Свобода с чёрными парусами

Тортуга, 0:37 Тортуга… Одно слово, а сколько сразу рождается образов, причём весьма манящих и сильно дурманящих сознание, в голове любого, кто хоть раз посетил сей чудный остров. Огромное количество трактиров с дешевой выпивкой, очень «общительные» девочки и вечный праздник, безраздельно царствующий на этих улицах. А венчает всю эту прелесть полное отсутствие каких-либо служителей правопорядка. Делай, что хочешь, пей, что хочешь, стреляй в кого хочешь… Никто тебе слова не скажет, ну разве что такие же пьяные в усмерть пираты, как ты. Конечно, есть небольшой нюанс в вероятности того, что по ошибке или же попросту за компанию, ты можешь быть легко застрелен сам. Ну так и ворон не надо считать, чай не в королевском дворце находишься! Вот и сегодня, несмотря на то, что солнце уже давно зашло за горизонт, островок буквально пестрел огнями, отовсюду доносились пьяные выкрики матросов, а крайне непристойные песенки лились рекой со всех концов острова, да так громко, что их было слышно аж на корабле, только собирающимся войти в порт. По палубе этого деревянного коня, паруса которого сейчас были выкрашены в чёрный цвет, мягкой, пружинистой, почти кошачьей походкой прохаживался парень, на вид не старше двадцати пяти. На его лице играла довольная, плотоядная улыбка, готовая в любой момент превратиться в оскал. А дело было в том, что на этот раз он прибыл на этот, вне всякого сомнения, чудный остров отнюдь не для развлечений, нет. Он вместе со своими матросами собирался провернуть грандиозную по своему масштабу авантюру. Он собирался угнать корабль. Причём не абы какой, самый лучший, самый быстроходный из всех. Корабль - легенду. Чёрную жемчужину. Не то чтобы его собственный корабль был плох или нуждался в ремонте. Ни в коем случае. Его «Светлый рёв» был в более чем хорошем, не то чтобы идеальном, но все же пригодном, состоянии. Тут дело было в другом. Просто знаменитый капитан, не менее знаменитого корабля, задолжал самому Рику ту сумму, что нельзя было измерить ни серебром, ни золотом… Так что заполучить самое дорогое, что было у Воробья, а именно его дражайший корабль, с которым, по рассказам многих пиратов, он так носится, было делом принципа, хотя остальной команде об этом было знать вовсе не обязательно. Официально, это самый обычный грабеж средь бела дня, вернее средь чёрна ночи, ничего нового или существенного. Их план был до безобразия прост. Они причаливают напротив знаменитого корабля, кидают якорь и всеми силами намекают охраняющим сей бриг на то, что приплыли просто повеселиться. Затем легкими и отточенными годами движениями вырубают местную охрану, пользуясь ночным сумраком. Четверть команды, вместе с самим капитаном, то бишь Риком, идут в городок, продавать «Светлый рёв», мотивируя это острой нехваткой денег и людей, способных этот корабль содержать, мол померли все в недавней схватке. Остальные же, не теряя времени даром, перетаскивают все ценное: провиант, награбленное золото и карты морских путей, на их «новый» корабль, на «Чёрную Жемчужину» и собственно готовят её к отплытию. Подобный трюк они уже проделывали несколько раз, правда в менее знаменитых портах, так впрочем и был приобретён сам «Светлый рёв», украли у одних британских пиратов. Поэтому, как говорится, опыт имеется. По расчетам Рика вся авантюра должна занять не больше четырёх часов, но только если все пройдёт без накладок, что к сожалению априори не возможно. Увы-увы. Главное в таком деле, следить за входом на пристань, чтобы, никто из хозяев корабля, неожиданно захотевших вернуться на борт раньше срока, не поднял тревогу, а все остальное - вопрос удачи… — Капитан, мы причалили! — громко известил его не так давно нанятый юнга. — Дурень, — с улыбкой Чеширского кота осадил его Рик, — Уильям, — негромко обратился к явно куда-то спешащему матросу юноша, — Проследи, чтобы наш милый юнга перестал шуметь, ну а если не поймёт… Ты вполне можешь отрезать ему язык, только так, чтобы он при этом не орал. — Да, капитан, — шёпотом ответил мужчина лет сорока со шрамом на пол лица, — Как прикажете. А затем, грубо схватив в миг побледневшего мальчишку за плечо, потащил его в трюмо корабля, видимо, для помощи в разгружении провианта. Естественно, за такую мелочь ему язык никто не отрежет, но припугнуть все равно стоит. Из-за того, что по легенде их на палубе всего тридцать три человека, остальные должны даже сейчас уже начинать вести себя тише воды, ниже травы, а этот вот разорался. Рик даже слегка поморщился в недовольстве. Впрочем, у него сегодня хорошее настроение, которое мало, что может испортить. Он сегодня идёт знакомиться с отцом! *** Тортуга, 3:12 Джек Воробей, знаменитый пират, пошатываясь, на заплетающихся ногах, пьяный, вышел из одного из трактиров Тортуги, подышать свежим воздухом и хоть немного протрезветь. Погода была приятной и тёплой, звезды ярко сияли на небе, а со стороны причала доносился мерный плеск волн, правда за грохотом жизни острова, этот «мерный плеск» услышать было почти невозможно. «Отплывем завтра, на закате», — принял решение капитан, сделал глоток рома и со спокойной совестью уже собирался вернуться в трактир, дабы объявить сею новость команде, как заметил направляющихся явно в его сторону четырех незнакомцев. Двое из них были ничем не примечательные матросы, в обычной