Первый день рождения в Берлине

— А там очень страшно? — Не знаю, — хмыкает Йорг. — Мне Дирк только про пёзды рассказывал. И что-то про негров. — Просто я блюю, если страшно, — признаётся Макс и натягивает рукава болотной кофты до самых кончиков пальцев. — Типа нервное. — Бывает. Только лучше не на ковёр. Ну что, я включаю. Макс ставит на колени кастрюлю, до краёв полную листьев, и замирает. На экране величаво проплывают золотистые титры: «Однажды в далекой галактике…» — А это точно не «Звёздные войны»? Йорг тихо ржёт и разливает виски по стопкам. Горит уютно оранжевый бра, штора задёрнута, дверь заперта, и форточка на кухне, так и быть, тоже закрыта. Они сидят на диване почти вплотную друг к другу, и Йорг чувствует сквозь одежду тепло тела Макса. Родители наверняка уже доехали. Всё хорошо. — Держи. — Спасибо, — Макс кивает и берёт стопку. На секунду хмурит брови: наверное, тара не та, — так у Йорга тут всё-таки не бар-ресторан, а он сам не богема. — Ну, прозит! — Прозит. Ваа, смотри!!! — Макс едва не давится виски. Но Йорг и так смотрит во все глаза. На экране — огромная конструкция из папье-маше извергает, как конвейер, маленькие ракушки. В следующем кадре они «подрастают» и, наконец, превращаются в сочные большие влагалища размером с ладонь. — Это точно не ты снимал? — с подозрением косится Макс. Йорг мотает головой. Он уже сожалеет, что не взял что-нибудь про сантехников. Макс быстро, как морская свинка, зажёвывает шпинат, иногда запивая из стопки. Полкастрюли исчезают за каких-то пять минут. Йорг цедит виски, и по всему телу медленно растекается тепло. Голова начинает кружиться. Нехорошо. — Закуску забыл, — криво улыбается он и по стенке проходит на кухню. Там почему-то холодно и тянет сквозняком, белая штора колышется как привидение. Когда Йорг щёлкает выключателем, что-то со скрежетом срывается с форточки и падает в уличную темноту. — Блядь, — шепчет он, потому что щеколда расшатана и створка чуть приоткрыта, будто её выдавили в комнату. Но вряд ли это маньяк. И вообще, бред полный… Йорг запирает окно — и в странном порыве приматывает ручку форточки к трубе жгутом из пакета. Это только выглядит хлипко, а на самом деле — хрен разорвешь. Вот когда он Максу так руки связал… — Йо-орг! — орёт тот из комнаты. — Здесь уже началось! Йорг роняет миску с сухариками и несётся к другу — и к экрану. Инопланетная вагина уже на Земле. Пока что маленькая и робкая, она скрывается в женском монастыре и подглядывает за воспитанницами из стока в душевой. — Херасе фантазия, — комментирует Макс, приканчивая шпинат. — Хотя у тебя ещё ёбче. Камера подныривает снизу — и после череды девичьих промежностей оказывается под юбкой у матери-настоятельницы. — Фуу! — друзья разом закрываются руками. — Перемотай, — просит Макс. — Что-то мне нехорошо. Йорг хочет съязвить, что килограмм шпината за раз никому ещё здоровья не делал, но послушно прокручивает вперед. Антураж меняется. Заматеревшая героиня, покрытая тёмными волосами и шрамами, оказалась на ранчо. Там разморённые полуденным солнцем ковбои лежат на сеновале. Вдруг один, с пшеничными усами, тянется к другому, похожему на Фредди Меркьюри. — Я даже знаю, что сейчас будет, — Йорг ищет пульт. — Не, оставь. Интересно, как она их убьёт, — у Макса странно горят глаза. Йорг пожимает плечами. Ковбои прилежно возятся в стогу. Один стаскивает с другого джинсы и берёт за волосы на загривке, заставляя нырнуть головой в сено, а сам наклоняется и тонкой струйкой роняет слюну ему между ягодиц. Да, о таком Дирк не предупреждал… Вдруг раздается мерзкий скрежещущий звук. Йорг тревожно вздрагивает. — Слышал?.. — Это на плёнке, — Макс не отрываясь смотрит в экран. — Да