Волчица на перепутье

Если не позвонить Октавиану — чёртов кровосос так и будет валяться у нас в гараже. Я твержу себе это, глядя на стильную серебристую с чёрным визитку, врученную мне когда-то Истинным, и чувствую, как решимость растворяется быстрее пресловутого тумана поутру. Руку с зажатым в ней телефоном и всё тело колотит дрожь, а в животе липким холодом расползается позорный страх. Потому что я не представляю, как Октавиан отреагирует на мой звонок. И, что важнее, каково будет мне самой. Да и что я ему скажу? «Привет. Прикинь, мой тупенький брат-клептоман подобрал твоего мёртвого дружка, который завонял нам весь двор. О, не удивляйся, во мне проявилась кровь ищеек, поэтому меня от вампирьей вони тянет блевать. В общем, дуй сюда, надо спасать меня и твоего вампира. А то ещё немного, и мой брат поселит его на коврике в прихожей вместо собаки, а я просто задохнусь». Не сдерживаю мученический стон. Это даже звучит идиотски! Октавиан совершенно точно решит, что я над ним гнусно стебусь и пошлёт альфам узлы массировать. Или вовсе заподозрит, что я тронулась умом ещё хуже моей сестры. Ох, Лука, ну и удружил ты мне, подлец мелкий. Подставил по полной программе. Всё матери расскажу, даже не надейся на помилование. Но делать нечего. Собрав свою смелость в одну жалко дрожащую кучку, набираю номер и тыкаю в кнопку дозвона. Ощущение при этом, будто в ледяной бездонный омут ныряю, аж дыхание перехватывает. Всё, назад дороги нет. Спаси меня Первоволк… К добру или худу, но отвечает Октавиан практически сразу. Более того — он откуда-то знает мой номер. Но раздумывать об этом сейчас некогда. — Мария? Язык прилипает к нёбу и совершенно меня не слушается. С трудом сглатываю и выдавливаю: — Э-э-э… — перевожу дыхание и вспоминаю, что всё же умею говорить словами: — Здравствуйте, господин Александреску, — голос предательски дрожит. — Простите, я вам по делу звоню. — И тебе доброй ночи. — Показалось, или Октавиан реально удивился? — Что-то случилось? От глубокого бархатного голоса с нотками сдерживаемого волнения во мне что-то обрывается и растекается трепещущим теплом. Чувство мне решительно не нравится, поэтому стряхиваюсь, собираюсь духом и отвечаю: — Не совсем… ну… то есть случилось. Ничего такого… просто… — Отвешиваю себе мысленную оплеуху, злясь на несвоевременный приступ косноязычия. — Да. Случилось. — Мне приехать? — Вот теперь точно слышу тревогу, да ещё какую. — Мария? Ты в порядке? Где ты сейчас? — Я? Да-да, конечно. Сейчас объясню. По… подождите. Он молчит и терпеливо ждёт, что же я там собираюсь рассказать. Подозреваю, что Октавиан сейчас в почти такой же растерянности — слишком уж неожиданным для него стал мой звонок. — Мой брат, Лука… Помните его? — Не дожидаясь ответа, продолжаю: — Он нашёл вампира. Ну, вашего друга. Йонатана. Я замолкаю, чтобы перевести дыхание и хоть немного унять бешено колотящееся сердце. — Он жив? Ну вот, этот тоже считает ходячие трупы живыми! Такой же извращенец, как мой дурацкий братишка. Только Луке простительно — малой он ещё и дурной. Но Октавиан ведь взрослый вервольф и альфа, и всё туда же. Просто нет слов. — Угу. — Я мешкаю, не зная, стоит ли выкладывать подробности, но прихожу к выводу, что недоговорки могут только навредить. — Ему из арбалета прострелили сердце смазанным ядом болтом. Ну… — умолкаю, чтобы собраться с мыслями, — по крайней мере, Лука так сказал. — Я тебя понял. Конечно, я его заберу. Куда подъехать? Я зажмуриваюсь и быстро считаю до пяти, а потом обречённо выдыхаю: — К нам домой. — Хорошо. Скоро буду. Спасибо, что позвонила. — Секундная пауза. — И, Мария, мне очень приятно было тебя услышать. Я слушаю короткие гудки и глупо таращусь за окно — оно выходит в сад, пока ещё залитый серебристым светом луны, но готовый скоро встретить рассвет. Прислушиваюсь к своим ощущениям и не могу их правильно растолковать. В груди щекочет волнение, скорее приятное, а ещё какая-то глупая радость, будто я выиграла в лотерею главный приз. И в то же время под рёбрами холодком разливается страх, что вот-вот мой Истинный объявится у нашего дома. Но ведь я могу к нему не выходить, не так