело, мавр может уходить. – Я не могу вам этого позволить, – больше для проформы офицера ФБР, чем чисто по-человечески замечает Стайлз, наводя оружие на собирающегося скрыться мужчину. – Но ты сделаешь это, – уверенно парирует Хейл, дружески подмигивая парню льдистым глазом. – Такие люди, как ты, Стайлз, сделают этот мир лучше. Не заставляй жалеть об этих сказанных мною словах, – уверенно и грациозно следуя к выходу. – Не преследуй меня, крошка Стилински. Когда-нибудь я сам тебя найду. Я ведь знаю, как ты пахнешь по-настоящему.