Кромешный

Шарф. Чёртов шарф. Почему он не мог его забрать? Как он вообще мог о нём забыть? Он же самый мягкий, самый его любимый. Акихико смотрел на него всё утро, боясь прикоснуться. Он так и продолжал лежать на полке шкафа, и Акихико ничего не мог с этим сделать. Надо было. Этот поганый шарф не давал покоя. Как бы Мисаки его повязывал на шее? А сейчас он так же его завязывает или как-то по-другому? Ах, как он мило бы кутался в его мягкость и тепло! Нет, всё. Хватит уже! Надо от него избавиться! Рука потянулась к полке, схватила ткань. Решительным шагом мужчина прошёлся к урне и… Не выбросил. Нет. Он не может. Оставить себе — равноценно ещё больше загоняться в депрессию после расставания. Тоже нет. Отдать? Звучит бредово, будто жалкий повод встретиться. Однако…

***

Звонок телефона. Оторванный от долгожданного отдыха, Мисаки взял трубку, не особо задумываясь. Незнакомый номер, мало ли кто-то с работы. — Мисаки слушает. — Мисаки, — дыхание замерло. Его хрипловатый, низкий голос. О боже. Сердце этого не выдержит. Зачем он?.. — Я нашёл твой шарф. Тот синий, в который ты кутался в самые лютые холода. Я подумал, может, он тебе ещё пригодится. Как раз холодает… Тишина. Неловкая, гнетущая, раздирающая. Стук сердца оглушает. — Да, прости, наверное, было глупо звонить тебе, я его выбро… — Нет, всё хорошо. Он, правда, мне нужен, спасибо, — выговорил Мисаки, опомнившись. — Тогда как… — Я заеду. Мне всё равно надо… Ну, в общем, заеду. Ты дома? Долго ещё будешь? — Всё время. — Хорошо. Мисаки сбросил и помчался собираться. Не потому что он очень хотел увидеть Усами или вернуть шарф, а потому что если бы просто сидел — разорвался бы на кусочки. Его мысли бежали быстрее времени, путались, цеплялись за свой же рукав, спотыкались, наступая на собственные шнурки. И вот Мисаки уже у дома Великого и Божественного Усами Акихико. Сколько воспоминаний, сколько эмоций, сколько… себя оставил в этом доме Такахаси. Парень почувствовал, что начали слезиться глаза. Вздрогнул, отряхнул с себя это глупое наваждение и позвонился. Ему тут же открыли. Он осторожно шагнул в дом, в лифт, в квартиру. Главное не смотреть по сторонам, не замечать, даже если там бардак, даже если ты твёрдо знаешь, что в холодильнике пусто, одежда наверняка не стирана, бельё не поменяно… Не думать, не думать об этом, даже по привычке — особенно по привычке! — не заботиться о нём… — Чай, кофе? — Нет, я только… — Понял, — мужчина протянул руку и вот уже подаёт шарф гостю. — Вот. Я его буквально сегодня нашёл на полке, думал, что с ним делать… — Да, — Мисаки протянул руку, оставалось только взяться за ткань, но сил почему-то не хватало, — спасибо, — прошептал. — Мисаки? — его голос, произносящий его имя. Раньше он звучал по-другому. Раньше он звучал… — Да, спасибо, — встрепенулся, забрал шарф, убрал в сумку. — Извините за беспокойство, — и пустился обратно, в коридор, к лифтам, на улицу, домой. И не думать, не думать, не думать! Ни о его голосе, ни о его лице, ни о его взгляде на тебя, ни о его квартире, ни о его воспоминаниях, ни о своих воспоминаниях… Бежал, как можно быстрее. Очутившись дома, небрежно разулся и рухнул. Слёзы начали литься из глаз, тело содрогалось, дрожало, билось в истерике. Такахаси старался изо всех сил не вспоминать своего бывшего. Ни вспоминать, ни думать, ни проявлять никаких эмоций. Он держался целый месяц, и вот, наконец, все чувства вырвались наружу. Время