пиратской одежде. Мальчишка, идущий по центру, и определенно являющийся у них главарем, был самому Джеку не знаком, а вот темнокожий громила, весь покрытый какими-то татуировками, очень даже и сейчас явно внушал опасение. Мужчина уже хотел от греха подальше дать деру, но не успел. — Вот, этот, — беззастенчиво, ткнул в его сторону пальцем «громила», — Я этого гада хорошо запомнил, капитан. Он тогда круглую сумму у господина спер. Я за ним по всем морям гонялся, так эта мразь, как под воду ушла. На этих словах говоривший смачно сплюнул на землю, причём с такой гримасой на лице, что Джек всерьёз забеспокоился о сохранности своего бренного тела. «Есть хоть кто-нибудь в этом чертовом мире, кому я не должен денег»? — Не украл, — мгновенно с милой улыбочкой поправил его пират, слегка покачиваясь от количества выпитого алкоголя, — Не украл, а одолжил. На время. — Да я тебя… Уже начал было матрос, как был остановлен вскинутой в воздух рукой мальчишки. — Значит, вы и есть знаменитый Джек Воробей? Мужчина в ответ лишь скривился, будто прожевал лимон, немного пошатнулся, сделал ещё один глубокий глоток рома и с недовольством ответил. — Но, но, но. Капитан Джек Воробей. Парень, стоящий напротив, лишь усмехнулся, засунул руки в карманы и насмешливо ответил. — Значит это все же вы. Что ж, в таком случае приятно познакомиться, папенька. Знаете, именно таким вас себе и представлял. Джек неожиданно поперхнулся, резко выпучив на парнишку глаза. — Пардон? — Ну же, папенька, — продолжил насмехаться парень, — Не уж то ли вы родное дитятко не узнаете. Ай-яй-яй. Как не хорошо. Смотрю вот на вас и понимаю, что прав был дядюшка, когда говорил, что вы редкостное животное. Впрочем, меньшего от вас я и не ждал. Джек все также стоял, слегка покачиваясь от количества выпитого алкоголя, явно пытаясь осмыслить только что услышанное, но судя по тому, как недоверчиво он перевёл взгляд на бутылку рома в руке, знаменитый пират принял мальчишку пьяный бред. Ну а что? Мало ли, что могло привидеться по пьяни? — Что ж, будем знакомы, Рик, — все также ухмыляясь известил юноша и протянул правую ладонь для рукопожатия. Впрочем, ладонь он тут же отдернул и несколько брезгливо обтер об штаны. — Уж не обессудьте, — прокомментировал он свои действия. Несколько секунд Джек продолжал стоять и пялиться на наглого парня, а затем, видимо решив избавиться от проблемы привычным способом, в свойственной только ему манере, заявил. — Это не я! — Что не вы, папенька? — с потешной серьезностью, граничащей с издевкой, спросил паренёк. — Смотрите, там! — вдруг резко выкрикнул мужчина, показывая левой рукой в направлении одного из трактиров. Юноша, назвавшийся Риком, на секунду скосил глаза в указанную сторону, чем и воспользовался знаменитый пират, в мгновение ока сорвавшийся на бег по направлению к своему кораблю, под аккомпанемент заливистого смеха мальчишки. Джек бежал быстро, петляя между хорошо знакомых улиц, осторожно передвигаясь от одной лачуги к другой, постоянно проверяя нет ли за ним хвоста. Как выяснилось позже, нет, хвоста за ним все же не было, но это не заставило пирата потерять бдительность. А то мало ли… Вдруг догонит? Наконец, полностью расслабиться, насколько это вообще возможно при такой небезопасной для здоровья профессии, как пират, и замедлить шаг, пытаясь обдумать только что произошедшее, Джек позволил себе лишь на пристани. Он шёл по деревянному настилу, буквально в двух шагах от кромки воды. Корабли-гиганты возвышались в паре сотен метров от него, их флаги, преимущественно чёрные, хотя встречались и красные, и голубые, и жёлтые, реяли и плясали на легком ветерке, недостаточном для шторма, но достаточном, чтобы привести мысли в порядок и охладиться, а подле самого причала бились о волны крошечные лодочки, зачастую ветхие и обшарпанные. Где-то невдалеке блевал какой-то бродяга. «И что это сейчас было?!» Кричала та часть его мозга, которая была ответственна за самосохранение, и была активна даже тогда, когда сам её хозяин напивался в зюзю. Впрочем, сегодня, так сильно уйти в забытье ему не позволили ни многогодовой опыт в попойках, ни жалких две бутылки рома, выпитых на досуге. Тут вдруг вспомнились слова Анжелики, когда он оставил её на острове. «Я беременна, Джек! — До такого я не напиваюсь!» — А может, все же… — обратился пират к уже пустой бутылке. — Нет, нет, нет, Джекки, — вдруг вклинился в разговор его маленькая копия-галлюцинация, сидящая на правом плече, — Вспомни, у вас ничего не было. — Да, и прошло с того момента всего три года, — сказала другая проекция его сознания, но обитающая уже на левом плече. — Не три, а четыре, — вклинился сосед с права. — А я говорю три! — Четыре! — К дьяволу! — подвёл итог уже сам Джек, приставив бутылку ко рту, и ожидая, когда блаженный напиток наполнит его горло, но увы-увы бутылка была пуста. Осознав это Воробей наконец выбросил её куда-то вправо, не глядя. Судя по характерному всплеску, она угодила точно в воду. — А может это ребёнок Жизель? — вновь подали голос с правой стороны. — Или Катрин? — вторила ему левая сторона. — Или он просто проходимец… — предположил Воробей. Мужчина шёл по пристани и его, как бы он не желал противного, раздирали сомнения. «Возможно, следует вернуться? Поговорить?» — мелькали мысли одна за другой, — «Нет, не стоит, ты поступил правильно», «А