Первый день рождения в Берлине

Сегодня отец приходит с работы особенно мрачным. Он весь красный и гневно сопит, смотрит на Йорга исподлобья и нехорошо усмехается. Будет разговор. — Добрый вечер, папа, — Йорг опирается плечом о косяк своей комнаты. В голове проносится: он узнал про медсестру? Макса? Подлёдное плаванье? Может, Арнольд разболтал кому-то про дурь?.. — Ну, добрый, — хмыкает отец и с усилием наклоняется. Йоргу больно смотреть, как он хрипит, а лысина из розовой делается пунцовой. Так и до инсульта недалеко. Он быстро опускается на корточки и помогает отцу развязать шнурки. — Уф. Пасиб, — тот немного добреет. — Так вот. Чего в ящик кинули, — порывшись по карманам, суёт Йоргу в лицо комок желтоватой бумаги. — Что это? — А ты погляди. Йорг с трудом разворачивает — помнится, даже в школе так хорошо для драк не катали. Это приглашение на Christopher Street Day. Первое мая, Ораниенштрассе. На жёлтом фоне — тёмная фигура обнажённого юноши, комплекцией похожего на Макса, а блудливым взглядом — на Дирка. Ниже смазанные строки, нечто о единстве и солидарности, но отец сбивает, тыкая его в плечо: — Ну, прочитал? Что любуешься? — Прочитал, — Йорг снова сминает листок. — Так вот, даже не вздумай туда намылиться. И друзьям своим скажи. Я понимаю, вам всё интересно… — отец проходит на кухню, роется в ящике с ножами и вилками. Йорг молча протягивает ему открывашку для пива. Которую нашел сегодня под диваном в гостиной, когда делал уборку. — О. Я-то думал, куда задевалась. Значит, что… Они теперь думают, им всё и можно? — крышка с шипением слетает, тёплое пиво капает в раковину. — Обсыплются блёстками, воткнут перья в жопу как страусы и довольны. Тьфу, п-педики! Отец загоняет бутылку в рот и причмокивая сосет как младенец. Пиво стекает на шею, струйками бежит на живот. — Да. Мерзость, — подтверждает Йорг. В своей комнате он запирает дверь, задёргивает на всякий случай шторы и только потом достаёт из кармана измочаленный жёлтый клочок. Аккуратно расправляет его, кладёт меж двух листов белой бумаги и прячет в словарь иностранных слов — потому что эту книгу в их доме вряд ли кто-то будет читать.

***

Макс самозабвенно страдает. Он кусает губы, нагоняет на глаза влажную пелену. — Йорг, мне больно! Так не должно быть. — Лежи. — Йорг! Ты мало вазелина взял. — Сколько надо. — Давай достанем уже! — Потерпи. Макс начинает ёрзать и мелко подёргивать обмазанной гипсом ногой. Йорг косится на часы — осталось ещё две минуты. Но Макс весь извёлся. — Он горячий! Ай! Жжётся! — Не придумывай, — машинально огрызается Йорг. — Тебе просто нравится меня мучить, — заявляет Макс и тут же сбивается на хриплую скороговорку: — Ёжик, пожалуйста, сними это, мне правда плохо, прошу, ну давай уже, я не могу… Йорг вздыхает и тянет за тонкую бечёвку. Та разрезает нетвёрдый гипс, и с голени Макса спадают два влажных пласта. Так и есть, недодержали. — Что, доволен? — усмехается Йорг. — А это точно нельзя использовать? — Макс тычет пальцем в серую массу. — Ну, можем их сложить, будет у тебя кривая нога. — Нет! — Макс мотает головой. — Не-не-не, лучше ещё раз. Йорг снова вздыхает и тянется к пакету с гипсом. От пяти кило осталось меньше одного. Уже сделали матрицы кистей и стоп, а вот с голенями не заладилось. — Я думаю, это из-за волос. — Что, прости? — Ну, на ступнях и ладонях волос нет. Поэтому не больно, — поясняет Макс. — Дашь мне бритву? — Точно на ладонях нет? — Йорг роется в ящике. Как назло, безопасные лезвия все закончились. Есть одно старое, но оно заржавевшее, — да и от мысли, что Макс будет возить по ногам тем, что раньше касалось лица (и не только), Йорга почему-то начинает мутить. Симпатическая магия наоборот. — Наверно, придётся подпаливать… — Стой. Вот, держи, — Йорг протягивает другу опасную бритву. — Только смотри не зарежься. — Обязательно, — хмыкает Макс. — Zwilling, божечки. Йорг, откуда такие богатства?.. — Да так. Подарили. Крем в ванной. Макс выдает серию восхищенных гримас и ускакивает из комнаты. Йорг с силой сжимает виски. Когда он пришел в очередной раз, она была особенно холодной и отстранённой. Они и так почти не разговаривали. Но в тот день она в ответ на приветствие даже не кивнула — молча заперла входную дверь и направилась в комнату, на ходу расстегивая шёлковую чёрную блузу. Йорг сердито швырнул кулёк с тюльпанами на тумбочку у телефона и пошёл следом. Как всегда, она была сверху: