***
Когда они подплывают к Альтштадту, небо уже начинает светлеть. Горючее на исходе: мотор то громко фыркает, то замолкает. Макс пристает к набережной напротив ратуши Шпандау, и это самое дерзкое приставание, которое Йорг видел за последние сутки. — От так, — Макс обматывает канат вокруг столбика ограды и для верности плюет пару раз на подобие морского узла. — Завтра верну тому мужику. Йорг только смеётся. На золотых часах башни половина четвертого, и птицы в городском саду поют на все голоса. Они бродят по Старому городу. Узкие улочки, непривычно пустынные и тихие без туристов, белые стулья, теснящиеся под тенты кафе как цыплята под крылья наседки, цветы на окнах… Маленький милый ад во французском вкусе. Кукольный домик, городок в табакерке. Йорг вздыхает: — Как бы я хотел и вправду уехать отсюда. — А куда? — Куда угодно, — он пожимает плечами. — Хоть в Гамбург. — Давай лучше в Танжер! — Ты серьезно? — Конечно! — обижается Макс. — Виза не нужна, я уже узнавал. Йорг смотрит на разросшийся кипарис в кадке у входа в «средиземноморский» ресторанчик. Чёрт. А было бы круто. Бедуины, шпионы, гашиш, тропическая лихорадка, дети, дерущиеся с крысами за еду, и безжалостное вечное солнце… И всё настоящее. — Я… не знаю. Ты правда вот это всерьез?.. — Да господи, Ёж, да, — Макс бьет себя по бедру. — Абсолютно. — А деньги… На что мы поедем? — Я достану. Есть один вариант. — Какой? — Офигенный! — сияет Макс. — Ну, какой? Ограбишь кого-нибудь?.. — Глюпый, нет! Ни за что не догадаешься! — Возьмешь у своего антиквара? — вдруг брякает Йорг — и зажимает рот кулаком. Повисает молчание. «Прости. Я не должен был. Я правда не хотел…» Макс усмехается. Грозит ему пальцем: — А-та-та! Не, это слишком просто. Мой способ лучше… Йорг не даёт ему договорить: — Извини, я дебил! — Я знаю. Так вот… Но Йорг уже не слышит. С души словно камень свалился: Макс не обиделся! Йорг готов ноги ему целовать. Даже если и был какой-нибудь антиквар… в конце концов, и Йорг не рассказывал про ту рыжую пышечку из отдела бижутерии, с которой вместе ходили на склад… — Пхех, нас палят! — Макс указывает куда-то ему за спину. Йорг быстро оборачивается, — и вправду, за угол тут же отшатывается широкая черная фигура. — Это ещё кто? Йорг пожимает плечами. Он уже замечал эту тень в начале прогулки — думал, владелец какой-нибудь булочной решил встать пораньше. В воскресенье?.. «Помадный убийца снова орудует! Новые жертвы в Шпандау!» — Да пенсионер какой-то гуляет, наверно. Они идут, притихнув, и слышат за спиной тяжелые шаги по брусчатке. Йорг косится — за левым плечом снова маячит этот слишком уж настойчивый булочник. Огромное мешковатое тело. Неужто папенька?.. Но посмотреть — и узнать — отчего-то страшно до дрожи. Йорг резко останавливается. Шаги затихают тоже. Он продолжает идти — и снова, всё ближе и громче… — Здесь красиво, — говорит Макс, указывая взглядом вбок, на проход под аркой в плюще. И они бегут что есть сил. Старый город поделен на ровные квадраты кварталов и затеряться в нем трудно, зато можно петлять, мучить, злить, — кроме шагов за спиной теперь одышливое злое рычание. «Хрр!..» — низко, из глубины глотки; будто толстая старая собака или еще какой раскормленный зверь. — Полоса препятствий! — Макс переворачивает за собой стопу белых пластмассовых стульев. — Хрр! Хр-ррр!.. — доносится из-за баррикады. — Полоса, говоришь? — Йорг с удовольствием роняет кипарис-переросток, и они несутся дальше. — Вот упорный, — замечает Макс, когда они в третий раз минуют церковь Святого Николая, в сумерках довольно готическую, и сворачивают в увитый плющом переулок. — Квазимодо ебучий. — Хр-ррр! — доносится с площади. Это было бы даже смешно… впрочем, это и есть смешно, и Йорг улыбается на бегу: — А вдруг это Темпельхоф? Еще немного подрос… — Да явно не коза. Ща, — Макс останавливается и вертит головой. Перекресток пуст. — Ну и где?.. — Чего ты?! Пошли! Я ж пошутил! В эту секунду в конце переулка появляется темная коренастая фигура. Мужчина замирает, словно не верит успеху. А потом хрипя и прихрамывая движется к ним. И Йорг холодеет. Он узнал его, даже в полутьме: круглая, младенчески лысая голова, глазки-прорези. Толстая шея над воротом