правильно ли?» — А это уже зависит лишь от того, что мы понимаем под словом правильно, — вновь вклинилась его ипостась с правого плеча, она почему-то никогда не носила шляпу, предпочитая щеголять в одной рубашке, штанах и ботфортах. — Да, да, — вторили слева, та часть его фантазии, надо отдать ей должное, была при полном параде, — Это очень важно обговорить. Правильно ли взашей гнать собственного ребёнка, который, возможно, годами искал тебя? — И правильно ли уделять столько внимания незнакомцу, возомнившему о себе невесть что, и решившему просто нажиться на родстве с тобой? — Правильно ли, что Генри Тёрнер потратил большую часть жизни, чтобы освободить своего отца из-под гнета проклятья? — И правильно ли, что Карина Смит, а может уже и Тёрнер, как знать, посвятила жизнь поиску какой-то железяки, лишь потому что на неё указывал камень с книжонки, оставленной ей отцом? — Правильно ли было сбежать, даже толком не выслушав? — И правильно ли… Очередную «гениальную» мысль от своего подсознания Джек выслушать не успел, так как излишне уйдя в себя, совершенно забыл об осторожности и был справедливо вырублен ударом в висок, откуда-то из-за угла. Дальше была только тьма. *** Тортуга, 3:47 Рик был в состоянии холодной ярости. Сейчас юноша сидел в одном из самых тихих трактиров острова и откровенно бухал. Его не волновали ни корабль, ни операция, которая должна была идти полным ходом, ни уж тем более что бы то ни было ещё. В конце концов, если что-нибудь сорвётся - его оповестят, а сейчас ему не до этого. Рик любил ром. Казалось этот напиток дарил ему странное успокоение и расслабленность. Парень редко позволял себе напиваться в хлам, он как никак - капитан. Когда-то давно, когда он ещё служил боцманом его капитан Ролан часто посмеивался, мол все по началу так ответственно подходят к своим обязанностям, а потом многое становится рутиной, упускаешь мелочи. Для Рика жизнь капитаном пиратов рутиной так и не стала, а может прошло ещё слишком мало времени, он не знал. Постоянные приключения и опасности, мародерство и разбой, пару раз они даже с откровенной ересью и паранормальностью сталкивались. И везде надо успеть. Союз сразу с тремя государствами, мол вы наши корабли не трогаете, а мы вам разрешаем заходить в наши порты, правда эти «союзы» были вилами на воде писаны, так как когда ты берёшь корабль на абордаж, после пятинедельных бесплотных скитаний по морю, тебе уже откровенно плевать, под каким флагом они ходят, главное не оставлять свидетелей. А так поди разберись, кто корабль потопил. Тут и отвертеться можно, мол моя хата с краю. Но все это лишь воспоминания, лирика. Куда больше его волновал, а может просто разочаровал сегодняшний день. Да, весь день, день, что он годами планировал, пошёл наперекосяк, причём с самого начала. Лавка «У Донга», являющаяся самой культурной на всей Тортуге, если так можно выразится, и славящаяся своей уникальной услугой под названием «перепродадим другим, все что принесёте, от спичечного коробка, до линейного корсара», оказалась закрыта. Более того, она и не собиралась в ближайшее время открываться, так как её хозяин, как выяснилось позже со слов местных жителей, по не ясным причинам ударился в религию и сбежал в какой-то храм. Естественно, пришлось искать покупателей самостоятельно. А это значит, обойти половину острова, ища капитанов, и предлагая корабль почти за бесценок. Выручить удалось всего 48567 крон и ещё несколько шиллингов. Благо, Рику не пришлось этим заниматься самостоятельно, отправил семерых матросов в разные концы острова, да и все. В деньгах он сейчас особенно сильно не нуждался, настолько, конечно, насколько такой человек, как пират вообще может не нуждаться в лишних средствах. Беседа с его дражайшим «отцом» также не сложилась. От воспоминания о последней юноше хотелось то ли смачно сплюнуть, то ли грязно выругаться. Он пока не решил. А потому просто ещё раз приложился к бутылке. Ну а что? Очень действенный метод решения проблем. От этой мысли он даже усмехнулся. Возможно, следовало не дать ему уйти. Остановить. В конце концов похитить и уже позже, на корабле, когда тот основательно протрезвеет, обстоятельно все обговорить, объясниться… «Или же просто пристрелить к чёртовой матери!» — яростная мысль одна за одной мелькали в голове, но далеко не все облекались в слова. Сколько лет Рик жил мыслью о мести, но как выяснилось отомстить все же не смог. Он сам не понял, почему даже не попытался осуществить задуманное… — К дьяволу! — выругался сквозь зубы парень, допивая до дна бутылку. — Стефан, — резко обратился он к матросу, сидящему за соседним столом, тот резко подскочил с места. — Да, капитан? — Ещё рома! Тот в ответ лишь кивнул и быстрым шагом направился к барной стойке. От него, впрочем как и от всех остальных присутствующих, кроме разве что Рика, откровенно веяло напряжением. Конечно, ведь сейчас другие криворукие матросы переносят их вещи с корабля на корабль. Как бы чего не забыли! Как бы не оплошали! «Светлый рёв» то продан. Причём за бесценок. За такую сумму разве, что чахлинькую посудину прикупить возможно. Будь у них в запасе хотя бы пару дней… но все знали, что капитан не любил рисковать, чем дольше ты на острове, тем больше людей тебя знают, тем сложнее в последствии сплавить корабль. Но Рик подобными мыслями сейчас не