Первый день рождения в Берлине

Йорг долго смотрит на потолок своей комнаты в поисках вдохновения. Или, вернее, решимости. Макс возится рядом: заворачивается в клетчатое покрывало, потом начинает валять себе дреды из пережжённых светлых волос, перегоняет все браслеты с заклёпками на левую руку и с интересом нюхает порезы. — А недавно вот случай был… — наконец решается Йорг. Если друг и этот сюжет высмеет, забракует, придётся снимать с Дирком и будет вообще не то. — Один парень... — Скучно, — Макс широко, по-кошачьи зевает. — Давай, удиви меня. — Ты даже не слушал. Так вот… — Я возьму ещё? — Макс хитро косится на бутылку с ликёром. — Да… От него девка ушла, понимаешь? Ну, его девушка, — Йорг обводит руками в воздухе контуры скрипки. Макс кивает с видом «опять началось» и доливает в свою фанту шартрез. — И этот парень, ну, он решил отомстить. Подстерёг в лесу и выеб её. А потом покончил с собой, — Йорг делает паузу. — И знаешь, что самое клёвое? Она ушла ведь ко мне. Макс отпивает и смотрит невинно голубыми глазами: — Значит, клёво — это когда твою бабу ебут? — Да пошёл ты! — фыркает Йорг. — Сам пошёл. — Ты. — Нет, ты! Йорг бьёт Макса локтем в кадык, и они начинают бороться. Скоро драка выходит за пределы кровати: первым на пол падает Макс, но тут же утягивает за ногу Йорга, и они мутузят друг друга, катаясь между радиолой и дверью. С полок валятся фигурки супергероев и монстров, Бэтмен впивается Йоргу в спину, а Годзилла из папье-маше гибнет под коленом у Макса. Йорг сильнее и весит в полтора раза больше, зато Макс проворнее, умеет делать «крапивки» и болевые захваты ушей. Телевизор в гостиной у родителей торопливо бормочет что-то про визит Папы Римского в Кёльн, и воцарившийся по этому поводу невиданный мир. — Задолбал уже… своими… историями... — Макс садится Йоргу на грудь и прыгает, с хрустом давя на ребра. И откуда у человека в жопе столько костей? Йорг хрипит: — Слез с меня, пидор! Макс бледнеет. — Что? Ща получишь за пидора, — и тянется к тумбочке. Йорг видит словно в замедленной съёмке (и ещё почему-то в цветах кросспроцесса) как его лучший друг, вскочив, на секунду буксует: выбирает между пластиковой бутылкой от фанты и стеклянной с ликёром. А потом хватает самое ценное — плоский бокал для шампанского, гордость маминого сервиза, и с размаху разбивает об стену. Рассекая попутно плакат «Берлинской болезни» — раритет, между прочим, с подписью вусмерть бухого и поэтому доброго Бликсы, но это уже как-то неважно. Йорг мгновенно оказывается на ногах и повторяет движение, только свой бокал он крошит об радиолу. Значит, так? Псих совсем перекинулся? В эту секунду Макс с рычанием вонзает ножку бокала себе в живот и ведёт влево вверх, в сторону сердца. При этом он зло, весело скалится и с присвистом дышит. Но не стонет. Прямо Мисима. Йорг смотрит, как на драные джинсы, на футболку с логотипом «Фольксвагенштадт-39» брызжет кровь. Неестественно яркая на белом — или она и должна быть на самом деле такая?.. А потом приставляет осколок себе к сгибу локтя и рассекает до самой ладони. С полминуты они глядят друг на друга, обтекая на грязный ковёр. Потом начинают смеяться. И ржут так громко, что вскоре раздаётся стук в дверь — значит, они заглушают-таки родительские «Темы дня». — Вот ты — удивил, блядь, — шёпотом говорит Йорг, стаскивая футболку, и наматывает её на предплечье. — Дебил. — А ты графоман, — фыркает Макс и садится на сбитое покрывало. Морщится, но стискивает зубы. — И на какую роль ты хотел меня пригласить? — На роль бабы, — ласково улыбается Йорг и перехватывает покрепче шартрез.