нет же. — Соседи. Лифт, — Макс с ожесточением допивает и тянется за добавкой. — Ну послушай. Звук идёт явно со стороны окна. Это равномерно-тоскливый механический скрип, как будто по стеклу возят ножовкой. Вот только кто бы стал это делать на восьмом этаже… Ковбои уже вступили в контакт с внеземной цивилизацией: один, с пшеничными усами, натягивает другого, а тот в свою очередь засунул правую кисть по запястье в перламутрово-алую раковину. Из неё сочится явно гель для УЗИ, и Йоргу завидно, что не он первым такое придумал. — Может, птицы? — предполагает Макс и оборачивается к Йоргу. — Синицы, ну. — Что? — тот тупо зависает. Опьянение Максу идёт — хотя бы не такой бледный, и губы чуть поживей. — Какие ночью синицы. — Хуй знает. Брат вот прикормил, потом пришлось им на домик табличку вешать: «Не шумите после девяти вечера». И смеётся. Глаза уже совсем пьяные. Йорг делает для храбрости ещё пару глотков и идёт проверять. Медленно. Не зассал, просто... просто он подкрадывается, вот. Что-то шевелится на подоконнике, и контуры видно сквозь штору. Тёмное, маленькое — не человек, и то хорошо. — Йорг! — вдруг вопит Макс. — Бля, Йорг, это… На экране ковбои вдвоем насилуют бедную инопланетянку. Новая инкарнация уже из резины, поэтому она с легкостью налезает на два обрезанных пениса разом. И вдруг лица ковбоев искажает судорога смертельного ужаса. Они дёргаются всё более конвульсивно, пытаются освободиться — но тщетно. По ногам — на сено, на деревянный пол, течёт кровь. Наконец, вагина-убийца с мерзким хрустом откусывает члены, сначала пшеничноусому, потом его занзибарскому другу, и убегает как вороватая кошка с добычей в зубах. Два обескровленных тела валятся навзничь. — Тема, — после небольшой паузы говорит Макс и тянется за бутылкой. — Ну, за упокой. Он пьёт из горла, и Йорг следом за ним. И больше уже не страшно. — Я щас, — он крадётся к окну, запинаясь, и тихонько смеётся. На подоконнике никого нет, но Йорг всё же резко отдёргивает штору, оторвав пару петель. Только ночь и огни многоэтажки напротив. — Я оставлю? — почему-то так спокойнее. Макс кивает. Да, лучше видеть опасность в лицо. Он лежит на диване, обняв пустую кастрюлю, и улыбается. Кофту он снял, оставшись в одной чёрной футболке, и видны свежие порезы — теперь и на тыльной стороне рук. Йоргу хочется говорить глупости. Ну почему Макс всё время режется?.. Или вот например, зачем он так странно ест? То целыми днями не соглашается перекусить, — Йорг смеётся: теперь он знает, что ещё перекусывают, — а то объедается как сейчас. Целый кило! Или те торты у Никки. Это же нездорово. Поэтому и тощий, будто героинщик какой. А вдруг он и вправду… — Ты чего? — Макс смотрит удивлённо и чуть обиженно. Йорг не отвечает и мягко отбирает у него кастрюлю, отставляет на пол. Макс садится прямо: — Да, точно. Рано пока. Ещё вот... эм-м, треть не освоили, — и опять отхлёбывает из бутылки. На экране новая декорация: студенческий кампус середины шестидесятых. Всюду лозунги и плакаты, «ловцы снов» и разноцветные лифчики. Мальчики и девочки, конечно же, вместе. Начинают сразу с оргии — а чем ещё заниматься студентам в середине шестидесятых? Йоргу тоже хочется что-нибудь снять, но на нём только домашние штаны и футболка. Лицо пылает, — или это в комнате слишком жарко? Поджарая мулатка становится на колени перед альбиносом, а Йорг косится на Макса. Тот увлечён происходящим: глаза блестят, губы слегка приоткрыты, и дышит он шумно и сбивчиво. На экране девушки образуют незамкнутый круг — каждая следующая темнее по тону кожи, — и усердно отлизывают друг другу. Первая, бледная норвежка, так увлечена, что не замечает: к её губам присосался инопланетный