Волчица на перепутье

Чарли снимает небольшой, но уютный номер практически в самом центре города. Высокие потолки, белые стены, изумрудно-зелёный ковёр на полу, похожий на пушистый газон. Аккуратно заправленная кровать и мягкое кресло, обитое зеленовато-серой тканью. Возле занавешенного плотным тюлем окна стоит небольшой овальный столик, напротив кровати стену занимает широкий плазменный телевизор. — Руки мыть вон там, — кивает Чарли на неприметную дверь в санузел. — Я пока всё подготовлю. К моему возвращению Чарли успевает сгрузить на стол коробку с пиццей и наши стаканчики чая, пока что плотно закрытые крышкой. На их картонных боках улыбается кроличья мордашка. При виде меня Чарли, словно вспомнив что-то, хлопает себя по лбу и кидается к креслу, чтобы убрать из него ноутбук. — Располагайся, — кивает на расчищенное для меня место — я послушно плюхаюсь в кресло, оказавшееся удобным и мягким. Чарли пододвигает столик. — Там ещё пульт где-то был, ой, он наверно под кроватью. Подожди, я сам, — машет руками, когда я дёргаюсь вниз, собираясь помочь с поисками. — Здорово у тебя тут, — искренне восхищаюсь, разглядывая номер. — Не пятизвёздочный отель, конечно, но мне тоже нравится, — бормочет в ответ Чарли, старательно шаря под кроватью. Наклоняюсь к нему. — Может, помочь? — Уже всё. — Чарли поднимает на меня гордый взгляд, словно только что одержал победу над парочкой альф, и демонстрирует находку. — Что думаешь насчёт музыкального сопровождения? Я догадываюсь, что ему так спокойнее и увереннее, чем в полной тишине. Установленные в гостинице металлопластиковые окна практически не пропускают звуки с улицы, из-за чего создаётся ощущение, что мы с Чарли одни во всём мире. И всё-таки, какой же Чарли милый, когда волнуется, покусывая губу, и пытается мне угодить. По правде, никто раньше не баловал меня таким вниманием. Почти никто. Я вспоминаю пристальный взгляд светло-медового оттенка глаз. Властный бархатный голос, усыпляющий бдительность. Обходительные манеры, из-за которых невольно расслабляешься, впуская в сердце симпатию и доверие. Тело прошивает судорога; я рвано выдыхаю, слепо глядя в одну точку, и лишь усилием воли прогоняю непрошеные воспоминания. Октавиан обманул меня, поступил как последняя сволочь. Чарли же не такой, да и повторить подобное никак не сможет. — Мария? — осторожно зовёт он. — Всё в порядке? — Конечно, — с нарочитым энтузиазмом восклицаю я. — Врубай, чего ты стесняешься. И давай уже перекусим, умираю с голоду. Несколько секунд Чарли с сомнением разглядывает меня, но затем расслабляется и клацает пультом, тут же настраивая звук. Номер заливает томный голос неизвестной мне певицы. А я, не теряя времени, занимаюсь распаковкой пиццы. Стоит отдать должное неприглядной с виду кафешке — кухня у них что надо. Такой божественной пиццей не стыдно самого Первоволка угощать. Как-то сам собой у нас с Чарли завязывается разговор о семьях. — Ты говорил, что твою поездку спонсировал брат, — растянувшись на кровати и подперев руками голову, спрашиваю я. — Он, наверно, любит тебя. Чарли сидит рядом, неуловимо касаясь моего бока. Мне хотелось узнать нового знакомого получше, но мой вопрос его, кажется, задевает. Чарли заметно напрягается и отвечает не сразу. — Да, — голос его звучит неожиданно грустно. — Он очень заботливый с тех пор, как мы остались одни. В груди уколом отдаётся чувство вины. — Прости, — я умолкаю, жалея, что подняла эту тему. — Да ничего, это… давно случилось. — Наверно, у вас большая разница в возрасте? — догадываюсь я. — Двенадцать лет, — гордо отвечает Чарли. — Юджин работает в полиции. Я тоже планировал поступить в полицейскую академию… — Но что-то пошло не так, — договариваю, лукаво