контролировала, направляла, задавала ритм. Йорг уже и не пытался шевельнуть рукой и лежал, как распятый, в призрачном свете торшера, пока она использовала его словно некий прибор для снятия напряжения. Он смотрел, как заливает румянцем её шею и плечи, как влажнеют глаза, а сама она начинает двигаться всё быстрей, ослабляя хватку и негромко постанывая. Вот она со вздохом запрокинула голову, закусила нижнюю губу, вся сжалась… И тогда он скинул её на пол и подмял под себя. Она яростно зашипела, но Йорг мигом заломил ей руку за спину и уткнул лицом в красный пушистый ковёр. Неправильно это было и зло, но остановиться он почему-то не мог. Она жалобно всхлипывала, с каждым толчком прогибаясь сильней. Йорг остервенело хрипел и двигался-двигался-двигался, вбивался в это чёртово тело, словно пытался наверстать за всё время своего бездействия. Наконец, она вздрогнула и попыталась было отстраниться, но Йорг перехватил её за волосы и снова притянул к себе. Она конвульсивно сжималась, тряслась как одержимая, выла, кричала и плакала, — но он отпустил её только когда сам почувствовал, что накрывает. Вот только она почему-то уже не хотела сбегать. Какое-то время он лежал сверху, обессиленный, чувствуя всем телом быстрое биение её сердца. Потом перекатился на спину. Прямо над головой был пустой крюк — только сейчас он понял, что люстры в комнате нет. Красота. Хоть сразу вешайся. Она подползла сбоку, приблизила заплаканное лицо. Йорг ждал плевка в глаза, — но внезапно она обняла его, положила голову на плечо и затихла. — Ёжик! А можно взять с клубникой?.. — кричит Макс из ванной. — Попробуй, — мрачно отзывается Йорг. …Потом они пили чай, и она смешно суетилась, подливая ему кипяток. Чуть увядшие тюльпаны были торжественно поставлены в вазу, а из шкафа извлечены засохшие мартовские конфеты. Йорг решил тогда об этом не думать, но по всему выходило: некоторых, чтобы мозги встали на место, надо как следует выебать. — Что «с клубникой»?.. — наконец, понимает Йорг и кидается в ванную. Дверь не заперта, он машинально дергает её на себя, и видит: в клубах искрящейся пены нежится Макс. Пол залит водой, и пахнет как на кондитерской фабрике. — Пю! — Макс сдувает на Йорга тугой пышный ком. — Поиграем в снежки? — Ты чего? — Я решил, ты же будешь делать отливки… со всего меня. — Ох. — Побреешь мне спинку? Йорг смеется и кидает ему в лицо целую пенную гору. Надо будет купить не только гипса, но шампуня. — Йо-орг?.. — Макс улыбается и игриво плещет ногой. — Иди сюда. — Не. Мы не влезем, ну, оба. — Ты уверен? — Да. Эээ… слушай, ты мойся пока, а я сгоняю за гипсом, — быстро говорит Йорг и вываливается за дверь. Главное, чтобы родители не вернулись пораньше. В магазине очередь: какой-то усатый мужик выбирает колено под раковину, потом престарелая истеричка не может определиться с цветом прищепок. Когда доходит до Йорга, он почти забывает, зачем он здесь. Перед глазами только одно. Оставленная на краю ванны бритва. Йорг зажмуривается. Макс лежит, уронив подбородок на грудь. Тощий, синеватый, изрезанный, он даже издалека выглядит остывшим и мёртвым. Вода щедро долита кровью — из вены на левой руке; бритва — в правой. И в этом красном, мясном — последние клочки пены, все такой же радостной и глупо искрящейся... — Молодой человек! Вы! — А? — Йорг трясет головой. — Вам гипс в упаковке пять или десять? — Ээ… лучше десять. Да. Продавец начинает рыться под прилавком, при этом что-то ворча про весну и влюбленных мечтательных дылд. — С-спасибо! — Йорг швыряет в окно кассы купюры и несётся домой. Прямо перед ним светофоры загораются красным, под ногами мешаются какие-то болонки и кошки; старухи наперебой просят перевести их через дорогу. Это мрак. Пакет с гипсом оттягивает руки. Лишь только Йорг влетает в подъезд, створки лифта с лязгом смыкаются, — внутри перед этим мелькает пестрая стайка турецких детей. Кабина идет на двенадцатый. Первые пять этажей даются легко, а потом силы вдруг сразу кончаются. Йорг стоит, уперев руки в колени, пытается отдышаться. Нет, Макс не должен, но… Нет. Это было бы глупо. А еще глупо было оставлять с опасной бритвой человека, склонного к суициду. Да ещё и такого выёбистого. Вот стоило задуматься о ней... Йорг вязко, машинально припоминает: с чего он решил, что именно суицид? Запястья все себе портят, так принято. А другое... Может, Макс из вредности живот режет. Без особых намерений. Вот не