Во время сна

      У Юнги затекла рука, с одной стороны ему было действительно некомфортно и даже немножечко больно, в чем он, разумеется, не признается, оказавшись хоть под дулом пистолета, и даже подушка, ранее показавшаяся достаточно мягкой и одновременно упругой, не сумела спасти его несчастную конечность от онемения, а всему виной был темный ком шерсти, что с заметным удобством расположился на его плече, заодно придавив мощной сильной спиной и всю руку, оставив на свободе лишь тонкую хрупкую кисть; казалось бы, случившееся не было большой проблемой, но перед Юнги развернулась целая дилемма: то ли отпихнуть от себя жутко горячего, словно сгорающего в лихорадке парня, повернуться на бок, подложить под щеку ладонь да продолжить чтение своей книги в покое, с удобством, то ли потерпеть, ведь спящий рядом с ним Хосок выглядел ужасно уставшим (они столкнулись в проходе в тот момент, когда Юнги, отчаявшись дождаться заметно припозднившегося Хоби, решил все же первым посетить ванную комнату, всего на пару секунд пересеклись взглядами, но и этого хватило Юнги, чтобы понять - стоящий напротив него юноша смертельно устал); мышцы, которых то и дело самыми кончиками пальцев касался Юнги, были словно каменные, лицо - помятым, будто он и вовсе пару дней провел без сна. С другой стороны Хосок сам себе проблема, и только он виноват в собственном отвратительном самочувствии, ведь любой, кто пробовал помочь с хореографией небезызвестной парочке Ким, после пары часов усердной тренировки выглядел примерно также, как и распластанный по кровати Хосок, и ведь он прекрасно знал, что так будет. На кой черт нужно было лезть к этим двоим именно сейчас, когда и сам двигаешься лишь за счет огромного количества выпитого кофе? Растаял, увидев, как эти двое в двух ногах путаются? Ответственность за собственных хенов почувствовал? Пожалел? Балбес. Вот и Юнги его тоже пожалел.       Тяжело вздохнув, юноша покрепче перехватил холодящий кожу стальной корпус телефона, чуть прищурившись, он попробовал вновь сосредоточиться на темном убористом тексте, ровных строчках и витиеватых предложениях, в надежде, что это хотя бы на некоторое время позволит ему отвлечься от крайне неприятного чувства онемения, которое охватило его руку. Не тронутая кисть при этом мягко скользнула по чужому теплому предплечью, чисто инстинктивно принимаясь самыми кончиками пальцев мягко поглаживать напряженные, словно свинцом налитые мышцы, ладонь его опустилась в самый низ, накрывая собой теплое запястье, а затем, игриво обведя выпирающую косточку указательным пальцем, Юнги поспешно вернул собственную руку на чужое плечо. Через мгновение юноша рядом с ним недовольно завозился, видимо, потревоженный чужими прикосновениями.       В момент непонятной возни, кряхтений и жуткого, по своей мощности, сопения, Юнги умудрился все же выдернуть свою порядком онемевшую, бедную, отдавленную руку на свободу, правда Хосок затем весьма ощутимо проехался локтем по его ребрам, что немного смазало общую радостную картинку, и заставило Юнги, если честно, на пару секунд забыть, как дышать. - Как ребенок, - прицокнул он и, не смотря на свой весьма недовольный тон и поджатые губы, уложил-таки ладонь на теплую, приятную на ощупь щеку спящего.       Порывисто отвернулся, потому что губы вдруг принялись дрожать, грозясь и вовсе расплыться в позорной, неуместной сейчас, нежной улыбочке. Одна мысль о том, что он будет пялиться на собственного спящего, пусть и уже парня, с такой вот весьма идиотской физиономией, разозлила его. - Тц.       А меж тем, под его ладонями, снова завозились, только теперь Хосок не пытался сбросить его, Юнги, ладони с себя напротив... он как-будто специально подался вперед, упираясь своим удивительно холодным носом в самый центр шуговской ладони, как бывало это делают кошки, охотливые до лишней ласки. Юноша и дернуться-то особо не успел, ни слова, ни звука не издать, как вдруг под его пальцами оказался чужой острый подбородок, а спустя мгновение ладонь обдало горячим, а затем... затем Хосок просто.... - Кха-а.       Титанические усилия ему пришлось приложить для того, чтобы справиться с собой, и все же красная краска неровными пятнами сумела украсить его шею и даже, кажется, уши.       