Дави его, если сможешь

Кенни стоит у зеркала совершенно понурившийся и разглядывает себя со взглядом, в котором ясно читается отчаяние. Наклоняется к стеклу, осторожно проводя тонкими пальцами по лицу, и тяжело-тяжело вздыхает, желая, чтобы все это оказалось длинным и противным сном. На бледном, ещё полудетском лице алеют блестящие выпуклые нарывы. Брови, нежная середина щёк, подбородок, виски - строго в одних и тех же местах, уже много лет подряд. Хорошо, что лицо у Кенни худое, а то бы его щёки стали похожи на поднявшееся сдобное тесто. Белое, рыхлое, с огромным количеством мельчайших ямочек, которые только сам парень видит. Он прекрасно знает, что прыщи нельзя давить, что могут остаться шрамы или зараза попадёт в кровь, но когда на щеке или лбу вскакивает полный гноя бугор, руки так и тянутся к нему. И когда ямка заполняется кровью, Кенни всегда чувствует огромное облегчение. Но ведь и болячкам он тоже не даёт покоя - сдирает корочки, размазывая по лицу кровь, до тех пор, пока на месте прыща не останется синего пятна с ямкой, которую даже тональным кремом не всегда удаётся залепить. Конечно, можно было бы оставить прыщ в покое и дать ему рассосаться, но эта гадость не проходит просто так. Вот болячки заживают гораздо быстрее, пусть даже и с ужасными последствиями для его от природы милого лица. Прыщи красные, и, кажется, ревут как сирена скорой помощи. Сколько ни дави их, а они появляются и появляются, как будто всё напрасно. Кенни перепробовал всё, однажды чуть не сжёг лицо перекисью, но всё было напрасно. Он видел множество парней, лица которых, в уродливых фиолетовых пятнах и ямах, напоминали лунный пейзаж. И обладатели таких лиц нисколько не смущались своей внешности и даже имели поклонниц. Вот так относятся к своей коже нормальные парни, а не педики. Вот только дырявая кожа смотрелась очень безобразно, и Кенни не понимал, как можно довести себя до такого состояния и потом ничего не делать. Он ругал окружающих, не замечая, как понемногу становится обладателем такой же жуткой кожи. Кенни мог бы сказать, что любой человек имеет право ухаживать за собой, чтобы не вызывать брезгливости у окружающих, но он уже принадлежал к голубому братству. У него давно уже был любимый человек, который любил скорее не самого Кенни, а его прыщи, и не старался скрывать это, самым первым предупреждая возлюбленного о новом нарыве. С его стороны, это было несколько невежливо, но Эрик никогда не отличался деликатностью. Кенни же, в отместку, постоянно напоминал Эрику о его полноте, чем доводил от природы вспыльчивого Картмана до белого каления. Эрик ненавидит, когда обращают внимание на его внешность, которая могла бы быть очень приятной, если бы не с детства накопленный жир. Он не мог сказать, что ему неуютно в таком теле, но начинал беситься, когда окружающие советовали ему похудеть хотя бы для того, чтобы поправить здоровье. Но Эрик был слишком самолюбив, чтобы слушать чьи-то претензии. Куда большее удовольствие ему доставлял робкий, полный обожания взгляд огромных светлых глаз Кенни, стоило Картману надеть что-то обтягивающее. Кенни любит его полноту, Эрик любит его прыщи. Настоящая взаимность, которой могут позавидовать многие влюбленные пары. Но, любя особенности друг друга, они отрицали то, что в этих особенностях можно найти что-то приятное для взгляда. Однако рядом с Эриком Кенни не мог скрыть непроходящую эрекцию, а Эрик постоянно разглядывал его кожу, испытывая невероятное желание выдавить хоть один прыщик своими руками. Но Кенни не разрешает Картману прикасаться к себе, как и Эрик запрещает тискать и мять себя. И без этого их чувство грозилось стать неразделенным. Кенни нерешительно подносит руку к нарыву в основании брови. Всё его маленькое лицо в ореоле золотистых волос сжимается, морщится от предвкушения боли. Да, будет больно. Но исчезнет этот проклятый нарыв, который и трогать-то невыносимо. Он робко оглаживает натянувшуюся кожу, но резкий звук выламываемой двери заставляет Кенни дёрнуться и всадить ноготь в тонкую кожицу. Если Картману что-то нужно, он ломится без спроса, снося всё на своём пути. И ему совсем не важно, что Кенни сейчас нужно уединение. Они оба подолгу трутся в ванной, как герои страшилок, и если Эрик долго не выходит, значит - он либо застрял в ванной, либо