приготовит Никки нужный крем к торту, и… Ключи скачут в руках как живые, не попадают в замок. Наконец, Йорг вваливается в квартиру. Роняет гипс на пол в прихожей. Куртка Макса на вешалке, значит… Задержав дыхание, Йорг подходит к двери ванной. Там тихо — как не может быть, если внутри живой человек. Йорг стучит. Никакого ответа. — Эй, ты там? — Нет! — доносится из комнаты. Йорг с облегчением выдыхает. Макс лежит на кровати, одетый и грустный, уставившись в потолок. — Прости, было много людей, — Йорг ставит пакет на пол. — Продолжим? — Нет, мне пора. — Уже? — Ты долго ходил, — чеканит Макс. — Было много людей. Макс садится и с невыразимой горечью смотрит на него. «Если бы я захотел, я бы успел истечь кровью», — говорит он одним взглядом. «Не, не успел. А ярёмную вену ты не перережешь, позёр ссаный», — так же взглядом отвечает ему Йорг. «Какую?» — с интересом переспрашивает Макс. «Так, забей». Йорг начинает прибирать на полу: выскребает из формы засохший гипс, складывает в мусорный пакет неудачные матрицы. Макс смотрит на это, молчит, но не уходит. Впрочем, и помощи не предлагает. Йорг делает мысленную заметку: если снимать формы, допустим, с Арнольда, надо будет сразу предложить ему эпиляцию. Только бритву пусть приносит с собой. Кстати, куда он пропал… — А чем питаются годзиллы? Йорг замирает со шпателем в руке. — Ну, согласно первому фильму — чистой ядерной энергией. — А в жизни?.. — Макс! — Йоргх! — передразнивает тот и спрыгивает с кровати. — Давай уже. — Ва-аа! — ревёт Макс по-годзильи, проходя мимо. Идёт он тоже как ящер — тяжело топая и прижав скрюченные руки к груди. Йорг с преувеличенным усердием склоняется над отливкой. — Ва-ааа! — доносится из коридора. — Что?.. Это на каком языке? — Рхы-ы! — продолжает впадать в детство Макс. — Макси, ты так хорошо говоришь по-шпандавски, что даже я тебя… — Йорг встаёт и с улыбкой оборачивается — как раз в тот момент, когда подкравшийся Макс хочет обнять его со спины. Они неловко сталкиваются лбами. Йорг смеется, и Макс повисает на нём, чуть не роняя в кучу гипсовой пыли. — Годзилла атакует опять? — Ры, — Макс обнимает Йорга, трётся щекой об висок. Теперь от него пахнет клубникой. Тоже по-своему панк. Он коротко целует друга за ухом и отстраняется. «Пожалуйста, не уходи, побудь ещё немного, — думает Йорг. — Чёрт, какая-то песня для Яна получилась…» — Ну пока, пёс. — Макс, постой, — Йорг удерживает его за руку — а потом быстро, но очень звучно чмокает в лоб. — Ой, — пугается Макс. — Нешто зомби? — Не льсти себе. Зомби бы с тобой сдох от голода. — Пидор, — надувается Макс. — Оч приятно. А я Франкенштейн. — Монстр! — мигом загорается Макс новой мыслью. — Ну, и монстр, и профессор. Пхех. — Тогда Дирк это Дракула! — А Ян — Вервольф, — Макс шлепается на пол, чуть не раздавив копию собственной же руки. — Почему? — Йорг осторожно садится рядом. — Зубастый, большой и лохматый. — И тусует с вампиром. А Арнольд… Макс чешет голову и вздыхает: — Арнольд — Тварь из болот. Рыхлый и плохо пахнет. — Зло. Ну, а ты тогда кто? — Мм? — косится Макс. — Я не знаю. — Ты Мумия. Макс непонимающе хмурится. — Весь в бинтах и в тебе много червей, — поясняет Йорг. — И мы — команда! — неожиданно миролюбиво завершает Макс. — Да. Родители велели нам бороться с монстрами… — Но не сказали, что для этого нужно убить себя. Йорг смеётся и вытирает глаза тыльной стороной руки. Макс качает головой: — Пиздец, друг за другом уже договаривать начали. Как эти. Ладно. Я пошёл. Он встает, отряхивает джинсы от пыли. Йорг смотрит на него и знает, что взгляд нехороший, тяжёлый. Но уж какой есть. Макс в прихожей воюет с замком — почему-то открывать изнутри у него получается не так хорошо, как снаружи... — Бля, Ёжик, я тут что-то сломал. Йорг снова сжимает виски. Макс стоит перед ним и держит оторванную дверную ручку. — Как ты смог? — Не знаю. Прости. — Ебать ты умелец, — Йорг поднимается с пола. — Сейчас. Он кое-как открывает дверь, засунув два пальца в дыру. Папа будет не рад. — Ну, пока? — Пока! — машет Макс уже с лестницы. — И я тебя кое-что спрошу ещё. Ну, про годзилл. — Давай. — Завтра! — доносится снизу. Йорг качает головой: и зачем Макс врал, что не смотрел «Монстров Universal»? Снова интриги... Вспоминает, что так и не помыл руки после магазина, и идёт в ванную. Сложенная бритва темнеет на бортике. Пена уже вся осела, и в тусклом свете из открытой двери вода кажется бурой.