Правильное воспитание

Джессике было семнадцать, когда она вернулась домой с букетом лилий и со счастливой улыбкой на лице, но без совести. Услышав, как кто-то ковыряется в двери ключом, пытаясь не наделать много шума, я подошёл к двери и встал напротив неё в ожидании, скрестив руки. Девушка прокралась внутрь и замерла, увидев меня. Зеленовато-серые глаза виновато потупились в пол, но я мог представить, какие хитровыдуманные стратегии сейчас роятся в её голове. Притвориться паинькой и чмокнуть старика, чтоб разомлел и простил? Терпеливо выслушать тирады старика и незаметно юркнуть в комнату? Устроить сцену и уйти из дома? Должно быть, ещё десятки вариантов. Кнопок на джойстике не хватило бы. — Как романтично с его стороны. Выходит, вы с этим ушлёпком теперь пара? — спросил я и указал кивком на цветы. Эти лилии… Ответа не последовало, однако презрительного фырканья — тоже. Джесс умела быть робкой, когда чувствовала, что напортачила. — Ты не отвечала на звонки. Джесс, если это повторится, мне придётся… — Прекратите угрожать мне, Хэнк, — вдруг сверкнула глазами она, оборвав меня на полуслове. Даже зная, что провинилась, она не позволяла мне ставить ей условия, которые её не устраивали. — Я не угрожаю, Джессика, а пытаюсь призвать тебя к ответственности! — уже громче разъяснил я. Девушка наконец фыркнула и сложила руки на груди, напомнив мне Гэвина настолько, насколько это вообще было возможно. Они были примерно одного роста, разве что на каблуках Джесс казалась выше своего миниатюрного отца на пару сантиметров. — Ладно, иди переодевайся и ложись спать, — смягчился я, пропуская её в дом. Она прошла мимо меня, не обронив больше ни слова, и моё сердце вздрогнуло, как только запах лилий коснулся ноздрей. Не так давно я принёс похожий букет на могилу Рида, который, как выяснилось однажды, весьма их любил. Эта блядская противоречивость характера пугала меня больше всего. Рид бы, вероятно, с удовольствием и нескрываемой гордостью распустил хвост, узнав, какую катастрофу оставил после себя. Я прямо видел его типичную брендовую «ну-как-тебе-такое» ухмылочку каждый раз, когда сталкивался с новыми проделками его дочери. Запрет на прогулку, затем — пустая комната, открытое настежь окно, а в воздухе незримо присутствует Рид, смеясь в лицо ошалелому от беспокойства мне. Телефонный звонок, «немедленно вернись» и «я отрежу яйца тому ублюдку на скутере», а Рид стоит за моей спиной и слушает все эти разговоры, неодобрительно хмыкая в ответ на мои упрёки. «Моя девочка справится со всем дерьмом, Хэнк, — словно говорил он, теребя меня за плечо. — Иди спи, старик, всё в порядке. Она просто умеет наслаждаться жизнью». Я уже и не знал, представлял ли его себе или, обезумев от горя, видел призрака. Но пряди волос, взгляд, прикосновения — всё ощущалось до тех пор, пока я не заставлял себя задуматься, взаправду ли это. В такие моменты я уже точно не видел его и не ощущал. «Умеет наслаждаться? Ха… — Я отвечал на непрозвучавшую фразу, сидя на полу посреди комнаты Джесс. — Тебе ведь уже однажды не повезло. Будешь дальше утверждать, что умение наслаждаться жизнью важнее безопасности?» Хохлится. «Если прёшь напролом и веришь, что с тобой ничего не случится, ты в большей безопасности, чем в своей конуре, опасаясь всего и плывя по течению. Тебе ли не знать, Хэнк? Не рад ли ты, что она не ощущает себя жертвой?» Протестую. «Ты умер, Гэвин. Вот куда привели твои неощущения-себя-жертвой». Разводит руками. «Ну да, налажал». Рид не отвечал, когда я говорил ему о своих чувствах. Возможно, потому, что моё сознание, с которым я вёл беседу, не имело представления о том, что там было у Гэвина на этот счёт. Рид не мог сообщить мне чего-то нового, но мог натолкнуть на мысль. — В следующий раз положу телефон перед собой и буду ждать вашего звонка, ужиная со своим парнем, — издевательски пообещал голос из комнаты. Я вынырнул из