щупает себя со все возрастающей ненавистью. - Да открываю я, открываю, - страдальчески стонет Кенни, отодвигая задвижку, и осторожно проводит по лбу, боясь нащупать кровь. Картман врывается в ванную, больно ударившись бедром о косяк, и его пышные формы возмущённо колыхаются. Круглые щёки вспыхивают, становясь почти одного цвета с кроваво-красной толстовкой. Увидев растерянную мордашку Кенни, он пыхтит, забыв, что хотел сказать. И Кенни не может не воспользоваться возможностью полюбоваться им лишний раз. По сравнению с круглым лицом, обрамленным несколькими подбородками, черты Эрика довольно тонкие и аккуратные: гневно сдвинутые брови, изящный лоб в рамке тёмных волос, карие настороженные глаза - он совсем другого типа, чем Кенни, но если бы их обоих избавить от недостатков, они стали бы чрезвычайно симпатичными. - Опять не можешь оставить свою морду в покое? - язвительно спрашивает Картман, и его сочные губы кривятся. Кенни хочет ответить достойно, но как всегда в присутствии Эрика, невразумительно мычит. Однако Картман понимает его и кивает, явно задумывая какую-то шкоду. - А ты никогда не задумывался над тем, чтобы сделать это вместе? - спрашивает он, хитро прищурившись. Карие глаза, с густыми тёмными ресницами, превращаются в узкие щелочки, и Кенни не может сдержать робкой улыбки. Идея давить прыщи вместе кажется ему сумасшедшей, но Кенни бубнит, улыбаясь так ласково, как умеет только он: - И как ты предлагаешь это сделать? Эрик подходит ближе, показным жестом запихав руку в карман широких домашних штанов. Другая рука - пухлая, со складочкой на запястье - останавливается на щеке Кенни, и хотя тот терпеть не может, когда касаются его лица, взволнованно задерживает дыхание. - Дай, - мягко, что для него необычно, требует Картман, оглаживая чирей на щеке, откуда уже лезет белый гной. Кенни морщится - доверять свою кожу человеку, даже такому близкому, слишком рискованно. - Молчание знак согласия, - Картман привстает на цыпочки, заглядывая в несколько испуганные глаза Кенни. - Ты не отказывался. Он сдавливает нарыв толстыми пальцами, стараясь действовать осторожно, хотя никогда не задумывается о чужом удобстве. Алые губы сосредоточенно приоткрыты, а между тонких бровей залегла складка. Но как он ни пытается быть нежным, Кенни всё равно тонко вскрикивает, а миниатюрное личико сворачивается в подобие грецкого ореха. Эрик давит на упругий, почти твёрдый прыщ, одновременно закусывая губу в порыве внезапного возбуждения. Царапает ярко-розовый нарыв, заставляя Кенни вцепиться в борт ванной - кожа на лице столь нежная, что такие прикосновения доставляют невыносимую боль. Но странно - вместе с ней появляется наслаждение, которого Кенни не испытывал, если давил прыщи сам. Он прерывисто вздыхает, укладывая хрупкие руки на широкие плечи Картмана, чуть не сталкиваясь с ним носом. Эрик протестующе хмурится, и Кенни не может не отметить, насколько ему идёт гневно-сосредоточенный вид. - Не дергайся, - только и может сказать он, отнимая руку от нарыва, - а то я тебе всё лицо расхерачу. Кенни послушно встаёт в позицию "смирно", почти ко всему готовый. Но когда Эрик снова делает попытку коснуться его лица, Маккормик сжимается и морщится. - Чшш, - он чувствует дыхание Картмана совсем близко и пытается не дышать носом, потому что утром Эрик ел сосиски. Кенни слышит едва заметный звук чего-то лопнувшего, и боль от пальцев Картмана сменяется на приятную влагу, стекающую по щеке. Вместо гнойного нарыва - ямка с набухшей каплей крови. Ничего больше не болит, а кожа в месте нарыва стала почти ровной, без этого ужасного бугра. - Вот видишь, и ничего не больно, - Картман не может удержаться, чтобы не разглядывать то, что ему удалось вытащить из лица Кенни - кусочек желтого жира с хвостиком на конце, что придаёт ему сходство со сперматозоидом. Вся эти красота не больше миллиметра, но когда она была внутри кожи Кенни, то казалась огромной. - Продолжим? - Прищурившись, Эрик окидывает оценивающим взглядом поле действий. - Только не в такой позе, - бубнит Кенни, заливаясь краской, и прыщи его теряются. - Слишком неудобно. Картман довольно улыбается, хватая с вешалки маленькое полотенце, и выходит из ванной, кивая Кенни. И, глядя в широкую спину Картмана, Маккормик понимает - в любом деле хорошо вместе.