тянулось. Мисаки и хотел, чтобы Идзюин поскорее вернулся домой, и не хотел одновременно. Мисаки жаждал утешения, тёплого крыла, ласк и возможности отключиться от действительности. Но очень не хотел признаваться себе в этом. И вот ключ повернулся в двери. Мисаки быстро поднялся. Пожалел — закружилась голова. Успел вытереть слёзы, умыться, убежав на кухню, чуть привести себя в порядок. Теперь можно медленно выходить из кухни, делая вид, что собирался пить чай. — Мисаки? — С возвращением, — улыбка далась легко. — Ты весь день дома был? — вешая куртку. — Ну-у… — Мисаки замялся. — Понятно, за ужином поговорим, я вижу, тебе есть, что рассказать мне, — Идзюин стал серьёзней. Удалился в ванную. Такахаси вернулся на кухню, чуть подавленный. Кёу беспокоится. Из-за него. Нужно было взять себя в руки и не заставлять своим видом его беспокоиться! Ужин нужно было лишь рассортировать по тарелкам, чем Мисаки и занялся. Идзюин подловил его уже ожидающего готовности микроволновки. — Так что случилось, милый? — нежным голосом на ушко, обняв со спины. Тепло растеклось по телу и душе Мисаки. Он повёл плечами, будто устраиваясь поудобнее в объятиях любимого. — Всё хорошо, — улыбнулся Мисаки. — Неееет, солнце, так не пойдёт! — Кёу развернул парня к себе лицом. — Я вижу твою обеспокоенность. Мы же обсуждали это. Хорошо, — добавил спустя небольшую паузу, погладив плечи. — Тогда просто расскажи, чем сегодня занимался? — стараясь непринуждённо, чтобы не спугнуть эту пташку. — Я… Мне звонил, — сглотнул, — Акихико… Микроволновка издала пищащий звук. Оба вздрогнули. — Чего он хотел? — резко помрачнел Кёу. — Вернуть мне шарф… — Мисаки медленно и осторожно начал доставать тарелку, ставить на стол, подкладывать столовые приборы. — Что за бред? — фыркнул манкага. Такахаси хотелось провалиться сквозь землю. Его неимоверно пугала раздражённость возлюбленного. Особенно, когда дело касалось «Усами-сана». Будто Идзюин начнёт всё крушить и ломать, а Мисаки попадёт под горячую руку. Но Идзюин остыл. Выдохнув, он поблагодарил за еду и приступил к трапезе. — Так вы встретились? — Да. Я приехал, забрал шарф и сразу же убежал домой… — Понятно. И как ты себя чувствуешь? — Что? — Мисаки вздрогнул и залился румянцем. Сжав вилку сильнее, постарался сделать вид, что ничего необычного не произошло. — Да всё хорошо со мной, что за глупые вопросы, ха-ха-ха! — Мисаки, — ласково произнёс мужчина, коснувшись его ладони своей. — Ты же знаешь, что можешь мне всё рассказать, поделиться со мной всем самым сокровенным. Я тебя обязательно выслушаю и постараюсь понять. Я же люблю тебя. — Да, я знаю, — улыбнулся Мисаки в ответ. — Но со мной, правда, всё хорошо, спасибо, — парень поднялся и отнёс тарелки к раковине, принимаясь их мыть. — Это хорошо, — Идзюин подкрался сзади. Его ладони сразу легки на бёдра, поглаживая через мягкую ткань домашних штанов. Чуть ниже, во внутреннюю часть бёдер, заставив вздрагивать от каждого прикосновения. — Что ты делаешь, я ж-же занят! — задёргался Мисаки, попытавшись «скинуть» приставучку. — Отвлекаю свою ревность, — продолжая поглаживать ножки. — Ревность? Какая ещё ревность, о чём ты?! — Ты виделся с бывшим любовником, я не могу не ревновать, — пожал плечами, целуя шею. — Это уже в прошлом, мы расстались, я его не люблю, он мне никто! — выпалил Мисаки, резко развернувшись к Кёу лицом и отстранившись от домоганий. — Тогда почему ты плачешь? — Ч… то… — Мисаки