кожаной куртки, пальцы-сосиски… Лотар. Человек из его страшного сна. — Это реально маньяк, — шепчет Йорг. — Я… я уже видел его… Он таксист… — Да хоть машинист, — хмыкает Макс. — Всё, задрал. Он достает из кармана алую помаду и быстро подводит себе губы. Орёт: — Что, «Помадный убийца»? Давай! — и густо, по кругу, намазывает рот обессилевшего Йорга. Мужчина встает как вкопанный. Такого он явно не ждал. Макс надвигается, грозно размахивая тюбиком: — Ну, чего тебе надо? А? Смелее! Говори! Давай!! И маньяк — или кто он там — качнувшись, обращается в бегство. Он несется прочь, позорно, удивительно быстро для такого огромного тела — как обиженный мальчик. Минорное «Хрр... Хр-ррр..» затихает вдали. — Ссыкло! — резюмирует Макс, пряча помаду. — Правда круто мы его, Ёж? Эй, Ёж?.. Йорг!***
Николаус слышит сквозь сон, как бесчинствует Темпельхоф: с рычанием скачет по комнате, царапает дверь. Наконец, он по-собачьи вцепляется в край одеяла и тянет, оголяя Николаусу бок. Очень кстати, потому что было жарковато. Теперь в самый раз. «Они в беде! — телепатирует медвежонок. — Макс с Йоргом в опасности!» Но Николаус только зевает, причмокивает и спит дальше. Однажды успокоившись, он уже ни о чем не волнуется. И никого не ревнует. В конце концов, что может сегодня случиться с этими двумя? Смазка кончится? Один акселерат раздавит другого?..***
— Сколько в тебе килограммов? Сто? — возмущается Макс и с хрустом грызет кубик льда. — Девяносто два, — отвечает Йорг машинально. — Вот. А во мне шестьдесят два. Можешь звать меня «Почетный муравей года»!.. Они сидят в кабаке по дороге на Рулебен. Тот же столик в углу для двоих и мутные зеркала, «тётушки» и парни в черных фуражках. Только в клетке над баром вместо живого попугая теперь молчаливое чучело. Музыкальный автомат выплевывает «La Cumparsita», пьяные пары в красных лучах танцуют подобие танго, смеются и задевают столы. И никому нет дела до них — размалеванных, похмельных и грязных. Йорг маленькими глотками пьет воду со льдом. Зубы стучат об измазанный помадой стакан. Он видел его. Маньяка-таксиста. Лотар реален, а значит… — И это еще максималочка, — сетует Макс. — А Вольф сказал, я разъелся, и он не может смотреть в моё круглое смешное лицо. Как ты думаешь, он просто завидует? Или я правда жирный?.. — Ты отличный… Ты… ты самый прекрасный. — Ах. …А это значит, что Макс умрет. Если толстяк-убийца — не сон, то и Макс в судорогах на полу — тоже, Макс холодный и с трупными пятнами, с отрезанной головой… А может, и сам Йорг сейчас умирает лёжа в ванне со вспоротыми венами, и всё это бред, агония… — Ущипни меня, — но Макс не слышит; мёртвые никогда не слышат, они только говорят: — …Ника он тоже замучил. Ну не может человек похудеть, если у него кость широкая!.. Реальность плывёт, размывается, и в баре Йорг видит знакомое лицо — незнакомое, но любимое, то, которое не мог вызвать в памяти. Светлые волосы, алый рот и внимательный взгляд серых глаз, как всегда — сверху вниз. Моника — вот он и назвал её по имени. Так всё просто. Она жива, она здесь. Но это лишь чудится, иначе и Лотар — был, и отец в пивной — был, и страшный скрип пилы по хребту — будет… — Может, никуда он не исчезал, этот убийца, просто переключался на наших! — доносится писк от соседнего столика, где собралась компания пожилых «девушек» в поеденных молью боа. — О таком в новостях не расскажут! — А если это был другой?.. — Может, и другой. Ты не представляешь, милая, сколько в людях зла… — А я вот думаю, что не обязательно через окно вламываться. Лучше заходить изнутри, по вызову, например, как сантехник. А форточки открывать потом… — Дура! Сантехники все на виду. Их сразу замечают с этими ящиками и в комбинезонах ужасных! — А кого не замечают?.. И у кого могут быть ключи от квартир, думает Йорг, не сводя глаз с женщины в баре. Которая, конечно, не Моника, просто та же помада, и волосы похожие… Нет… Нет. Макс замечает его взгляд, оборачивается — и локтем задевает свой недопитый стакан. Вода бежит по грязному столу, капает Йоргу на ногу, заставляя вздрогнуть от холода. — Ай! — он машинально вскакивает, хлопая по джинсам. Женщина тоже встаёт, но её почти не видно за спинами танцующих, идёт к