Всё не как всегда

      Похороны на космическом корабле после нескольких лет исследовательской миссии, как ни прискорбно это звучит, уже рутина. Энтерпрайз в этом плане не стал исключением. После первых потерь, первых тяжёлых утрат экипаж постепенно научился отпускать. Да и что скрывать, люди зачерствели умом и сердцем, их характеры закалились, а боль скрылась за непрошибаемым слоем нарощенной со временем ментальной брони.       Похороны на Энтерпрайз — это всегда торжественно: музыка, форма, цветы, речь капитана. Нет слёз, заламываний рук, обсуждений достоинств и недостатков покойного. Есть момент солидарности, момент единения в молчаливой скорби, чтобы напомнить себе о скоротечности жизни, тем более, здесь, в необъятности глубокого космоса.       Церемония прощания практически всегда одна и та же: короткая, ёмкая и тихая. Иногда даже тел нет, только пустые гробы с табличкой на крышке.       Таков космос.       Сегодня похороны тоже начинаются как обычно. Пришедшие также собраны и сосредоточены. Звучит та же музыка. Рецепилированы те же цветы. Капитан готовится говорить.       Сегодня гроб не закрыт, виднеется бледное восковое лицо, не тронутое ни взрывом, ни воздействием враждебной среды. Лишь едва заметен синячок на левом виске.       Всё как всегда.       За одним исключением: в гробу энсин Чехов. Паша Чехов. Пашка! Кудрявый русский гений, улыбчивый голубоглазый парень, которому едва перевалило за двадцать. Не было, наверное, ни одного члена экипажа, который бы не симпатизировал ему или открыто не восхищался. Пашу любили все на Энтерпрайз. Хотя были у него в жизни и завистники, и недоброжелатели.       Всё как всегда.       Кроме того, что у Ухуры начинают дрожать губы. Она не может смотреть на мёртвое лицо Павла, зато видит застывшее лицо Маккоя, его мокрые от слёз щеки. Он не всхлипывает и не рыдает, просто крупные капли выступают в уголках глаз, скатываются, срываются вниз, оставляя дорожки на коже, капают и впитываются в ткань форменки. Доктор Маккой никогда не плачет, и это ломает оборону Нийоты. Она утыкается в грудь стоящего рядом Скотти и рыдает в голос.       Капитан не может выдавить ни слова, бирюзовые глаза наполняются влагой, и он прячет их, опустив голову. Лишь сжимает и разжимает кулаки, на его челюсти играют желваки. Рядом нет Спока. Он не пришёл, спрятался в лаборатории, впервые так явно избегая своих прямых обязанностей.       И церемония всё никак не может начаться.       Вслед за Ухурой не выдерживают ещё несколько девушек из пришедших в похоронный зал людей. Рыдания слышатся отовсюду. Мужчины более стойки в проявлении горя, но и их пробирает до кишок.       Глотает слезы Сулу, сминая в руках принесённый из оранжереи букет. Скотти гладит Нийоту по вздрагивающим плечам и шепчет молитву. — «Энсин Чехов Павел Анреевич, сэр». — «Ё-моё!» — «Семнадцать». — «Виски придумали в Санкт-Петербурге».       Всё не как всегда.