поднял вытеренные ладони. Пальцами коснулся щёк. — И правда, — ухмыльнулся он сквозь слёзы, — плачу, — он тихо засмеялся, и этот смех снова перешёл в истерику. Идзюин заботливо обнял парня, прижав к себе, поглаживая по голове. — Поэтому я и просил выговориться, — тихо говорил он. — Я хочу знать, что тебя тревожит, а что радует, чтобы знать, что делать, чтобы ты был счастлив… Мисаки, любимый, солнышко моё… — приговаривал мужчина, гладя по голове и целуя в макушку. — Сенсей… — всхлипывая, сквозь слёзы. — Да, Мисаки? — Утешь меня… — прошептал парень, подняв взгляд на мангаку. Тот усмехнулся. — Идём, — прошуршал он, беря за руку и увлекая в спальню. Уронил на мягкую кровать, навис сверху и принялся целовать. Страстно, нетерпеливо, прикусывая, блуждая руками по всему телу, сжимая, мацая. Руки зацепились за край футболки, стягивая ей. Прервать поцелуй — только чтобы раздеть. И снова впиться страстью, переплетая языки. Ладонь на члене — какой твёрдый, ммм. Идзюин отстранился, выпрямляясь. — Разденешь меня? — лукаво. — Угу, — Мисаки тоже поднялся, встал на колени так близко, чтобы стояки прижимались друг к другу. Руки сначала на бёдрах, плавно переползают на талию. Прикусывая сквозь поцелуй — обязательная часть. Погладить торс и слегка пощипать соски. Кёу так классно вздрагивает! Кусать его шею, ощущая как дыхание учащается. Подцепил края кофты и стянул ненужную вещь. Подловил момент и укусил сосок. — Ах, ты! — шлёпнул он Мисаки, смяв жопку. — Ррры! — пробурчал Мисаки, улыбаясь. Его руки снова прильнули к горячему телу, опустившись ниже. Легонько погладить по всей длине через ткань, чтобы подразнить. И только потом уже раздеть. Кёу развернул Такахаси спиной, сдёрнул штаны с бельём и уже сочащимся смазкой вошёл. — Слишком… резко… — пропищал парень сквозь слёзы. — Прости, не смог удержаться, — сквозь глубокие вдохи. — Твоя попка, — смачно шлёпнул, — такая сочная, что это было невозможно, — начал слегка двигаться. — Нормально или дать привыкнуть? — Н-нормально, — дёрнувшись бёдрами навстречу. — Пр-р-р-рекрасно! — прорычал мужчина, взяв за локоть, поднял парня. Мисаки старался выгибаться сильнее, чтобы член заходил глубже, ещё глубже!.. Стоны срывались с губ, в голове было абсолютно пусто. Вот так, да, вот так заебись. Способность отдавать себя без остатка, все мысли, все чувства, каждую клеточку, каждый волосок — такого ещё не было. Не настолько. Мисаки старался не сравнивать секс с одним и другим мужчинами. Но всё равно чуть-чуть сравнивал. И то, что было с Кёу, нравилось больше. С ним было как-то проще. Обсуждать это, что-то делать самому. Нет боязни, что потом обязательно тебе припомнят каждый стон, разыграют каждый звук. И Идзюин настойчиво желает обсуждать, как приятно, а как меньше. В такой позе — стоя на коленях, спиной к партнёру — Мисаки бы не согласился быть. Но Идзюин просто предложил попробовать. И это, действительно, клёвая поза. Засыпая в объятиях Кёу, Мисаки поймал себя на мысли, что больше не волнуется и не переживает из-за Акихико. Да, это было. Но уже прошло. Жизнь двигается дальше. Люди встречаются и расстаются, такова жизнь. И как бы ни кричали они, что без тебя не могут, что без тебя умрут — никто не умрёт, со всем справятся, всё смогут. Это всё лишь собственничество и жажда эксплуатировать. А сенсей просто считает само существование Мисаки лучиком света в его жизни. И не требует ничего. Лишь       отдаёт.