страдал, полностью погрузившись в древнюю, как мир проблему отцов и детей. Все же опыта в попойках у него было не так уж и много, а потому порой в глазах мелькали неприятные воспоминания. *** Кингстон, семнадцать лет назад Красивые лазурные волны ритмично и мерно ударялись о длинную прибрежную косу. Повсюду была раскидана галька и, отшлифованные водой, камни, на которых и сидел мальчик лет семи-восьми. Его темные волосы были беспорядочно взлохмачены, а почти чёрные, как уголь, глаза смотрели необычайно задумчиво. На правой стороне его лица красовался здоровенный синяк, а по всему телу были беспорядочно раскиданы маленькие, уже почти зажившие порезы. Коленки были сбиты в кровь, впрочем все это было настолько привычным для мальчишки явлением, что он попросту не обращал на подобное внимания. Куда больше его сейчас занимал вопрос: «Сбежать на торговый корабль «Отто», который причаливал в их гавани каждый третий месяц, и капитан которого хорошо относился к Рику, и при желании мог бы взять его на борт, или же подождать ещё?» Как ни посмотри, а мальчик сейчас склонялся больше ко второму варианту. Конечно, ему бы очень хотелось поскорее сбежать из дома, подальше от вечно пьющего дядюшки Орика, но в таком случае пришлось бы оставить мать, а это ему совершенно не нравилось. Сам мальчик жил в небольшой лачуге возле моря, всего пару минут ходьбы от того места, где он сейчас сидел, восстанавливая дыхание после долгой пробежки от стражей порядка. Ну не любили они его, не любили. Их отношения вообще как-то сразу не сложились, то ли потому что Рик постоянно, пусть и не специально, участвовал в каких-то незаконных вылазках, то ли он им просто не приглянулся. Не ясно. Впрочем, это и не важно. А важно то, что его мать уже пару недель, как слегла с какой-то болячкой, как она сама выразилась, денег на врача не было, а ей с каждым днём становилось все хуже. Дядя Орик, живший с ними, и приходящийся её маме родным братом, работал в ночные смены, а потому получал достаточно, чтобы прокормить сестру и своего племянника, который, разумеется, исключительно для блага семьи переодически подворовывал. Правда характер у его дяди был скверный. То ли ему так по ночам работать не нравилось, то ли ещё что… Рик, словом, так и не разобрался. Но дядя его не любил страшно. Иногда даже еды на целый день лишал, жуть. И совершенно ничего не хотел слышать про море, корабли и желание самого Рика скорее сбежать с суши. Мама же, слыша последнее, лишь посмеивалась, в шутку, называя его пиратом. Мама вот у него была хорошая, добрая. Правда, она почему-то не работала. Совсем. Только готовила и убиралась. А потому их «неблагодарные хари», как выражался дядюшка, тому приходилось кормить за свой счёт. Впрочем, дядя маму явно любил. Несмотря ни на что. А вот его нет. И этот диссонанс часто ставил ребёнка в тупик. Впрочем, это не столь важно. Ведь пусть дядя и мог позволить им жить за его счёт, ну почти за его, в конце концов Рик уже полтора года, как полностью обеспечивал себя и едой, и одеждой, на сладости правда пока не хватало, но какие его годы… Но вот на нормального врача денег не было. Даже если бы Рик в течении всего года не тратил свои средства, а откладывал в отдельную копилку, то он все равно бы имел лишь седьмую часть нужной сумы. Хотелось выругаться, благо, слов мальчик знал достаточно. Собственно, это и натолкнуло его на мысль попроситься на «Отто», где он бы смог может не сразу, но все же заработать хоть что-то. Но Рик очень боялся, что когда у него появится нужная сумма, то будет уже поздно. Даже если он уйдёт в море на три месяца и каким-то немыслимым образом заработает в других портах, подворовывая, и перепродавая с процентами, мама, наверняка, так долго не протянет. И что делать он не знал. Ведь сегодня, с утра, маме стало ещё хуже. Все равно, ребёнок очень хотел быть рядом, когда… Нет, не когда, а если! Но… Так хотелось, чтобы произошло какое-нибудь чудо. Хоть какое-нибудь. Его отец, точно, сумел бы помочь, если бы был рядом. Наверняка, он мог все что угодно, стоило ему только щелкнуть пальцами… Почему мама так мало о нем рассказывала? Почему дядя все время злится при его упоминании? Он был плохим человеком? Он сделал маме больно? И потому дядя ненавидит уже его самого? Он вообще похож на отца? Кем тот был? О чем мечтал? Любил ли маму? Наверняка любил, раз появился он… Но… Столько «но». Голова ребёнка разрывалась от тысячи вопросов и полного отсутствия ответов, от переживания за единственного дорогого человека, от вечной нервотрепки. «Как хорошо быть морем… Тихим, спокойным, величественным… С тобой все считаются… Ты свободен…А когда злишься, то можешь уничтожить любого… Хочу быть морем… ну или хотя бы волной…» — Эй, мальчишка, — послышался сзади хриплый и какой-то надрывный окрик дяди Орика. Рик резко вскочил, по голосу он понял, что-то произошло, — Подойди. Его обычно могучие плечи были согнуты, словно надломленны, под глазами виднелись синяки, и весь он выглядел каким-то побитым. Не дожидаясь его ответа, мужчина развернулся и отрывистыми шагами пошёл в сторону дома. Рик шёл следом. Мальчик уже понимал, что его сейчас ждёт, но упорно надеялся на обратное. Не мама. Не его мама. Глаза, непроизвольно, покраснели, но слезы все же не полились, он старался. Очень. А мальчик ведь всегда был хорошим лгуном и актером. Пришлось