Открытие такого рода достаточно сильно поразило Юнги, настолько, что пару минут он бездумно всматривался в ужасающе спокойное, если не сказать, умиротворенное лицо спящего, будучи не в силах даже шевельнуться, но рано или поздно любопытство все равно бы одолело его, именно поэтому, спустя мгновение, Юнги, обругав сам себя за строптивость, поспешил оказаться в вертикальном положении. Ноги он поджал под себя, а руки, потные от волнения, уложил на колени, обтянутые спальными штанами, чтобы затем как-то попытаться их об эти же штаны оттереть. - Я всего лишь хочу убедиться, - подбадривал юноша сам себя, а меж тем руки его принялись трястись.       Ладонь легла на мерно вздымающуюся крепкую грудь, чересчур неуверенно, ей-богу, Юнги будто чужое воровал, под пальцами размеренно билось живое сердце, и медленно расползалось тепло; на Хосоке была футболка, простая серая футболка с развороченным горлом и длинными объемными рукавами без какого-либо принта и другого рода украшений, самая обычная из всех, что Юнги мог лицезреть, в течении нескольких минут он колебался, чтобы затем решительно задрать чужую майку вверх. Ничего особенного, светлая кожа, обтягивающая бесчисленное количество ребер, крепкие мышцы, украшающие живот по бокам и кубики пресса, от одного вида которых Юнги привычно перенимался морщить нос и показательно отворачивался, стоило Хосоку лишь поднять край кофты, ему, Шуге, обладателю плоского подтянутого живота было до сего совершенства как до Китая пешком, туда и обратно.       Руки его словно жили своей жизнью, пальцы всего на мгновение мягко обвели выпирающее ребро по касательной, чтобы затем теплая ладонь могла накрыть собой чужой ладный бок, под пальцами было упруго и тепло, прикосновения не вызвали у Юнги отторжения, именно поэтому он, чуть придвинувшись, решительно двинулся дальше, обведя указательным пальцем издевательски торчащую бедренную косточку. Хосок под ним выдохнул, резко и рвано, живот его провалился внутрь куда заметнее, чем это было раньше, ребра теперь можно было пересчитать на пальцах, а от пугающих бугорков пресса ни осталось и следа, и Шуга невольно залюбовался этой странной, но абсолютно точно привлекательной картинкой. Хосок ему нравился именно таким, трогательно беззащитным, с припухшими веками, еще сонный, с утра забавно зевающий и даже не находящий нужным прикрыть широко распахнутый рот ладонью, с мокрыми, слипшимися после душа прядями, в огромной, заметно скрадывающей его настоящие габариты, футболке, потерявшийся в ворохе постельного белья, тихо говорящий ему что-то своим некрепким голосом, с горящим в лихорадке лбом, и пусть на деле Хосок намного выше Юнги, пусть куда более крепче слажен, в такие минуты кажется, что он, Шуга, именно тот, кто защищает, тот, кто ведет. - Придурок, - выдохнул он и зажмурился.       Это было достаточно просто, с технической точки зрения, если брать во внимание то, какой Шуга на самом деле миниатюрный и насколько ловкий, и ужасающе непросто, потому что в первое мгновение Юнги думал, что скорее ногу себе оторвет, нежели сделает нечто вроде, позиция, в которой ему через мгновение предстояло оказаться, была сама по себе унизительная, неудобная и явно не подходящая ему по статусу, но затем злость на самого себя, как бывало обычно, предала ему сил и уверенности, так что через минуту, полную ворчания, сопровождающегося неприятным скрипением металлических ножек кровати, Юнги все же смог оседлать чужие бедра, да так проворно, что обладатель этих самых бедер не то что не проснулся, даже дыхание его осталось таким же ровным и глубоким.       С интересом он глядел на то, как сходятся на переносице тонкие темные брови, стоило только огладить через грубую ткань футболки крепкие плечи, как Хосок нетерпеливо отводит голову в строну, позволяя прядками цвета вороного крыла растрепаться по белой наволочке подушки, только оттого, что Юнги с силой проводит своими ладонями по чужим, напряженным, кажется, до предела, бокам, колени приходится сдвинуть ближе, так, чтобы хосоковы бедра сжатые в импровизированных тисках, оказались плотно прижаты к друг другу.       Стон. А за ними еще один, и Юнги честно опасается, что завтра к ним обоим будет слишком много вопросов. - Не верится, что тебе это может нравиться.       