ли? Успокоив себя этой простой мыслью, возвращаюсь к Луке. Он спешно отскакивает от своего драгоценного трупа, да с таким смущённым видом, будто его застукали за чем-то неприличным. Меня передёргивает. Спрашивать у брата, чем он тут занимался, нет ни малейшего желания. Что бы там ни было — знать я этого не хочу. И так противно до тошноты даже рядом стоять. Вот не пониманию, как можно считать живой тварь, которая воняет хуже мумифицированного музейного экспоната? — Позвонила? — брат старается бодриться, но печаль в голосе выдаёт настоящие эмоции. — Да. Скоро приедет. Ответом становится грустный вздох. Поколебавшись, я всё-таки выхожу из гаража. Во-первых, на свежем воздухе волчица во мне не так сильно нервничает из-за близости природного врага. Во-вторых… мне всё-таки жалко брата. Пусть напоследок потискает свою игрушку. Главное загнать его потом в душ и кинуть в стирку одежду. Иначе с ума сойду от этого запаха. Шорох шин по асфальту заставляет меня подпрыгнуть; сердце тут же заходится в заполошном стуке. Негромкий рокот мотора умолкает, глухо хлопает дверь авто. Сглотнув, я зачем-то одёргиваю на себе одежду и вспоминаю, что забыла освежить макияж. А потом бегу на звук звонка калитки — Октавиан, судя по всему, слишком воспитанный, чтобы зайти без разрешения. Лучше бы он так трепетно к чужой свободе выбора относился, мерзавец. Я оказываюсь права. Он послушно стоит за калиткой и ждёт, пока объявится кто-то из хозяев. Сглотнув, робко выглядываю через щель в заборе. Октавиан одет в простые джинсы и самую обычную, но наверняка жутко дорогую рубашку. Волосы немного растрёпаны, будто собирался в спешке. Левая рука снова покоится на перевязи, и я вдруг осознаю, что немного в сторону, и пуля угодила бы в сердце. Почему-то эта мысль отдаётся ледяным уколом страха в моём собственном. Медленно-медленно, как если бы на улице меня ждал сам Первоволк, я приоткрываю калитку и замираю. Пальцы беспомощно мнут подол футболки; во рту пересыхает от волнения на грани самой настоящей паники. Наверняка ужасно глупо при этом выгляжу, но слишком уж противоречивой бурей чувств захлёстывает мою несчастную, замученную этой проклятой связью душу. — Здравствуй, Мария, — коротко кланяется Октавиан, задерживая на мне внимательный взгляд из-за стёкол очков. В упор не понимаю, зачем Александреску их носит, если у вервольфов от природы отличное зрение. Тем более, что он — чистокровный альфа из древнего и сильного рода. Впрочем, стоит признать, что очки Истинному идут и дают плюс много к солидности. И бугристый рубец на скуле тоже идёт. Раны, нанесённые клыками и когтями сородичей, заживают не сразу и сохраняются в обеих наших ипостасях. Через несколько дней не останется и следа, но сейчас передо мной красноречивое напоминание, какой зрелищный и жестокий бой посвятил мне Истинный. Именно мне одной. И это неожиданно согревает сердце. Волчица повизгивает внутри, рвётся на волю, грозя поломать мне кости и трансформировать тело прямо здесь и сейчас. Не позволяю. Ишь ты, что задумала. Но глупейшая радость при виде Истинного передаётся и мне самой — человеку. Ой, я же не поздоровалась. Вытянувшись по струнке, пытаюсь выдавить из себя что-нибудь. Получается только: — Э-э, здрасте, — и на этом дар речи окончательно покидает меня. Сгорая от стыда за своё нелепое поведение и не поддающийся объяснению приятный трепет в груди — подумаешь, Истинный, будто в первый раз его вижу — открываю калитку шире. Сразу же делаю неловкий шаг в сторону, пропуская во двор. У Октавиана решительная и одновременно плавная походка, как у крупного хищника. Только не волка, а скорее тигра. Одёргиваю себя: нашла время любоваться! И вообще, наверняка это близость течки голову кружит и туманит мозги. Вот переживу её, и снова всё станет как прежде. Потому что это всё дурацкий волчий инстинкт, на который даже внимания обращать не стоит. Правда, Октавиан явно смущён, пусть даже внешне виду он не подаёт. Свою радость от того, что рад меня видеть, он тоже старательно скрывает. Очевидно, боясь спугнуть. Однако мы прекрасно ощущаем эмоции друг друга и одинаково плохо представляем, что делать