отвлечься на счёт шагов. Раз, два, три, четыре, пять… Вот он уже добрался до крыльца… Шесть, семь , восемь, девять, десять… Дошёл до двери… Одиннадцать, двенадцать, тринадцать, четырнадцать… Он возле маминой кровати… Пятнадцать, шестнадцать… Переминается с ноги на ногу… — Рик, — позвал его тихий и такой до одури родной голос. Мальчик поднял взгляд. — Мама, — негромко выдавил он. Мама. Его мама. Осунувшаяся, бледная, с исхудавшим лицом. Даже такой, она была самой красивой. Некогда золотые волосы, сейчас же почти белые и выцветшие, были беспорядочно разбросаны по кровати. Голубые, почти серые глаза смотрели с любовью и лаской. Даже сейчас. В эту секунду, — Мама… — Тише, мой мальчик, — тут она сорвалась на кашель, — Все хорошо. Все будет хорошо… — Мама… — Ты так похож на него, — вновь кашель. — Не смей говорить о нем, Анабель! — прогремел голос его дяди, Рик и забыл, что тот стоит сзади, — Не сейчас! — Он имеет право знать, — тихо, но твёрдо возразила она, — Выйди, Орик, ты здесь лишний. — Но, — попытался было возразить мужчина. — Выйди, — вновь кашель. Мужчина не посмел возражать. Лишь с болью во взгляде подчинился. В комнате воцарилась тишина. — Он тоже любил море, — мама вдруг улыбнулась, — прямо, как и ты. У тебя его глаза и волосы, и даже характер, хотя нет, — кашель, — он никогда не был таким серьезным… Рик мог бы сейчас задать глупый вопрос, который принято задавать в подобных случаях, но он и так прекрасно понял о ком идёт речь. — Он был легким и свободным… как ветер, всегда шутил, — кашель, — А ты вон хмуришься, — женщина хотела привычным жестом разгладить маленькую морщинку на лбу сына, но дрожащая рука не подчинилась, — Не хмурься, —вместо этого приказала она. — Мама… — Ради меня. — Не заставляй…, — ребёнок отчаянно душил слезы, женщина лишь не сильно покачала головой. — Он тоже меня никогда не слушал, — кашель,— Но я была счастлива, — вновь кашель, — Те пять дней, — кашель, — Были лучшими в моей жизни, — женщина прервалась, тяжело дыша, испарина выступила у неё на лбу, — А потом появился ты, — улыбка промелькнула у неё на губах, — Моё счастье… Моё самое великое счастье… — Мама… — Будь счастлив, мой мальчик… — Мама! — Знаешь, — после очередного приступа кашля, уже совсем тихо, сказала она, — Он оставил мне это на последок. Женщина разжала руку, и мальчик осторожно забрал у неё небольшой золотой крон. Дорогая монета. Целых пять шиллингов. Но… Но зачем он дал маме денег? Он же… Мама же не… Деньги дают лишь… шлюхам. Глаза в ужасе и неверии расширились. — Ты же не… — голос ребёнка прозвучал надрывно, глаза уже видели лишь на четверть, слезы грозили политься с минуты на минуту. — Нет… — тихо возразила женщина, вновь закашлявшись, но поняв ход мыслей сына, — Нет… Я никогда… Но он… Он… Женщина не договорила. Кашель был сильнее чем когда-либо прежде изо рта потекла тонкая струйка крови. Но ей и не нужно было произносить это вслух. Рик и так все понял. «Этот человек принял маму за шлюху!» — боль и отчаяние перетекли в сильный, необузданный гнев. Звонкую ярость, которая текла у него по венам вместо крови. «Она любила его! А он назвал её шлюхой!» Возможно, женщина ужаснулась бы, взгляни она сейчас в глаза своему ребёнку, но она просто не могла этого сделать. То были её последние секунды. Но она должна была сделать кое-что ещё… Должна… — Джек, — тихо, едва, едва, на грани слышимости прошептала она. Вновь кашель. Из её глаз скатилась слеза. — Джек Воробей. Это были её последние слова. Женщина не дышала. Золотая монета до боли сильно впивалась в детскую ручку. *** Тортуга, 4:46 — Капитан! — в трактир неожиданно вбежал один из его матросов. Наконец, полностью вырвавшись из крепких пут болезненных воспоминаний, даже сейчас отдающихся болью, Рик наконец признал в нем того юнгу, что он поручил Уильяму. — Капитан, там какой-то пират! — ещё громче выкрикнул он. — Поразительная наблюдательность, мальчишка, — злобно прошипел он, ну не было у него сейчас настроения, не было, — Мы находимся на острове пиратов, разумеется они здесь повсюду! — Капитан, я… не о том… там… вообщем… — юнга явно сильно замялся, тон Рика его крепко напугал. Впрочем, как и всех остальных из команды. Подобное состояние духа было их капитану явно не свойственно. — Прекрати мямлить! И скажи четко! Юнга глубоко вдохнул, видимо собираясь с мыслями, а затем почти на одном дыхании выпалил, что удивительно, даже ни разу не запнувшись. — Прямо к «Чёрной Жемчужине» подошёл какой-то пьяный пират, ну и мы с Уильямом его в темноте не признали, а потому, как вы и приказали, вырубили, уже хотели бросить в ближайшую канаву, чтобы он там проспался, как я вспомнил, кто это, — тут мальчишка набрал в грудь побольше воздуха, — Капитан Джек Воробей, бывший владелец «Жемчужины». Вообщем и мы его того… Пару секунд Рик осмысливал произошедшее. — Что, того? — очень мягко и осторожно спросил он. С одной стороны Рику хотелось услышать ответ на этот вопрос, как никак он многие годы грезил этой идеей, да и сам факт смерти великого капитана от руки мальчишки-юнги казался необычайно забавным, с другой стороны в нем проснулось странное чувство, то что не позволило ему пару часов назад пустить его горе-папаше пулю в лоб… И речь шла в данную секунду не о сентиментальности, нет. Что-то другое и очень темное родилось в душе парня. Что-то, что он пока