щурясь и улыбаясь. — Америка лишилась лучшего своего защитника. — Ну… вроде того, — взъерошивает волосы Чарли. — Говоря коротко и примитивно: я редкостный неудачник. — Только не говори, что завалил физнормативы! — притворно ужасаюсь я. — Именно так и получилось, — натянуто смеётся Чарли. — Но ничего, через год попробую снова. — Предлагаю заняться твоей подготовкой! Позовём Денизу — бег от зубастой альфы быстро сделает из тебя спортсмена. Чарли смеётся уже искренне, но тут же становится собранным. — Скажи, почему мы так быстро ушли с площади? Тебя кто-то преследует? Твой бывший? Да, коп из него вышел бы отличный, наблюдательностью парнишка не обделён. И всё же, сказать правду я не могу. Ясно ведь, что на этом наши едва начавшиеся отношения сразу закончатся. Они и шанс зародиться получили лишь потому, что Чарли о наличии у меня истинной пары не знает. — Ты почти угадал, он и правда бывший, но не парень, а одноклассник, — решаю отделаться полуправдой. — Мерзкий тип. — Наигранно передёргиваю плечами. — Не хотела, чтобы он прицепился. — Тебя травили в школе? — удивляется Чарли. Я поджимаю губы, хмуро вспоминая. — Было дело. Но пустяки, правда. Просто не поладила с одним типком, а он настроил против меня дружков. А что? — Вот как… — задумчиво прищуривает глаза Чарли, из-за чего его взгляд становится жёстким и ледяным, как у вампира. — Удивила. Ты не похожа на тех, кто бывает изгоями. Такая открытая, весёлая, прямо душа компании, — улыбается, и наваждение рассеивается. — Да ну, ты что, — поднимаю ладони в защитном жесте. — Просто я омега, а мы сами по себе неконфликтные и позитивные. Иначе бы не могли строить семьи с альфами. Ну да ты по Денизе видел, какие они бывают горячие штучки, — натянуто смеюсь. — Ага, такие миролюбивые, что настроила против себя главного хулигана школы, — шутливо толкает меня в бок Чарли. — Просто мы, — коварно улыбаюсь, еле удерживаясь от желания потискать этого юного следователя, — тоже умеем кусаться. Только, в отличие от альф, кусаемся не ради веселья, а когда того требуют обстоятельства. Вот так вот. — Поверю на слово. Но больше не убегай, — со вздохом просит Чарли, глядя на меня со странной мольбой и, что мне нравится уже меньше, сочувствием. — Просто покажи его мне, того парня, что тебя обижает. — Он криво усмехается, неожиданно становясь похожим на Хорацио. — Ты не смотри, что я не волк. Поверь, защитить тебя смогу. К моему изумлению Чарли берёт мою руку в ладони, смотрит долгим взглядом мне в глаза. И неожиданно целует её, невесомо, едва коснувшись губами пальцев. Я неверяще смотрю на него, тщетно удерживая заколотившееся сердце и затаив дыхание. Чарли готов рискнуть собой ради меня! А ведь мы едва знакомы. Неужели все люди такие безрассудные? А впрочем, так ли они отличаются в этом от нашего вида? — Договорились, — решаю не шутить на тему проваленной физподготовки — независимо от видовой принадлежности мужчины ненавидят, когда их считают слабыми. — Как насчёт сперва помочь мне расправиться с остатками? — показываю взглядом на два сиротливых кусочка пиццы, грустившие в пустоте коробки. — У меня есть идея получше, — хитро прищуривается Чарли, загадочно улыбаясь. И, не дав мне ответить, вскакивает с кровати. Под моим заинтригованным взглядом он доходит до мини-холодильника и, недолго в нём чем-то прогремев, возвращается с бутылкой из тёмного стекла. Ах вот как, споить меня решил, негодяй! Настроение подскакивает, как столбик термометра в солнечный день; на губах появляется улыбка. Где-то в глубине подсознания трепещется мысль, что мне стоит быть бдительной, но я не позволяю ей окрепнуть. Потому что всю жизнь я играю роль хорошей, слишком хорошей девочки и заслужила