с нашей обоюдной неловкостью. С Истинным всё понятно. Несчастная жертва инстинкта и проклятой связи, что с него взять. А вот что за фигня творится со мной? Однозначно всему виной предстоящая течка. Без всяких сомнений. Надо быстрее вручить Октавиану его мёртвого дружка и выпроводить со двора, потому что удерживать своего зверя становится всё сложнее. Понимаю, что должна просто ткнуть пальцем в сторону гаража, а потом развернуться и молча уйти. Но вместо этого встречаюсь взглядом с Истинным и тихо признаюсь: — Я волновалась, когда ты вышел на арену. Нет, ты не думай, мне понравилось, — спешно заверяю, когда он нахмуривается. — Просто ты же ранен, — показываю глазами на подвязанную руку, чувствуя себя при этом ужасно глупо, но всё же договариваю: — Если не трудно, ну… не геройствуй так больше. Пожалуйста. Альфы частенько совершают сумасбродные поступки ради своей истинной пары. Но я к этому какое-либо отношение иметь не хочу. Как и выслушивать потом от сестры и прочих, что ради меня кто-то красуется, себя не щадя. По крайней мере, так я оправдываю для себя свой глупый душевный порыв. Потому что ну какое мне должно быть дело до самочувствия этого маньяка? Он-то о моём не думал, когда Метку ставил. — Не стану больше, если просишь, — у Октавиана серьёзный взгляд и ещё более серьёзный голос. — Прости, что огорчил. Я этого не хотел. Теперь я окончательно сбита с толку и совершенно не представляю, что сказать. Поэтому спешу перевести тему. — Напомню вам, господин Александреску, что в гараже вас ожидает вампир. Там, — показываю рукой, хотя гараж и так прекрасно видно. — Спасите меня от него, а его от моего брата. К счастью, Октавиан даже не думает спорить. С заметной неохотой отрывает от меня взгляд и направляется вглубь двора. Фу-у-ух, кажется, пронесло. Обессилено приваливаюсь к калитке, чтобы перевести дыхание и усмирить мятежные эмоции. Волчица скулит, рвётся бежать за Истинным. А я вдруг вспоминаю, что разлука и расстояние только усиливают связь. Жили бы мы вместе — было бы намного проще. Одёргиваю себя: это инстинкт во мне говорит. Тупой и беспомощный перед гормонами волчий инстинкт. Потому что единственное чувство, которое заслуживает негодяй, сломавший мне жизнь — это ненависть. Однако сегодня ненавидеть его у меня не получается. И это пугает. Сильно пугает. Долго на эту тему рассуждать мне не дают. Очень скоро дверь гаража распахивается, выпуская участников операции по спасению древней нечисти. Резко втягиваю воздух сквозь зубы; тело пронзает судорога. Конечно, могла бы догадаться. Октавиан — вот уж добрая душа — позволил Луке самому отнести свою трёхтысячелетнюю «принцессу». Брат, конечно же, в полном восторге, чуть ли не светится, у меня же нервно подёргивается глаз. Когда они подходят ближе, Октавиан отправляет Луку к машине, наверняка, чтобы от него избавиться. А сам останавливается напротив меня и смотрит, не мигая, в самую душу. Всё с той же собачьей тоской, от которой болезненно ноет в груди. Гоню это чувство, но сдерживаю дерзкий оскал. Ладно уж, не буду сегодня злой и противной сукой. Однако ожесточившийся взгляд всё равно выдаёт мой настрой. — Мария, не отрицаю, что очень перед тобой виноват, — говорит Октавиан, глядя мне в глаза, и в голосе его грусть сплетается с усталостью. Нетрудно догадаться, что речь сейчас идёт вовсе не глупой показухе на арене. — И всё же помни, что всегда можешь мне звонить. В любой ситуации, даже если она покажется тебе совсем глупой. Договорились? Я вздыхаю и отвожу глаза. Внутри свербит от злости на брата: понятно же, что он разболтал, как я ломалась перед звонком. Вот уж задам за это, мало не покажется. Однако слова Истинного тронули и пробудили то, что трогать точно не стоило. Усилием воли глушу лишние эмоции. Это всё предстоящая течка, только из-за неё. Вот переживу её — и снова начну ненавидеть мерзавца. — Договорились, — бессовестно лгу и даже не пытаюсь этого скрывать. Не представляю, в какой бы ещё ситуации я осмелилась вновь столкнуться со своим Истинным. Потому что пугает меня уже не он, а то, что я начинаю сдаваться. А этого допустить ни в коем случае нельзя.