Все, что проносится в её голове — это сплошная мысль о том, что она идиотка и просто дура. Так поддаться на откровенную провокацию! Так повестись на банальные действия и бросить рабочее место!
А ведь всё началось около получаса назад — Хитч даже стыдно признаться в том, что форсмажор был связан с мелкой то ли перепалкой, то ли стычкой на обыденную тему. Бред какой-то — а ведь им только выдали чуть больше бумажной работы, чем обычно; от этой бесконечной волокиты цифр и слов нельзя было никак отвертеться.
В чем же проблема — спихни на вышестоящих, да и все...
Ваша святая обязанность, ворчало начальство, поддерживать порядок как в народе, так и в документах — впрочем, заполнялись они зачастую ночью и левой ногой через правое ухо. И это при свече и, дай Боже, помощи напарника! Особенно тяжко было Хитч — заниматься одним и тем же делом более часа для неё было просто невыносимой мукой, которую можно было разве что сравнить с любым другим занятием.
..И девушка жаловалась, девушка дулась, девушка отлынивала, а Марло, до этого просто тихо нервничающий в углу, единственный её собеседник — Марло внезапно подскочил, отодвинул за спинку стул, на котором сидела Дрейс, от стола и самым твёрдым взглядом на земле уставился ей в глаза. Честно — у неё тогда сердце в пятки ушло и душа на секунду вылетела из тела, но силы съязвить все-таки нашлись.. Хоть и язва вышла не такой болезненной, как хотелось. Издевки над ним обычно получались остроумными и правильными — но от внезапной близости, когда перехватило дыхание и дух свой...
— Что, Фройденберг, опять заведешь свою шарманку о том, что мы итак всем этим несправедливо занимаемся и у нас абсолютно другие обязанности? — даже брови не дрогнули; от этого у Дрейс мало того, что все внутри рухнуло в ожидании расправы, так ещё и самомнение пострадало, — уйди, пожалуйста. Твоя плохая прическа мешает мне фокусироваться на этих бестолковых буквах и в принципе мозолит глаза.
— Именно поэтому ты вызвалась работать со мной?
Чертовщина! У Хитч был идеально выточенный план, идеальный настолько, насколько идеальной могла быть идея, созданная в её светлой голове — притереться поближе и, наконец, вывести его (и себя заодно) на чистую воду. Собственные мысли не давали спокойно спать вот уже несколько недель, иногда била дрожь, сильная и дикая, оставляющая за собой учащенное дыхание — а он был рядом и не исчезал.
Был рядом.
И улыбался.
Смеялся.
Возмущался.
Дышал хрипло и прерывисто.
Не исчезал! Был поблизости, и, казалось бы, ничего не слышал и не видел — а сейчас задаёт этот вопрос, пока она старается освободить хотя бы небольшую полоску воздуха в сжатой груди; дрожащая свечная тень падает на её лицо, и Дрейс почему-то кажется, что у неё плавится внутри и сердце, и возможность говорить. Хоть один аргумент — ну пожалуйста!
Хоть один аргумент, доказывающий теорию о том, что это не она совсем свихнулась — влюбляться! Она может влюбить и влюбиться в кого угодно, кроме него — Марло должен оставаться предметом для шуток, Марло должен просто быть где-то поблизости, Марло должен обнимать, Марло должен целовать так, чтобы подгибались колени, Марло должен...
— С Энни скучно сидеть, сам знаешь — она все выполнит быстрее и уйдёт, а мне одной сидеть...
— Борис.
— Да ну — он все время молчит так, словно в любой момент подскочит и уйдёт. Импульсивные вы все...
— Дрейс, чуть честнее — он никогда ещё так не делал, и ты пишешь своими закорюками куда быстрее Леонхарт.
— Удивительно: привела ему два хороших примера, а этому все мало! — на другую тему тут уже не свернешь, и слава Богу, что в ночном свете не видно того, как у неё то вздымаются, то опускаются ресницы! — отвянь, правда, я немного не в духе. Многого от меня требуешь.
Отвернуться не вышло — тёплая ладонь на плече быстро вернула в жестокую реальность, где дела и разговоры доводят до победного конца. Господи, ну и почему он такой!..
— Хитч.
Восхитительный.
Боже, никогда не зови меня по имени, иначе точно растаю, ругается про себя Дрейс — пытается прятать румянец, великолепно ей идущий, и все-таки разворачивается в его сторону; впрочем, первое действие было лишним, ибо утыкается она носом в нос.
— Уйди, Фройденберг.
Получается настолько сипло и жалко, что совсем неудивительно то, что его губы натыкаются на её — правда, она все равно теряет возможность дышать и чувствовать в принципе на несколько секунд.
— Уйди.
Пальцы цепляются кончиками и костяшками за его рубашку, но только беспомощно скользят — ровно как и Хитч пытается то отодвинуть, то прижаться, но получается только ткнуться лбом в ключицы, вдохнуть запаха, странно родного и знакомого, и шептать хрипло и невероятно на себя не похоже:
— Уйди.
Уходят они вместе.
***
И вот именно сейчас она чувствует себя то ли максимально счастливо, то ли в такой же степени постыдно — Энни все ещё пишет и может вернуться в комнату в любую секунду, однако, самая последняя занимающая её мысль — мысль о других людях. Дрейс едва ли читала — но разве в романах с прогнившими корешками не описывается то же самое ощущение?
Смелость возвращается к ней ровно тогда, когда тон Марло приобретает окрас усмешки — и едва ли Хитч любит, когда смеют ставить под сомнения её чувства, её эмоции и мысли:
— Твой флирт немного выходит за границы, Дрейс.
— Ой, да помолчи хотя бы минуточку, — фыркает Хитч, закидывает мешающуюся прядку куда-то на затылок и кладёт ему ладонь на щеку, другой же рукой касаясь своего лица, — я тебе уж столько раз намекала, что даже титаны бы поняли и понеслись мне цветы покупать. В ком из нас проблема?
— В той, которая может из всех вить такие верёвки, какие хочет, а потом ещё и удивляться, почему её истинным волнениям не в полной мере верят?
По макушке прилетает более чем больно.
— Удивительно, какие мелочи способны вывести тебя из, — прерывается Марло на секунду то ли от невиданной постановки предложения, то ли оттого, что перламутровая пуговичка на её рубашке рассоединяется с прорезью, — тебя из себя. Не тот ли это случай, когда ты ласково треснула меня, стоило мне принести ещё больше документов для бумажной работы в час ночи?
— К черту! — она полусмеется и поправляет волосы, запутанные и милые светлые локоны, — учти, что мне нужен кавалер, а не помешанный на армейщине придурок. Посмей только мне приказывать, когда рот открывать — и я...
Пальцы ласково касаются её подбородка — Хитч внезапно так и сжимается, прячет где-то глубоко внутри свой сарказм и характер, потому что ей уже плевать; опускает воспаленные от долгой работы и бессонных ночей веки и кладёт голову на широкую грудь.
Когда её накрывает тёплой, обжигающей волной, Дрейс жмурится сильнее.
— Глупая, — бестолочь, бестолочь, бестолочь! — он же у тебя никогда не закрывается.
***
— А вообще, — поправив прядку на лбу, а заодно и подушку, Хитч обернулась в сторону парня, — почему ты до меня решил докопаться?
— Ты грызла ногти, — бурчит белое и сырое одеяло, — спокойной ночи.
— Э..
Иногда Хитч кажется, что бумажная работа бывает и впрямь чуть интересней активной.