всеми силами пытался в себе задушить. Хотя получалось и рук вон плохо. Слишком уж нравилась ему одна байка про его знаменитого родителя… — Ну, того… вырубили. Рик непроизвольно выдохнул. — И куда вы дели тело? — Ну, тут то и загвоздка… — мальчишка ещё чуть-чуть потоптался, а затем буквально прошептал, — Мы кинули его в трюм. Рик поднялся с места, в два шага преодолел расстояние от него до юнги, а затем пальцами рук подняв его за подбородок, вкрадчиво произнёс. — Прошу, мальчишка, скажи мне, что вам хватило ума бросить его в трюмо именно «Чёрной Жемчужины». В глазах Рика сейчас плясали искорки безумия. То ли так действовали алкоголь и местное освещение, то ли идея, внезапно посетившая парня, но выглядело это жутко. — Д-д-да, — совсем сжавшись, прошептал юнга. На лице капитана появилась жестокая плотоядная улыбка, явно не предвещающая ничего хорошего. Затем Рик наконец отпустил мальчишку - мгновенно отскочившего на пару метров - прикрыл глаза и поинтересовался. — Через сколько корабль будет готов к отплытию? — У-уже, капитан. — Замечательно — буквально промурлыкал он, — Господа, — Рик обернулся к пиратам, с интересом и затаенной нервозностью наблюдающим за ним, — Все на борт. Его команда радостно загоготала и с веселыми криками бросилась вон из таверны. К счастью, некоторым хватило ума оставить несколько шиллингов, впрочем далеко не всем. *** Где-то в открытом море, сутки спустя Джек заворочался на правом боку, всеми силами пытаясь устроиться поудобней, получалось надо сказать скверно. Просыпаться не хотелось. Глаза слипались, а тело будто налилось свинцом. Сначала Воробей открыл правый глаз, проморгался. Открыл левый, предварительно вновь закрыв правый, проморгался вновь. Затем попытался открыть одновременно оба. Не вышло. Но Джек не сдавался, как ни как он все же капитан! Капитан… Эта мысль пролетела в опухшей от утреннего похмелья в голове быстро, но Джек успел за неё уцепиться. «Так, — решил он, — Если я - капитан, то почему сплю на мокром, деревянном полу?» Эта мысль заставила Воробья резко сесть и продрать глаза. Затем осмотреться вокруг и крепко, смачно, со знанием дела выругаться. Он был за решёткой. Впрочем, эта новость бы его так не расстроила, как ни как он просыпался в местах и похуже, если бы не одно но… «Знакомые клетки», — мгновенно смекнул пират. Он был на «Чёрной Жемчужине», в том не было сомнений, но только не в своей тёплой каюте, а в трюме. Джек даже успел подзабыть, как здесь сыро и жестко, все же он тут не бывал ещё со времён Гектора. Разумеется, он спускался и в трюм, и в погреб, но все же ночевать не приходилось. В голове зародилась надежда, что он сюда вчера зашёл просто по пьяни, что клетка не заперта и сейчас поддастся, а раскачивает корабль, потому что Гиббс всё-таки решил выйти вчера на закате. Но тогда бы получалось, что он проспал больше двух дней… Джек встал, подошел к решетке, осторожно дернул… Заперто. Но капитан не отчаялся и начал дергать сильнее и быстрее. Нет. Все ещё заперто. Тогда остаётся последнее. — Ээээй! Кто-нибудь! Эй! — во весь голос заголосил Джек, попутно продолжая дергать железную дверцу. Спустя пару минут на его оры и крики вниз спустился, какой-то неизвестный ему матрос с явным раздражением на лице. — Достаточно! — проревел он, направляя на него шпагу, Джек мгновенно отошёл на пару шагов, — Чего орешь так? — Что происходит? — вкрадчиво поинтересовался он. — Чего? Чего? — мерзко проскрипел матрос, — Захват и угон корабля! Вот чего! Затем в трюме раздался противный и скрипучий смех. — Пардон? — Джеку стало не хорошо. Не мог же Барбоса, в конце концов, опять с того света вернуться? — Не «пардонкай» мне тут! — мгновенно ощерился пират, — Сиди тихо. Может капитан и смилостивится. — Капитан? Хочу вам напомнить, многоуважаемый, что капитан тут я, — Джек картинно направил двое указательных пальцев на себя. — Больше нет. На этом из диалогов и закончился, так как матрос развернулся на месте и ушёл, на последок пригрозив, что если Джек продолжит шуметь, то он отрежет ему язык. — Какой народ нынче нервный пошёл, — проворчал Джек и уселся в дальнем углу на солому. Ему многое следовало хорошенько обмозговать. *** Где-то в открытом море, тринадцать суток спустя — Подъем! — это было последнее, что услышал Джек перед тем, как его кто-то, вероятнее всего сам кричащий, облил холодной водой. От подобного нахальства Джек аж подскочил. Но все же ему потребовалось несколько секунд, чтобы сфокусировать взгляд на этом наглом матросе, сейчас вовсю гоготавшем, и выкрикивающем всякую брань на неизвестном пирату языке. — На выход, капитан, — издевательски пропел он, — Приплыли. Куда именно они приплыли Воробей благоразумно спрашивать не стал, хотя любопытство и сильное желание досадить своим захватчикам требовали выхода. Надо отдать Джеку должное, ведь за эти тринадцать дней путешествия он сумел довести до нервного тика семь охранников. По неведомой самому Джеку причине, им запретили поднимать не него руку, чем доблестный и благородный пират пользовался вовсю. У его пятого охранила даже, кажется, под конец второго дня задергался глаз. И видимо желая отыграться за испорченные нервы, этот матрос, их имена Джек уже давно бросил пытаться запоминать, слишком туго связал ему руки за спиной, на что Воробей не забыл возмутиться. — Эй, полегче! — Поговори мне тут