паразит. — Смотри, лицехват как в «Чужом», — говорит Йорг, но выходит едва слышно — горло пересохло. Он тянется за виски. Сделав глоток, тут же отдаёт Максу, случайно касаясь его руки. Жаль, нельзя её просто коснуться. Не стоит. Макс допивает оставшееся в три глотка. Ставит бутылку на пол и откидывается на спинку дивана, вжимаясь в неё, словно в самолёте. Всё плывёт в оранжевом мареве. Йорг вдруг ловит себя на том, что уже какое-то время ритмично двигает рукой в кармане штанов. Дебил… Вот же скотство. Он тянется к газетному столику и прикрывает пах вчерашней газетой с позитивным заголовком «Убийца до сих пор не найден». — Ты меня стесняешься, что ли? — вдруг начинает ржать Макс. — Чо-о? — Йорг поправляет газету, но выходит только хуже, потому что она явно топорщится. — Чо «чо-о»? — передразнивает Макс, расстёгивая ремень. Сплёвывает в ладонь и вздыхает: — Ну вот, помаду дома забыл. — У меня есть! — у Йорга и вправду есть, он унёс тогда, из комнатки в квартире у Никки… Макс лишь тонко улыбается и приспускает джинсы. Сначала Йорг старается не смотреть в его сторону. Только на экран, где изрядно подросшего инопланетного захватчика (а вернее, захватчицу) развлекают сразу трое белых парней и одна японская девушка. Но потом не выдерживает и украдкой бросает на Макса косой быстрый взгляд. Тот неторопливо ласкает себя — глаза прикрыты, с губ срывается хриплое дыхание. Йорг бы никогда не подумал, что можно так эстетно дрочить. Однако же можно. — Тебе помочь? — вдруг говорит Макс, и в голосе его ни тени издевки. Йорг качает головой — и сам запускает руку в штаны. Ну и что такого? Да, выглядит немного по-гейски. Но ведь он передёрнет на девушку. Вон ту, светленькую «наездницу» с длинными волосами. А, это, кажется, парень… Ну, тогда на японку. В эту секунду Макс хрипло стонет. Он запрокидывает голову и трётся затылком о спинку дивана, хватая ртом воздух. Йорг придвигается ближе. — Тебе помочь? — он и сам не знает, что говорит. Макс переводит на него затуманенный взгляд — и кивает. А потом берёт руку Йорга и кладёт на свой член. За окном снова начинается скрежет. Сначала негромкий, он вскоре делается настойчивым, почти яростным. В прихожей звонит телефон, и через пару секунд ему вторит другой, в родительской спальне, — но это неважно. Йорг просто не слышит — сейчас, когда под его руками вздрагивает Макс. Хочется шептать ему что-нибудь очень хорошее, но все слова будут ужасающей пошлостью. Поэтому Йорг просто целует его быстро в уголок губ и прижимается лбом к горячему виску. Макс всхлипывает почти жалобно и подается навстречу ладони Йорга. Глаза снова закрыты — и лучше не думать, кого он сейчас представляет. Оконная рама дрожит, будто в неё бьётся огромная птица, но это просто ёбаный полтергейст. Телефон замолк. Люди в фильме издают страстные брачные кличи, пожалуй, слишком громкие для ночного эфира. Йорг уже предчувствует завтрашний разговор с нервной многодетной соседкой. Но завтра. Всё завтра. Макс крепко впивается пальцами в обивку дивана — и в плечо Йорга, до боли. Вдруг он стонет и тянет вверх край футболки. Йоргу страшно: так умирающие «обирают» себя, двигают бессильно руками. Макс закатывает ткань до середины груди — очень предусмотрительно, потому что в следующий момент он забрызгивает себе живот и с глухим всхлипом отворачивается. Йорг сидит, поражённый. Главным образом не тем, что между ними случилось, а ранами у Макса на животе. Даже в полумраке было видно, насколько глубокие эти порезы. Их надо обработать, дезинфицировать и все дела, а пока получается наоборот… Макс лежит, обхватив себя руками, и тихонько покачивается. Йорг несмело трогает его за плечо. В голове бьётся одна мысль: он