право на небольшую шалость. Словно по мановению волшебной палочки на столе появляется пара пузатых бокалов. И где только Чарли прятал их, затейник этакий? — Жаль нет свечей, — с притворным огорчением вздыхаю я. — Вышел бы настоящий романтический ужин. — Могу сбегать за ними, — с готовностью предлагает Чарли, кажется, без намёка на шутку. — Да стой ты, — беру его за руку и, посмотрев в глаза, тихо произношу: — Спасибо. — За что? — не понимает Чарли. — За прогулку. За кино, хоть я там уснула. Вообще за всё спасибо. Ты классный, правда. — Позор мужчине, не способному подарить улыбку симпатичной девушке, — тихо произносит Чарли, внимательно глядя мне в глаза. Он ставит бутылку на стол и, присев на краю кровати, ласково гладит меня по руке. — Я тоже рад, что встретил тебя, Мария. — Кто знает, может, это судьба, — шепчу я, завороженно глядя, как бокалы наполняются густой алой жидкостью. Выпиваю в итоге совсем немного, едва ли половину бокала, но нашему виду много и не надо. Алкоголь с размаху бьёт в голову и по голове, заволакивает её дурманящим туманом, под которым скрываются сомнения. Облизнувшись, я тянусь к Чарли, жадно глядя на его потрясающе красивые губы. В воздухе витает сладковато-пряный аромат вина и моего желания, в тон ему из телевизора льётся романтическая песня; сердце бьётся, как с цепи сорвавшееся, между ног сводит жаркой судорогой. Я хочу Чарли, прямо здесь и сейчас. В себя. Для себя. Непривычная мне волна похоти ужасно невовремя смывает самоконтроль. И всё этим непоправимо портит. Долгую долю секунды рассматриваю в расширенных зрачках Чарли своё отражение — растрёпанные светлые волосы, зарумянившееся желанием лицо… и янтарные волчьи глаза. Нет, только не это. Не сейчас. Пожалуйста… Усилием воли останавливаю превращение, успев заметить, как заострившиеся на пальцах когти рвут плотное покрывало. Чарли застывает, глядя на меня беззащитно распахнутыми глазами; по чутью хлещет его острым страхом, в мгновение спугнувшим надежду перевести всё в шутку. Чарли дёргается прочь от меня, но тут же замирает; в синеве глаз вспыхивает вина, такая пронзительная, что становится больно. С разума вмиг сдёргивают пьяную пелену, возвращая способность здраво мыслить. С отчаянной мольбой я смотрю на Чарли. Он вяло улыбается в ответ, бледный и несчастный, бормочет, стыдливо отводя взгляд: — Это... ничего. Я просто не ожидал. Врёт бессовестно, непонятно, кого этим пытаясь утешить: меня или всё же себя. Слишком сильно напугали его затронувшие моё тело внезапные метаморфозы. Горло сдавливает подступающими рыданиями, но мне удаётся сдерживать слёзы. — Мне… пора, поздно уже, — сбивчиво бормочу, не смея смотреть Чарли в глаза. На самом деле уходить я совсем не хочу, но ужасно боюсь, что иначе Чарли прогонит меня сам. А в глубине души отчаянно надеюсь, что сейчас он засмеётся, сломает выросшую между нами стену забавной шуткой, а главное — предложит остаться. Но Чарли предлагает лишь проводить меня. Глаза начинает щипать, и я могу только вяло кивнуть, соглашаясь. Отвернувшись, до боли закусываю губу. Нет, нельзя плакать, что же тогда Чарли обо мне подумает? Наверняка, решит, что я слабая безвольная девица, хуже любой человеческой. А я вервольф! Мы сильные и так просто сдаваться не приучены. Эта простая мысль неожиданно придаёт уверенности в себе, возвращает слабую, но настоящую улыбку. Я жду, что Чарли ещё что-то скажет, но он продолжает хранить молчание до самого выхода. Истинного я замечаю сразу. Высокий, широкоплечий, в идеально сидящем светлом костюме он поджидает нас, затаившись в темноте, словно хищник. Светлые волосы кажутся почти белыми, придавая всему облику нечто демоническое. Я спотыкаюсь и замираю, трепеща, судорожно