А сам меж тем сильнее притирается весьма миниатюрной задницей к чужому, пока еще не вставшему достоинству. - Слезь, - слышит он вдруг откуда-то снизу хриплое и сонное, - раздавишь ведь, - а меж тем Шуга явственно ощущает, что слова эти расходятся с действиями, потому что теперь чуть повыше ягодиц ему упирается нечто, что спутать с чем-то было просто невозможно.       Лицо его хранит абсолютно бесстрастное выражение, даже в тот момент, когда Хосок оторопело тянет к нему ладонь, а он, Юнги, отмахивается от него, словно от надоевшей мухи, губы его остаются все также вытянуты в одну ровную линию, даже когда в сторону отправляется теплое, не по погоде, одеяло, и бровью не ведет в тот момент, когда Хосок, чуть согнув ногу в колене, слишком вяло пробует препятствовать упорно стаскивающим с его бедер рукам спортивные штаны вместе с нижним бельем. - Юнги... - Замолкни, - со злостью вскидывает он голову и лишь затем возвращается к своему занятию.       Взять сразу весь ожидаемо не получается, головка упирается ему, кажется, в небо, а дальше Юнги попросту давится, слюна тонкой паутинкой выступает в уголках рта, но Юнги не только не пытается ее оттереть, он кидает действительно опасный, недовольный взгляд в сторону ни живого, ни мертвого от страха и замешательства Хосока, который тянется к его лицу, чтобы утереть выступившую слюну, вместе этого рука его визави касается светлых мягких прядей, ерошит их в чересчур нежной манере, перебирает пальцами, но не пытается направлять; Шуга его ладони не касается, лишь чертыхается про себя и, чуть склонив голову на бок, ловко, с вызовом, обводит аккуратную розоватую головку языком по кругу, пальцы на его волосах ожидаемо сжимаются на макушке, сильно и резко и только затем Юнги слышит, как стонет под ним Хосок. Так лучше.       Пару минут он честно работает ртом: пробует насадиться и каждый раз отстраняется, в глазах его уже давно стоят слезы, а горло нещадно дерет, тактику приходится менять походу дела, так что в ход пускается влажный, шероховатый язык, он весьма ловко обводит выступающие синие венки, ласкает чересчур чувствительную набухшую головку и даже умудряется притереться меж двух половин, дразня самым кончиком уретру; челюсть ожидаемо сводит от напряжения, по подбородку Юнги течет тонкая ниточка слюны, а слезы по щекам. Головка мягко прокатывается по ребристому небу и только затем оказывается в плену щеки и белых зубов, пару раз Хосок действительно вздрагивает всем телом, потому что белые зубки Шуги оказываются опасно близко к его достоинству. - Подожди.       Юнги хочется ответить Хосоку нечто грубое, правда слова получаются у него не с первого раза, - язык отказывается шевелиться, а подбородок от одного движения сводит болью, именно поэтому вместо сотни: замолчи, Юнги кидает на него всего лишь взгляд и затем накрывает своими невозможно алыми припухшими губами его член. Взять уже даже не пробует, да и Хосок бы вряд ли ему это позволил, посему переключает все свое внимание на потяжелевшие приятно перекатывающиеся в мешочке яички, дыхание тяжелое и влажное обдает чужой пах, как обманный маневр выбивающий из колеи д е з о р и е н т а ц и я, Хосок приходит в себя в тот момент, когда проворный острый язычок Юнги упирается в его головку и с силой надавливает.       Не успевает и слова сказать, лишь мычит, выплескиваясь в чужой, необычно податливый рот, Юнги не глотает никогда, это непреложная истина, шитая белыми нитками, неоспоримый факт, бесспорный и твердый, как камень, в этот раз не изменяя себе он немного трясущимися руками тянется за стаканом с водой, мирно до селе стоящим на тумбочке, не пьет - с остервенением сплевывает и отставляет посудину на пол, словно и видеть ее более не желает. Хосок мог бы над этим посмеяться, потому что лицо Юнги в этот момент действительно серое и недовольное, посмеялся бы, если бы чуть меньше дорожил своей жизнью. - Иди сюда. - Нет.       Хосок четно пытается поймать его губы своими, но напирается лишь на невероятно мягкую маленькую ладошку. - Юнги. - Я еще зубы не почистил. Отвали, - огромное сердце Хосока от этой фразы сжимается от боли и нежности.       Он не любит поступать с Юнги так, действительно не любит применять по отношению к нему силу, но сейчас это кажется единственным верным, правильным решением и абсолютно не важно, как громко и долго потом будет кричать на него Шуга, по сему пальцами Хоби ловит чужое крепкое плечо, сильно, резко тянет на себя Юнги, ожидаемо валится на него. Целуются они долго и со вкусом.