своих мыслей специально для того, чтобы настроиться на волну непринуждённости и дать ответ. — Будет просто отлично, — поддержал я. И правда, было бы неплохо. Воздух снова стал вязким, и буквально в сантиметре от меня снова кто-то стоял. Как всегда, подоспел к самому интересному. Этот засранец любил смотреть дурацкие шоу, — похоже, горбатого могила не исправила. — Было бы мило с твоей стороны пригласить его на ужин, Андерсон. Вы будете смотреться примерной американской семьёй. — Боюсь не сдержаться и насадить его вечно подбитый правый глаз на вилку после первой же пошлой шутки. Я готов был поклясться, что Рид раскатисто рассмеялся и прошёл по комнате к дальнему углу, обойдя меня, но не мог сказать, что видел это. Ощущал. — Ты сказал обо мне то же самое, когда я начал проводить время с Коннором. Уколол туда, где побольнее. После революции андроидов эти двое начали сближаться, и я пытался оградить Коннора от беды всеми способами. Пока пытался, погряз сам, а в чём — не понятно до сих пор. — И правильно сделал. Ты его испортил, — парировал я. Не мог же я сам в роли Гэвина выиграть себя в роли себя самого. Но Рид, которого сознание подсовывало мне, получился точно таким же упрямым, как и в жизни. При жизни. — Иногда мне кажется, что твой отцовский инстинкт поглощает каждого, с кем ты проводишь много времени, — высказался он и повернул голову в сторону комнаты Джесс, отреагировав на шаги. Девушка вышла и с подозрением покосилась на меня. — Опять сам с собой болтаешь? — Поехавший папаша, — еле слышно добавил Рид, не двигаясь с места. Сейчас он стоял, прислонившись к стене коридора, и наблюдал за нами. Джесс успела стянуть свою длинную накидку, похожую на платье, и сейчас стояла передо мной, нервными рывками расчёсывая свои волнистые волосы. То, что всё это время скрывалось под накидкой, мне не понравилось. — Джессика Рид, что это на тебе? Подарок от «Эдема»? И ты в этом ходишь на свидания? Та сжала губы в нитку, обронив совсем неразборчивое ругательство, но благодаря Гэвину я хорошо знал, что именно она имеет в виду. И непонятно, отлупить или заржать в голос. Пфек. Чёрные чулки — хоть и довольно простые, без ремней и пошлых рисунков — на ногах семнадцатилетней девочки не ассоциировались у меня с благополучием, так что я сполна высказал своё негодование и отправил её переодеваться, взяв обещание порвать их и выбросить. Джинсовые шорты ещё куда ни шли (хотя, безусловно, были коротковаты), но вот это дерьмо выбивало из колеи. Когда Джесс вернулась в комнату, я вновь обратился к Гэвину: — Вот и откуда мне знать, чем она занимается? Что этот ублюдок с ней делает? Что ты на это ответишь? Он задумался. — Было кое-что, за что и я бы ему прописал, но в общем и целом — ничего такого, Хэнк. Я напрягся, ощутив, как неприятно защекотало где-то внутри. Что ещё за «кое-что»? — Да ладно, Хэнк, ты в курсе, — фыркает он. — Строит из себя пастора, будто сам в семнадцать не кутил. — Между прочим, я начал позже, — возразил я, осуждающе глядя на стену, будто там и правда кто-то был. Господи. — Но она всё-таки моя дочь. Я непреклонно покачал головой, отвернувшись от многострадальной стены, и направился в сторону кухни, проходя мимо него. Сраные аморалы. — Надо будет закрыть засранца на несколько суток, пусть заплатит за удовольствие. Рид молчал. Наверное, я сам «выключил» его, — я уже не контролировал это. Мне нравилось думать, что он существует и принимает решения сам. Что он не умер насовсем. Что он умер не так, как мой сын. Не по-настоящему. Я открыл холодильник и хлебнул молока из коробки. Проживи ещё хоть сотню лет, их не перестанут производить. — Хэнк. Оборачиваюсь и не вижу его, а лишь ощущаю присутствие. Совсем легко, еле осязаемо. Из комнаты доносится весёлый смех Джессики, которая, очевидно, переписывается со своим хреновым байкером. Наверное, шлёт ей бог весть какие смешные мемы. — Спасибо за цветы.