вдыхаю полную грудь запаха моего Истинного. Он так близко и пахнет от него так остро, что я словно в полный крови колодец проваливаюсь. Взбудораженный ею зверь, живущий во мне, вздрагивает, рвётся на волю, встряхивая тело мучительной судорогой, предшествующей морфу. Сосредоточившись, я возвращаю контроль, не позволяя ему взять верх. А потом Октавиан медленно поднимает голову, и я содрогаюсь от страха, едва не утрачивая контроль вновь. За стёклами очков золотым пламенем горят звериные глаза с вертикальным зрачком чистокровного альфы, и взгляд их, угрюмый, многообещающий, пронзающий до самых костей, направлен на Чарли. Нужно срочно вмешаться, но язык будто примёрз к нёбу, а частые удары сердца оглушают, мешая быстро мыслить. Я смотрю на свои дрожащие руки и решительно ничего не понимаю. Что за ерунда? Омега не должна бояться своего Истинного, мы вообще не должны бояться альф. Или это такая же красивая сказка, как непременное счастье в истинной паре? Человеку бесполезно тягаться с вервольфом в скорости и ловкости, потому шансов у Чарли нет никаких. Октавиан — на голову выше и многократно сильнее — сгребает его за шиворот, словно щенка, подтаскивает к себе. Склонившись к уху, что-то быстро шепчет, такое нехорошее, что воздух густеет от физически ощутимого ужаса Чарли. Моего друга, который не совершил ничего предосудительного, чтобы навлечь на себя гнев доминантного альфы, возомнившего, будто парнишка позарился на его собственность. Потому что я этому альфе не собственность! Злость изгоняет страх, возвращает власть над телом и мыслями. — Оставь его! — кидаюсь к Октавиану, скалясь и рыча. — Слышишь? Лапы свои убери! — замахиваюсь рукой, на ходу выпуская острые когти. Октавиан перехватывает её без усилий, крепко, но осторожно, косится на меня золотым волчьим взглядом. Я невольно засматриваюсь на профиль Истинного: прядь кудрявых светлых волос возле тонкой дужки очков, прямая спинка носа, красиво очерченные губы — верхняя чуть вздёрнута, обнажая острый клык, — волевой подбородок. Александреску чертовски красив, тут уж даже мне нечем крыть. Красив и чудовищно опасен. — Отпусти его, сейчас же. Ну же, отпусти! — жёстко повторяю я. — Чарли мой друг! Несколько секунд ничего не происходит, и я молча радуюсь, что Чарли покорно замер в стальной хватке Октавиана. А потом тот медленно выдыхает, закрывая глаза, а когда вновь смотрит на меня — они возвращают себе обычный светлый цвет радужки. С презрительной усмешкой Октавиан толкает Чарли к стене гостиницы — тот отступает ещё на несколько шагов, зло и затравленно сверкая глазами исподлобья. Я несмело пытаюсь освободиться — тёплые пальцы Истинного тут же усиливают хватку, — сухо сглатываю, ожидая, что же будет дальше. — Он тебе лжёт, — ровным тоном произносит Октавиан, глядя с такой глухой тоской, что у меня ёкает сердце. — Будь осторожна, Мария. — Он бережно опускает мою руку и проходит мимо, не удостаивая напоследок Чарли даже взглядом. Я заставляю себя оглянуться — Октавиан садится в свой серебристый спортивный автомобиль. Мерно рокочет мотор, и тот срывается с места, вскоре скрываясь за поворотом. — Чарли… как ты? —  подбегаю к нему, но спотыкаюсь об его испуганный и неожиданно свирепый взгляд. — Чарли? — робко зову, приподнимая руку и неуверенно шагая ближе. Он горько усмехается. — Нет, значит, у тебя парня? — Неверяще качает головой и вдруг с отвращением цедит: — Надеюсь, тебе было весело, Мария. Потому что мне вот — очень. Животик надорвать со смеху можно. В несколько шагов Чарли оказывается у двери гостиницы и скрывается внутри. А я остаюсь смотреть вслед, пока глаза не начинает жечь неудержимыми слезами, и взор не смазывается, захлебнувшись ими.