ещё! Приказ о твоей неприкосновенности отменён, так что возрадуйся, — а затем последовал удар в живот, причём такой силы, что Джек согнулся пополам от боли, но буквально пару секунд спустя вновь выпрямился, благо опыт сказался. — Пошёл! — его вновь подтолкнули на выход. На этот раз Воробей препятствовать не стал. Надо сказать, что охраняли его хорошо, так хорошо, что даже он сейчас не смог бы убежать. В камере было три человека, плюс пока его вели по настолько знакомому и родному кораблю, он заметил, что примерно через каждые семь метров стоит охрана. Да даже если он и смог бы сейчас сбежать, куда было деваться потом - не ясно. Не в открытое же море бросаться? А так как на его «Жемчужине» он пока не встретил никого знакомого, то волей не волей приходилось поверить в то, что его корабль действительно угнала неизвестная команда, чьим капитан является, как он выяснил за дни плавания, некий Роули. Большей информацией мужчина так и не обзавёлся. Когда Джека наконец вывели на палубу, то солнечный свет так резко и сильно резанул его по глазам, что мужчине пришлось зажмуриться. Вокруг было полным полно различного сброда. Кто-то кричал, кто-то смеялся, кто-то улюлюкал. Дьявол, как он в эту секунду ненавидел этих людей! Столь острую ненависть он не ощущал уже много лет… — Что история повторяется, Джекки? — тихо спросил он сам себя. — Спускайся! — кто-то сильно толкнул его в спину, указывая на канат, тянущийся до самой воды. О, Джек уже давно догадался, что сейчас произойдёт. Он видел небольшой остров в примерно километре от корабля. Правда не думал, что его туда отвезут на лодке. В прошлые разы ему приходилось добираться вплавь. — Какая милость, — вновь проворчал он. — Что ты там ворчишь? — раздраженно прилетело откуда-то сзади. — Да, вот вас поминаю, — мило, будто лимон сжевал, улыбнулся Воробей. — Лезь, давай, шутник. Джек лишь скривился, но указания выполнил. Когда он оказался в лодке, то обнаружил, что в ней уже сидит тот самый громила, которого он встретил на Тортуге. Пират мерзко ухмыльнулся. — Ну, здравствуй, Воробей. — И тебе не хворать, — чисто интуитивно ответил Джек. И тут его накрыло понимание происходящего. Он вспомнил этого громилу и паренька, что пришёл с ним. Джек застонал. Теперь все более или менее начинало обретать смысл. Хотя, каким образом мальчишка сумел угнать его корабль оставалось загадкой. Впрочем, он видимо это скоро узнает, так как к ним в лодку неожиданно быстро и легко спрыгнул этот мальчишка. — Том, корабль оставляю на тебя. Если не вернусь через час, спой Британский гимн и вспомни кодекс. — Да, капитан, — усмехнулся одноглазый пират и в шутовском варианте отдал честь. «Рик, — вспомнил Джек, — Мальчишка назвался Риком, а капитана они величают Роули. Выходит его имя - Рик Роули. Надо бы вспомнить хоть какую-то женщину с фамилией Роули. Дьявол, дьявол, дьявол! Не помню я никакой Роули! Впрочем я вообще мало женщин помню… Вот не задача, их было много, а помню мало». — Поплыли, — сказал парень громиле, усаживаясь позади Джека, почти на нос. Джек, развернувшись, сел в пол оборота, так как поворачиваться спиной к пирату, особенно не питающему к тебе тёплых чувств, затея так себе. В данной ситуации это относилось, как к мальчишке, так и к громиле. — Скажите, мистер Роули, — услышав такое обращение мальчишка усмехнулся, но ничего не сказал, а лишь продолжил всматриваться в него цепким, изучающим взглядом, — Вам, случайно, не рассказывали, что отцеубийц ждут самые страшные муки ада? — Не страшнее, чем обычных убийц, мародеров и пиратов, — меланхолично ответил он, — Да, и не собираюсь я вас убивать, папенька, — затем на его лице появился несколько плотоядный оскал, — Вы сделаете это сами. — Я капитан Джек Воробей, мальчик, — в голос Джека проскользнуло довольство и легкая насмешка, — Жизнь я люблю больше, чем что либо. — Даже больше «Жемчужины»? — пропел мальчишка. На лице Джека отразилось бешенство. — В любом случае больше, чем вашу матушку. В глазах парнишки появился непередаваемый холод, и Джек понял, что своим случайным ударом попал точно в десятку. — Ты ведь даже не помнишь её… — Рик не спрашивал, он утверждал. В его глазах легко читалась боль. Джеку непроизвольно стало не комфортно. Ему всегда нравилось играть на нервах других людей, но вот причинять словами столь сильную боль он не любил. Было видно, что для парня это больная тема. — Нет… — все же счёл нужным ответить Джек. На эти слова его … сын… отреагировал лишь усмешкой, да полуприкрытыми глазами. Джек внимательно всматривался в его лицо. У парня были коротко подстриженные темно-каштановые волосы, правильные черты лица, высокие скулы, широкие брови, в разлет, и необычайно тёмные глаза. Настолько тёмные, что зрачок почти терялся на фоне радужки. Юношу легко было назвать красивым, даже смазливым, пусть в его чертах и отсутствовала какая-либо женственность. Парень чем-то весьма отдаленно, только если сильно приглядеться, напоминал его самого. Только одни глаза были того же цвета, что и у него самого. За свою жизнь Джек не так часто смотрелся в зеркало, но слишком многие его «спутницы», да пусть будет именно это слово, отмечали его невероятного цвета глаза. А потому, Джек даже удивился, с какой поразительной точностью они передались его… сыну. Дальше до острова они плыли молчала. Джек пару раз предпринимал попытки