выходу… — Ты как вообще? — Макс заглядывает ему в лицо, и музыка возвращается. Йорг быстро кивает, падая на сидение: — Я… Да, спасибо, я. Как ты думаешь, это правда был Помадный убийца? — А бог его знает, — фыркает Макс. — Просто псих. Да пусть хоть все маньяки Берлина передерутся! Мы сегодня кутим. Йорг молчит. Макс живой, Макс живой… Макс живой и кивает на часы над баром: — Только полпятого! Интересно, кого мы ещё встретим? Доктора Смерть? Может, Дэвида Боуи?.. — Купи водки, — просит Йорг. — Если деньги остались. — А то! — Макс с гордостью извлекает из кармана пару зажатых в «Джунглях» купюр. Что-то подсказывает, мёртвые не могут пить водку.***
Горло жжет, желудок сжимается, — «Скорее закусывай!» — Макс вручает ему горсть разноцветных мишек (которыми «легче блевать»), и Йорг послушно глотает, и опять пьет. Главное, не думать что всё это сон. После третьего шота бармен («мишка», жаль, не мармеладный) наконец вспоминает про возраст. Макс вместо документа показывает издали запястье Йорга с размазанным серым Годзиллой («Эт печать из клуба Kit-Kat!» — «А где паспорт?» — «В клубе Kit-Kat!»), но больше им и не надо. Механическое танго сменяется на «Woman in Love», красный свет — на неоновый синий, и Йорг галантно протягивает Максу грязную руку. Он тоже путает право и лево. Макс, тряхнув головой, принимает приглашение. Он точно живой. И он счастливо, широко улыбается. Теперь — искренне. Вот они в центре зала, вокруг подводно колышутся пьяные пары — толстые дальнобойщики, старики в потном кружеве. Макс обхватывает Йорга руками за шею, а Йорг кладет ладони ему на пояс. Макс ежится, как от щекотки, и прижимается плотнее, угловатый, горячий. И это не сон. Ведь не сон же? — Ущипни меня, — глупо просит Йорг. Макс взглядом спрашивает: зачем. — Я не верю, что всё это взаправду. — Я тоже, — Макс быстро целует его. — А, нет. Верю. И Йорг танцует, как никогда в жизни. Собственно, он никогда в жизни и не танцевал, потому что папа говорил, только педики в лосинах трутся под музыку (кажется, он просто ненавидел балет), но это неважно, у Капитана Америки вот тоже лосины, и у Капитана Берлина… Йорг опускает ладони чуть ниже, и правой нащупывает в кармане шортов у Макса твердый прямоугольный клочок — очередная заначка? Вот в левом точно помада. И если фонарик они оставили в лодке, то что тогда в переднем?.. Макс льнет к нему, доверчиво, как никогда — и наплевать, что все смотрят, пусть смотрят, Йорг совершенно открыто тискает лучшего друга за задницу, скользит выше, гладит спину, и Макс смеется и трется об него. — Я хочу тебя, — шепчет он, пародируя, кажется, ту толстуху-испанку, пыхтящую справа. Или… Йорг целует его в шею и обнимает крепче. Как хорошо, что это не сон. Песня давно закончилась, но они продолжают стоять в центре зала, не в силах оторваться друг от друга. К ним подлетает одна из «тетушек»: — Мальчики, здесь становится жарко! Может, нужна отдельная комната? Йорг смущается до ватных коленей: — Простите, мы щас уйдём. — Ах, что вы! Но может быть, вам действительно нужна комната? — Не, спасибо! — улыбается Макс и тянет Йорга к бару. Там всё занято женской компанией, они пьют текилу и громко смеются, поднимают тосты, и Макс тоже смеется и за руку ведёт Йорга на улицу. Кто-то пожертвовал автомату очередную монетку, и в спины им раздается бодрое уханье Boney M. Дорога пуста, от реки поднимается серый туман. Но небо совсем уже светлое и золотистое. После душного бара воздух кажется ледяным, Йорг вдыхает его полной грудью. А потом целует Макса. Со смехом привалившись к стене, тот притягивает Йорга к себе, и они катятся до угла, поочередно ударяясь лопатками в шершавую кладку. Очень тяжело целоваться и ржать одновременно; впрочем, они прекрасно справляются. Йоргу хочется больше. Всего — прикасаться, чувствовать и поверить — теперь уж совсем до конца, что это не очередной сон во сне. За углом темный глухой переулок, пахнет сыростью и гнилым деревом. За горой старых ящиков их точно никто не увидит. Да если и увидит… Хаотично обнимаясь, они наперегонки пытаются запустить руки друг другу в штаны. Наконец, Йорг берет инициативу на себя. Он подхватывает Макса под бедра и усаживает на узкий подоконник