что-то сделал не так. Вдруг Макс усмехается, криво, как он умеет: — Чувствуется рука мастера, — и достает из заднего кармана джинсов бумажную салфетку. — Держи. Другой он наскоро обтирает себя, застегивает ширинку — а потом по-кошачьи ловко соскальзывает на пол и садится у ног Йорга. Тот машинально сдвигает колени. У него стоит, да, и по правде уже яйца ноют, — но то, что собирается вроде как делать Макс это ж вообще неправильно. — Давай. Тебе понравится. Йорг обреченно смотрит поверх головы друга (друга?), готовый уже согласиться. Вдруг его внимание привлекает какое-то движение сбоку, в окне. — Что за?.. Он в ужасе видит, как по оконному переплёту ползет Темпельхоф. За прошедшие недели медведь изрядно поизносился и одичал. Браслет остался только один, из дыры в животе клочьями торчит синтепон. Он вонзает когти в деревянную раму и трясёт её словно Кинг-Конг небоскрёб. — Ты тож эт видишь? — Йорг тормошит Макса, и это неправильный ход. Потому что обернувшись к окну Макс мгновенно бледнеет, сгибается пополам и начинает блевать. Прямо на ковёр. Йорг поддёргивает штаны и встаёт с дивана. — А ну иди сюда, ты, хуйло, — злобно выдыхает он, шагая навстречу врагу. Без оружия — потому что с глюками и бороться надо силой воображения. Он открывает окно, — помедлив секунду, медведь спрыгивает в комнату, но Йорг отбрасывает его к стенке мощным пинком. Пальцы чувствуют удар, это странно. Темпельхоф рычит и кидается на своего создателя, ползёт вверх по ноге, щелкая зубами. Из окровавленной пасти несёт смертью и разложением. Всё внезапно слишком реально. — Бутылку возьми… — хрипит Макс, и его опять скручивает спазм. Йорг бы и рад, только это надо ещё дотянуться. Темпельхоф едва не цапает его в промежность, но Йорг, изловчившись, хватает чудовище за хребет и снова отшвыривает. Пока что выходит не очень геройски. Макс, сделав усилие, толкает к другу пустую кастрюлю. Йорг переворачивает её — и накрывает медведя сверху. Злое рычание разносится эхом, Темпельхоф бьётся и царапает стенки. Йорг садится на кастрюлю, прижимая к полу. Интересно, этой твари нужен кислород, чтобы жить?.. Макс мучительно кашляет, и его рвёт в третий раз. К непереваренному шпинату и виски добавляются прожилки крови. Йорг тянется к журнальному столику, подвигает к себе — а потом быстро встаёт и водружает его на кастрюлю. Так, теперь-то не выберешься! Внезапно в прихожей раздаётся скрежет. Ещё один кадавр?.. Но дверь открывается, щёлкает выключатель, — это вернулся отец. Йорг бросается к Максу, вздёргивает его на ноги и ставит у стены возле шкафа, так, чтобы не было видно от входа. — Эй, ты здесь? — тяжело ступая, отец идёт к ним. — Папа? — Йорг выскакивает навстречу, преграждая путь. Отец с интересом смотрит на беспорядок в гостиной. Задерживается на луже рвоты. Потом кивает на экран, где выросшая до размеров книжного шкафа вагина-убийца пожирает испуганно кричащих студентов: — Это ж по какому каналу такое? — Ааа… это видео. Ну, знаешь, кассета, — невинно поясняет Йорг. — Ясно, — хмыкает отец и направляется на кухню. Йорг подает Максу знаки, чтобы стоял тихо, и бежит следом, на ходу подтягивая штаны. — А как... тётя? — Плохо. В больницу увезли. Мать пока с её мелкими. У Йорга в груди что-то обрывается. — Я звонил, так ты ж не берёшь, — отец сердито закуривает. Обычно на кухне он этого не делает. — Извини. Они молчат. В прихожей негромко щёлкает дверь. — А там… это собака. Соседская. Да, — зачем-то говорит Йорг. — Наверное, отравилась. — Собака любит шпинат? Интересная какая, — отец качает головой и ставит на плиту чайник. Йорг подходит к окну, чтобы не видно было, как горят щеки. Снаружи на узком подоконнике лежит тюбик алой помады.