развязать руки, но получил такой красноречивый толчок от громилы, что пылу у него значительно поубавилось. Рик на это лишь ухмыльнулся. И вот, наконец, их лодка причалила к берегу. Рик, не раздумывая ни секунды, с нечитаемым выражением лица, спрыгнул в воду, она была мальчишке по колено. Джек решил не нервировать громилу, оставшегося в лодке, и последовал примеру своего сопровождающего. — Миленький островок, — прокомментировал Джек. — Узнаешь? — Вопрос не в том, узнаю ли его я, а в том, откуда знаешь о нем ты? — в голосе Джека плескалось недовольство. Разумеется он понял, что это за остров. Здесь он когда-то бухал три дня с контрабандистами, и здесь же пил с мисс Суон, пардон, миссис Тернер. Где-то в груди, завязался противный комок, мешающий дыханию. Он помнил костёр, ром, песни… Помнил смех… Помнил так и не сбывшиеся мечты, тогда казавшиеся лишь делом будущего… «Черт, — какие-то излишне ностальгические мысли начали посещать его, — Она ведь теперь - мать. Та девчонка, мечтающая о приключениях и пиратах, уже много лет, как замужняя женщина и мать. А тот мальчишка Тернер - отец. Возможно, они даже скоро станут бабушкой и дедушкой. Стареешь ты, Джекки». — Рассказал один матрос, служивший ещё при Барбосе. Джек, наконец, вынырнул из воспоминаний и перевёл абсолютно не читаемый взгляд на сына. — Сколько тебе лет? — вдруг спросил он, поддавшись не ясному порыву. — Двадцать шесть. — Двадцать шесть, — эхом, повторил Джек. Получается, что он встретил его мать почти сразу после убийства Барбосы на Исла-де-Муэрте. «Боги, как давно это было, — Джек смотрел на своего ребёнка, и в его сердце просыпалось… сожаление, — И в то же время, вроде совсем недавно. Двадцать шесть лет. Какой поистине чудовищный срок». Элизабет и Уилл были всего лишь детьми, наверняка не старше его сына сейчас. И было это двадцать шесть лет назад… Костёр, ром и песни были двадцать шесть лет назад… Рик повернулся к нему всем корпусом, хотя до этого он стоял прямо напротив, виднеющийся вдали «Жемчужины». — Её звали Анабель Роули, — голос сына был тих и полон боли, — Ты познакомился с ней двадцать семь лет назад в Кингстоне, Ямайка. Ты провёл с ней пять дней, а перед тем, как уйти отдал это. Следующим жестом Рик кинул Джеку золотую, отполированную постоянным касанием, монету, которую он поймал на лету. Золотой крон. — Она была девушкой легкого поведения? — с каким-то излишне спокойным видом спросил отец. — Нет, — ответил сын, — Ты был единственным мужчиной за всю её жизнь, — а затем негромко добавил, — Она любила тебя. Джек сглотнул. — Я сожалею, — Джеку было больно. Ностальгия, печаль, сожаление об упущенной возможности - все это безумно сильно сдавливало его грудь. — Ты даже не можешь себе представить, отец, — чёрные, как уголь глаза парня смотрели в точно такие же чёрные глаза своего отца, — Насколько сильно сожалею я. Несколько секунд они просто стояли и смотрели друг на друга, а затем Рик резко развернулся, и не прощаясь, пошёл к лодке. Джек всмотрелся в золотую монету. Он понимал, сколь много она вероятно значила для его сына. Наверняка, не меньше, чем пуля, которую он сам когда-то хранил для Гектора. Они оба вернули свои долги. — Я уже выбирался с этого острова дважды, — стараясь, чтобы голос не дрогнул крикнул ему вдогонку Джек, а затем увидел, что парень остановился, это придало легкой уверенности, — Откуда такая уверенность, что не выберусь вновь? Рик повернулся к нему, а затем с лёгкой и слегка насмешливой улыбкой на губах ответил. — Знаешь отец, будет весьма обидно, если настолько прославленный пират, как ты, закончит свои дни именно так. Ты сам сказал, что выбирался отсюда дважды, а как любит повторять мой боцман, бог любит троицу. Джек лишь усмехнулся , так что стали видны его золотые зубы. Он понял к чему клонит его сын. — Удачи тебе, отец. А затем ловкими и мягкими движениями забрался в лодку, в которой его ждал недовольный громила. «Даже пистолет не оставил». — И тебе удачи, сын. Но вероятнее всего его слова не были услышаны, так как лодка уже успела отплыть на приличное расстояние. Спустя пару десятков минут Джек Воробей вновь, и на этот раз точно в одиночку, стоял на том же самом острове, что и много лет назад, и вновь смотрел, как его корабль, «Чёрная Жемчужина», отплывает вдаль. Сколько раз он видел подобную картину. Сколько раз это вызывало в нем неописуемую ярость и злость. Даже ненависть. Но сейчас не было ничего из этого. Он впервые в жизни провожал глазами свой корабль без сожаления. Без желания мести. Лишь надеясь на лучшее. — А ты, Джекки, становишься сентиментальным, — усмехнулся Воробей, направляясь в сторону нычки с ромом, в надежде, что контрабандисты после победы над Бекетом возобновили свой бизнес. — Ага, — ответил он сам себе, — Старым и сентиментальным. *** Рик Роули стоял у штурвала «Чёрной Жемчужины», что уже много часов шла по морю полным ходом, в неизвестном никому, даже самому Рику, направлении. И сейчас юноша, как никогда понимал, почему его отец любил этот корабль. «Черная Жемчужина» была не просто палубой, килем, да мачтой. Нет. Она была свободой. Настоящей. Звонкой, так что уши закладывало. Свободой, дующей ему морским бризом в лицо. Свободой от старых обид. Свободой от обязательств, клятв и долгов. Мальчишка весело, звонко и счастливо рассмеялся. Свободой с чёрными парусами…