заложенного окна. — Че-еерт, — стонет Макс, когда Йорг стягивает с него футболку и вжимает спиной в холодный кирпич. — Остановиться? — Ни за что, — улыбается Макс. Йорг торопливо целует его — в губы, в шею под челюстью, в ключицу, в шрам над сердцем. — Я люблю тебя, — шепчет Йорг в шрам — в сердце — и ведет вниз молнию максовых шортов, когда вдруг горло охватывает тонкой режущей болью. Или леской у основания шеи. Йорг хрипит, пытается зацепить её, но руки скользят, не поддеть даже ногтями, а раскаленно-ледяная струна впивается всё глубже. За спиной слышно сиплое собачье ворчание. — Ты! — кричит Макс, спрыгивая с подоконника. — Псих поганый! Отошел! — и с размаху бьет Лотара ящиком (Йоргу тоже чуть-чуть достается). Гнилые доски хрустят и разлетаются веером, а струна тянет вниз, вспарывая кожу на ключицах. Кровь горячими каплями бежит на футболку. Где-то на границе сознания Йорг отмечает, что точь-в-точь так ведь, струной, режут сыр. Не вдохнуть, перед глазами темнеет, и последнее что он видит — Макс где-то сбоку в прыжке. И тут раздается рёв. Он доносится со всех сторон сразу, заполняет переулок, и Йорг падает на четвереньки, зажимая уши предплечьями. Это крик по меньшей меры Годзиллы, точно не человека — полный боли, низкий и страшный. Йорг тоже стонет от боли — он снова может вдохнуть, но пережатое горло отзывается спазмом. Из кровавой борозды на шее свисает прозрачная леска, Йорг выдергивает её, как паразита. Полуголый Макс маячит рядом, заглядывает в лицо — а потом срывается с места и убегает. Йорг не верит глазам. Макс исчезает за углом, оставив его с вопящим Помадным убийцей. Кое-как, по стопе гнилых ящиков, Йорг поднимается на ноги, оборачивается… И его рвет радужными мишками прямо в кровавую лужу. Лотар с воем катается по земле и зажимает правую глазницу. Между пальцами красное месиво. Он пытается затолкать эту жижу обратно, но она уже везде, не собрать… Словно огромный ребенок в истерике, вздрагивает всем жирным телом, воет и снова хрипит. «Узнать, как людям глаза вырывают... Выкалывают… Завтра покажу…» Нет, он вовсе не хотел это знать! Йорг скулит и отползает за ящики. В этот момент с гневными криками из-за угла появляется толпа. «Медведи» и «тетушки» окружают лежащего, и что-то подсказывает — явно не с целью оказать ему первую помощь. — Так вот он! — Это ты убил Длинную Берту?! — Я его видела! Тёрся тут поблизости в день, когда её… — Точно он! Помню, и меня всё хотел «слегка придушить»! Не на ту напал! Кажется, сейчас народный гнев перейдет в линчевание. Йорг вжимается в стену. — Пошли, — говорит Макс, — как и всю эту ночь, как и всегда. Он натягивает футболку, нервно хрустит пальцами. — Надо… п-полицию вызвать, — шепчет Йорг. — Не надо, — Макс помогает ему встать. — Ты же не хочешь попасть в новости? И Йорг послушно идет за ним. Как и всю эту ночь. Как и всегда. Один из заботливых трансов привязывается — всё ли нормально? Йорг кивает, что всё просто круто вообще, просто здорово. По ощущению, кожа на ключицах содрана до кости, он не хочет смотреть. В опустевшем баре Макс смачивает водкой салфетку и наскоро обрабатывает ему шею. Кожу щиплет и жжет, будто вонзаются тысячи игл. Йорг цедит сквозь зубы: — Д-дерьмо… Ну что, очень плохо? — Да норм. Потому что ты такая каланча, — улыбается Макс и крайне беззаботно болтает: — Так он вниз тянул. Повезло. А вот будь ты пониже — откромсал бы тебе бошку начисто, — промокает вокруг раны чистой салфеткой. — И да, понятно, почему он на Яна, например, не напал. — Почему? — Не докинул. И Йорг улыбается сквозь слёзы. Макс старательно вытирает шипастый браслет — а потом вдруг снимает и кладет на стойку. В качестве равноценной замены он берет с соседнего стула красную бандану. — Оставим кого-то без фистинга, но увы, такова жизнь, — Макс прикрывает тканью бордовую линию у Йорга на шее и завязывает аккуратный узелок. — Я похож теперь на пионера? — Не очень. Но если захочешь снять, не суй это в правый карман! «Oh, those Russians…» — завершает автомат и замолкает в ожидании новой монетки. — Ну что, наверно, двинемся к твоему дому? — Нет, — твердо говорит Йорг. — Я хочу поехать к тебе. И сейчас ему абсолютно наплевать, что подумает отец.